«Я хотела прикончить мужа своей сестры и запугала тетушку так, что та выслала мне полмиллиона рублей», – интересно, как бы милый солнечный Макс отреагировал на подобную фразу? Ева глянула на свои руки.

– Не считая снов, всё абсолютно обычное.

– Тогда рассказывай сюжеты своих снов.

Макс откинулся на спинке стула, ослабил ремень, достал из кармана телефон и положил его экраном в стол. Он был готов к долгим посиделкам. А Ева почему-то заговорила, хотя клялась себе молчать о таком. Она даже Сергею ни разу не обмолвилась – а уж он спрашивал постоянно, что терзает её ночами.

То ли Сергей плохо убеждал, то ли Макс был особенным.

17.

Ева рисовала закорючки на тетрадном листочке. Бездумно, без какого-либо смысла. Это помогало отвлечься. Она была никудышным детективом хотя бы потому, что никак не могла понять, кто стоит за убийством «невесты» и той ведьмы. А ведь она видела всё! Слышала каждую его мысль! И не запомнила ни примет, ни отличий.

Макс пообещал связаться с каким-то знакомым, который поможет добыть архивные сведения об Ивановой Марье Павловне. Он ушел ранним утром и до сих пор не вернулся. Солнце взгромоздилось на небосводе, Ева курила одну сигарету за другой и выписывала изогнутые линии.

Нет, так сидеть невозможно!

Ирина вовсю кашеварила. Еве всегда было любопытно: для кого она наваривает по кастрюле с первым, вторым и компотом? Живет одна, ест мало. Несчастная женщина. И домик её ухоженный, и на праздниках стол ломится от блюд; и вышивает крестиком, и вяжет ажурные салфетки. А любви нет. Не найдет она в Залесье ни заботы, ни ласки. Но уезжать из родной деревни Ирина страшилась. Лучше одной, но в родных краях, чем незнамо где и как. Она и за Еву-то схватилась скорее потому, что увидела в ней такую же молодую и одинокую, как она сама. Вдвоем не так грустно. А нынче у Евы появился «ухажер» – как сыронизировала Ирина. И она вновь оказалась никому не нужной.

– Поедем в райцентр? – предложила Ева, заходя на веранду без стука.

Ирина помахала ей поварешкой из кухоньки, отбросила со лба кудрявую прядь.

– А почему б и не поехать. Погодь, соберусь.

Кастрюлю с ароматным супом она сняла с плиты и, поставив остужаться на подоконник, убежала одеваться. Как раз через полчаса отправлялся последний автобус.

– Ну зачем ты готовишь на роту солдат? – трясясь в душном салоне, вопросила Ева. – Пропадает же.

– Не пропадает. Мамка меня учила всего делать с запасом, я наварю пять литров борща, а потом неделю не беспокоюсь об ужине.

– И не надоедает ежедневный борщ?

– Что ты! – Впрочем, в голосе появилось сомнение, а щеки покраснели. – Есть ещё кое-что. Мамка говорила, на еду мужики слетаются. Глупости, наверное?

Ева засмеялась и убедила, что не глупости. А с новым имиджем на Ирину слетится вообще вся округа.

Они зашли в магазинчик женской одежды за час до закрытия, и Ирина с наслаждением перебирала шмотки. Ева пялилась в окно и изредка или давала добро на примерку, или качала головой.

В магазин впорхнули две женщины: одна худая как жердь в кислотно-зеленом платье и на шпильках, вторая маленькая и пухлая, похожая на шарик, одетая в безразмерное платье-балахон. Худая окинула Ирину каким-то презрительным взглядом, точно челядь. Посмотрела на Еву. Глаза её расширились, рот приоткрылся. Она ткнула пухлую в бок и показала куда-то в сторону Евы пальцем.

Ева оглянулась. За её спиной уж точно никого не было. Девицы пялились на неё. Вдруг худая подошла, цокая шпильками, и сказала:

– Я истории про вас читаю. Закачаешься! И фотки такие. Просто вау, слов нет!

– Вы меня с кем-то перепутали, – покачала головой Ева. – Про меня историй не пишут.

– Да? – поразилась девица и осмотрела Еву то так, то эдак. – Ну да, может быть. Та красивше.

«Ну спасибо!» – фыркнула про себя Ева.

На этом престранный диалог закончился, девицы упорхнули к полкам с обувкой. Ева приподняла бровь, но закончить какую-то важную мысль ей помешала Ирина. Та набрала в примерочную кучу тряпья и просила помочь донести его.

В итоге Ирина остановилась на рубашке-разлетайке и джинсах-клеш и была чрезвычайно довольна покупками. Где их носить, она так и не придумала, но если есть вещь – сыщется и место.

…К родной калитке Ева подошла, когда свечерело, и в воздухе закружились мотыльки. Калитка скосилась – надо бы её подлатать. И забор покрасить, а то совсем краска облупилась. А на следующий год можно заняться огородом. Хотя бы кустики высадить да деревцами землю утыкать, чтоб не выглядела столь жалко.

Шарканье заставило её оглянуться. К дому настолько торопливо, насколько позволяли ноги, скрюченные артрозом, шла баба Марина.

– Иди-ка сюда, девочка, – попросила она.

Ева подошла.

– Добрый вечер.

– И добрее видывали. Слушай меня да помалкивай. – Она схватила Еву за предплечье. Нестриженые ногти впились в кожу. – Держись подальше от Максима. Я не от зла какого желаю, а из добрых побуждений. Опасен он так, что тебе и не представить. В ночь дьявольскую родился, и нечистый на нем клеймо поставил. Коль не хочешь помереть, как твоя предшественница, – баба Марина ткнула пальцем в сторону Евиного дома, – так по-умному поступай. А лучше уезжай отседова первой же электричкой. Поняла?

– Спасибо за предупреждение, приму к сведению, – спокойно, но жестко ответила Ева, скидывая руку.

– Ну и дура тогда! – сплюнула она под ноги. – Коль помирать удумала – тогда дружи на здоровье.

И ушла. Не зря Макс называл свою бабушку малость свихнувшейся. Та смотрела на него косо, иногда вещи странные говорила или накидывалась без повода. И в еду какую-то травку подмешивала, но сама ела – и Макс не артачился. У неё никого не осталось, кроме дочери и внука. Макс помогал, чем мог. Пол переложил на чердаке, собирался сколотить сарай. А баба Марина в отместку решила рассорить его с Евой.

Глупость какая-то, держаться подальше от Макса. Он же излучает свет и радость. Ну точно, чокнулась женщина на старости лет. Либо ей Ева к сердцу не пришлась. Всякое бывает.

Часть 3. Охота

1.

Ева сладко потянулась. Кажется, жизнь налаживалась. Три недели блаженства. Смех. Тепло. Запах мужского тела, от которого (и от запаха, и от тела) по позвоночнику мурашки скатываются к пояснице.

Вместе с Максом они облагородили могилку Евиной бабушки: выкорчевали сорняки, поставили оградку, заказали новый памятник. Да, неожиданно у неё появилась бабушка, а точнее – память о той. Те вещи, которые Ева затолкала подальше на чердак, приобрели особую важность. Одежонка, пропахшая пылью. Надтреснутое зеркальце без рамы. Вышивка на белой холстине. Познакомиться с бабушкой Ева не успела, но хоть после смерти поухаживает за ней.

Макс накопал кое-что важное. У бабушки есть живая сестра! Бездетная и незамужняя, всеми покинутая и забытая. Но момент знакомства с родственницей Ева откладывала. Что-то заставляло её собраться в путь и тут же отложить дорожную сумку. Чутье подсказывало: не торопись. И Ева поддавалась ему.

Всё шло подозрительно гладко. Ева давно научилась не верить нежданной удаче. За минутной радостью шлейфом тянутся горести. Но сейчас она махнула рукой на предрассудки. Почему бы не насладиться покоем, который случается не так уж часто? Она и наслаждалась, глотая сладкий воздух взахлеб, только бы распробовать его максимально полно.

…Под боком посапывал смешной Макс. Даже во сне он умудрялся быть непоседливым. Морщил нос, сдвигал брови. Ева с улыбкой взъерошила ему волосы и, накинув на себя халат, вышла из комнаты. Она заварила кофе и вместе с чашкой уселась на ступеньке крыльца. Босые ноги обдувал легкий ветерок. Невыносимо пекло солнце. Ева сложила ладони козырьком и глянула в безоблачное небо.

Это был определенно лучший день за весь год точно. Как приятно осознавать, что ты влюблена, что в тебя влюблены, что всё получится. Вдохнуть полной грудью и отпустить беспочвенные страхи. Им вдвоем посильны любые невзгоды. Они вместе найдут хоть маньяка, хоть самого черта.