Стоявший передо мною выбор вовсе таковым не являлся.

– Единственный способ пережить эту битву, – тихо произнес я, – это не сражаться в ней.

Ультио ошеломленно уставилась на меня.

– Нам не выйти из боя. Нас истребят обе стороны.

Я не позволил переубедить меня ни ее ужасу, ни предстоящей ярости Абаддона.

– Я не говорю о выходе из боя и упорядоченном отступлении, – сказал я ей. – Вызови Валикара на «Тане».

Она повиновалась. Я снова занял трон Абаддона – тот самый трон, на котором некогда восседал Гор, когда вел войну против Императора – и заговорил с магистром флота Легиона:

– Валикар, пора отсюда убираться.

На закрытом командирском канале затрещал голос Валикара. Его акцент трущоб Олимпии звучал практически так, словно он тянет слова, перемежаемые грохотом орудийных батарей линкора «Тан».

– Проще сказать, чем сделать. Даже отступление нас убьет.

– Нет, если мы пожертвуем несколькими кораблями, которые останутся.

Он издал горький лающий смешок.

– Удачи тебе с поиском добровольцев.

Я рассказал ему, чего хочу и что будет дальше. Он знал, что это приказ, и не стал спорить, хотя в вопросах пустотной войны стоял выше меня по званию. Несмотря на всю свою гордость и на то, как ее уязвляла правда, Валикар всегда отличался прагматичностью.

– Отдавай приказ, – согласился он, – и да пребудут с тобой Боги, Хайон.

– Я лучше буду надеяться, что они не со мной, – ответил я и разорвал связь. – Ультио, дай мне общефлотский вокс.

Связь со щелчком установилась.

– Общефлотский вокс, – подтвердила Ультио.

– Говорит лорд Искандар Хайон, командующий «Мстительным духом». Я говорю по воле лорда Абаддона и передаю решение Эзекариона. Всем боевым кораблям, не атаковать – я повторяю: не атаковать – Тагуса Даравека. Все сферы контакта действуют обособленно и отводят свои сражающиеся формации от Черных Храмовников. Не охотиться за добычей или трофейными кораблями. Не пытайтесь уничтожать корабли Храмовников. Не замедляться для упорядоченного выхода из боя и не вливаться в другие сферы контакта для помощи остальным кораблям. Времени нет. Вас задавят. Забирайте своих абордажников, прекращайте все атаки и вырывайтесь из боя. Рассеять флот. Повторяю – рассеять флот.

«Мстительный дух» ожил вокруг меня, набирая мощность для предстоящих событий. Среди подтверждений вдруг протрещал неожиданный ответ.

– Волшебник, – грубым и уставшим голосом произнес в воксе Леор, – а кто вызвался остаться прикрывать отход? 

– Я думаю, ты и сам можешь додуматься до ответа, Огненный Кулак.

– Ну, конечно, – вздохнул он. – И не называй меня Огненным Кулаком.

– Тогда не зови меня «волшебником». Этим словом пользуются дети и шарлатаны.

Он сделал паузу, но не потому, что я его поправил. Я буквально слышал, как его мысли прокладывают себе дорогу сквозь преграду жалящих Гвоздей.

– Мы же остаемся не из внезапного приступа благородства, да? Мы остаемся потому, что ты хочешь голову Даравека.

– Две верные догадки за один час, – отозвался я, наблюдая как армада Даравека появляется в поле зрения по мере разворота «Мстительного духа». – Брат мой, у тебя сегодня день редкой гениальности. Так ты мне дальше скажешь, что научился читать.

Владыка Воинств

Бывает такая ненависть, с которой невозможно справиться. Девять Легионов, покорные прихотям Богов, что баламутят судьбу вокруг нас, всегда были злейшим врагом самим себе. Когда имя Абаддона произносят с благоговением, большая часть этого полного ненависти и зависти почтения связана с тем, что он делает то, чего не в силах сделать ни один другой военачальник – он, пусть и ненадолго, объединяет Девять Легионов и ведет их на войну. Гору была верна половина Империума: организованная, единая и могучая. Абаддону приходится по частям собирать армии проклятых из глубин преисподней, где они целую вечность утопали в собственном безумии и ненавидели друг друга как врагов.

Наш шанс войти в Империум как мощная и единая боевая сила был разрушен, а амбиции потерпели крах, встретившись с реальностью коварства Даравека.

Сказать, что мы бежали от Даравека и Черных Храмовников, значит не до конца описать масштабы происходившего перелета. Мы не отступали. Мы удирали. Флот рассеивался во все стороны, отбросив виндикту ради того, чтобы остаться в живых. Возможно, это не самый славный момент в нашей истории, но он точно входит в число самых разумных в тактическом плане. Хороших вариантов там не было. Мы выбрали наименьшее зло.

Не стану отрицать, было что-то тараканье в той трусости, с которой мы разбегались подальше от света сильных врагов. Было, однако, и кое-что смешное. Мы бросали оставшиеся корабли Черных Храмовников сражаться со свежим флотом и уходили от Воинства Легионов Даравека, словно утекающий сквозь пальцы песок. Они хотели выйти против нас и сокрушить, а вместо этого Черный Легион развернулся и двинулся разом в сотне направлений. Спустя считанные минуты не осталось ни единой объединенной флотилии, которую можно было бы хотя бы атаковать.

Не такого мы хотели, когда задумывали свой побег из Ока. Это сокрушало всякую надежду на ведение целостных военных действий, поскольку после этого крысиного бегства мы оказывались разобщены и слабы, каждый корабль был в Империуме сам по себе. Мы оставляли позади себя врагов, противостоя при этом врагам впереди, и начинали нашу войну в наихудшей стартовой позиции из всех возможных. Однако были бы живы. Необходимость – вечно беспощадная госпожа – подталкивала нас к выбору.

Формация, возглавляемая древним кораблем Вортигерна «С клинком наголо», пробила в блокаде Черных Храмовников наиболее крупную брешь, через которую удалось вырваться на свободу нескольким звездолетам. Упрямый калибанец порывался вернуться, пока я не запретил ему это прямым приказом. Он был первым из членов Эзекариона, кто пробился, и для нас имело жизненно-важное значение, чтобы он сделал все, что в его силах, для воссоединения флота вдали отсюда в случае, если бы остальные из нас погибли.

Корабли внезапно прерывали заходы на атаку на полпути, закладывали виражи и отворачивали в сторону, пробуждая свои варп-двигатели и не заботясь о соблюдении минимально-безопасной каскадной дистанции. Я наблюдал за тем, как «С клинком наголо» уменьшается на одной из фасет оккулуса, но когда тот нырнул в варп, подернув рябью гладь реальности, я не выдохнул с облегчением. В такой близости от Ока варп был крайне нестабилен. На самом деле действия наших входящих в варп кораблей являлись лишь отказом от верной смерти в пользу возможной.

Будто читая литанию, Ультио сосредоточенным и напряженным голосом торжествующе перечисляла все спасшиеся корабли. Каждое название сопровождала вспыхивавшая в ее глазах искра жизни.

– «С клинком наголо» ушел, – говорила она. – «Талонис Праксиа» ушел. «Экскориатор» ушел. «Зета» и «Сигма» ушли.

Когда «Зета» ныряла в свой варп-разлом, я сам наблюдал за ней и видел, как отростки-молнии, хлестнувшие из раны в реальности, вцепились в корабль и буквально засосали его в ждущую пасть. В радиусе действия варп-каскада находился звездолет Черных Храмовников, который завертело огненными спиралями и втянуло в разлом за «Зетой» без подготовки навигационных систем или активации поля Геллера. Я ощутил разливающуюся панику и короткую мучительную агонию, которые претерпел двадцатитысячный экипаж эсминца, когда на палубы хлынула не-реальность, растворяя их и пожирая заживо.

Несколько кораблей оказались уничтожены собственными варп-каскадами, и я до сих пор содрогаюсь при мысли о том, сколько воинов сгинуло в тот день. Их звездолеты взрывались у края варп-разрывов, или же оказывались срезаны огнем Черных Храмовников на пороге спасения. Я видел, как «Анахорет» пробился в варп, но при входе его двигатели вспыхнули и железо разлетелось в пустоту, в предсмертных конвульсиях оставляя за собой огненные следы по милости ракетного фрегата Черных Храмовников. И это был не единственный корабль, который постигла подобная участь.