Сплевывая кровь, ко мне подковылял Цах`к. В хаосе, порожденном страхом Ультио, смотритель мостика потерял оружие.

– Должны драться, господин. Должны драться с Владыкой Воинств. Нет выбора. Должны драться.

В реальное пространство врывались все новые корабли, а за ними проступали и другие остроносые тени. Время было нам кем угодно, но только не союзником. Я буквально слышал, как Боги завывают, хохоча над этим последним испытанием.

– Господин? – повторил зверочеловек, визгливо моля дать ему ответ. Я жестом велел ему замолчать и потянулся своими чувствами наружу.

Эзекиль.

Ничего. Вообще ничего.

Амураэль?

Хайон! Трон Терры, мы…

Нет. Амураэль, слушай меня. Позади нас прорвалась в реальность армада Тагуса Даравека. Наш арьергард уже горит. Мы попались между Храмовниками и Воинством Легионов, и не можем биться с ними всеми. Мне не дотянуться до Эзекиля. Где он?

Наша психическая связь поколебалась. Я скорее почувствовал, чем услышал стрельбу болтеров, и ощутил отдачу болтера в руках Амураэля.

Амураэль?

Мы в бою. Моча Богов, Хайон, когда Сигизмунд пал, эти ублюдки впали в кровавое безумие, но мы уже у цели. Еще несколько часов, брат, и корабль наш.

Сигизмунд мертв? Абаддон его убил? Я снова ощутил перестук болтеров и вес тяжелого силового меча в руке Амураэля. Амураэль, мне нужны ответы. Флот гибнет. На это нет времени.

Эзекиль с Фальком и Илиастером. Сумрачный Клинок его выносит.

По моим венам вновь разлился ледяной ужас.

Абаддон ранен?

Ответом стало тяжелое дыхание и боль изнеможения от пыла битвы. Я чувствовал, как он ускользает от меня.

Амураэль, вы должны бросить «Крестоносец». Нам надо перегруппироваться. Если мы останемся порознь, Даравек порвет нас на куски.

Наша телепатическая связь поблекла от красного жара и вспышки боли. В самого Амураэля попали болтом.

Гхх. Хай…

Он пропал: то ли убит, то ли слишком серьезно ранен для поддержания необходимого сосредоточения. Как я ни пытался, но не мог дотянуться до Фалька или Илиастера – ни при помощи своих сил, ни посредством обычной связи по воксу. Я был в полном мраке.

Телемахон, – предпринял я еще одну попытку, погружаясь в гудящее ядовитое гнездо, сходящее у него за разум. Его душа приветственно раскрылась, словно бутон цветка, и с жестоким весельем сомкнулась вокруг меня.

Лекзандру, – промурлыкал он. Я чувствовал, что он сражается, сплетая танец мечей среди врагов. Он пребывал в экстазе и смеялся в бою.

Ты должен бросить штурм и вывести остальных с «Вечного крестоносца». Позади нас прорвался Даравек.

Его восторг сменился ядом. Я внезапно ощутил, что он пытается оттолкнуть меня, выбросить из своих мыслей.

Трус! Мы можем захватить «Крестоносец»! Нам остались считанные часы до победы. Эзекиль никогда бы не позволил так отступить, Хайон.

Что случилось? Что случилось с Эзекилем?

Он сейчас с Фальком и Илиастером, но если он выживет, я расскажу ему о твоем предательстве.

Если выживет? Телемахон, во имя всего святого, что произошло?

Он ответил мне не сразу. Приглашая меня увидеть самостоятельно, он открыл отравленную бездну своей памяти, позволив мне заглянуть внутрь. Извращенное мышление Телемахона было для меня отвратительно и невыносимо, и, несмотря на отсутствие психической силы, он обладал крепчайшей волей. От его приглашения разило западней.

Рассказывай, – велел я ему, и, о чудо, он откликнулся.

Они сражались. Абаддон победил, но был ранен. Только это и имеет значение, не правда ли?

Разбираться с его мелочностью не было времени. Он и так уже растратил впустую драгоценные секунды, которые лучше стоило употребить на что-то другое.

Вытаскивайте Абаддона с корабля и позаботьтесь, чтобы никто, кроме Сумрачного Клинка, не увидел, что он ранен.

Я почувствовал, как от этих распоряжений он ощетинивается.

Кто ты такой, чтобы командовать мной?

Ты хочешь об этом поспорить именно сейчас? Выводи всех наших воинов обратно к абордажным капсулам. Я грубо вонзал слова в его мозг, словно ножи, совершенно не заботясь о том, что это причиняет ему боль, и еще менее заботясь о том, что эта боль доставляет ему низкое, исступленное удовольствие. Прекращай штурм «Вечного крестоносца», иначе я оставлю тебя гнить тут в качестве игрушки в плену у Храмовников.

Мы можем захватить «Крестоносец», мразь ты трусливая. Легион никогда еще не брал подобных трофеев, и он у меня в руках! Думаешь, сможешь лишить меня славы? Это твоя жалкая месть за то, что ты подвел нашего повелителя? Хочешь и меня затащить за собой в ряды неудачников?

Я уже расплетал наши мысли, готовясь отделиться. Он ощутил, что наша связь истончается, и заревел на меня, исходя пеной в свирепом отчаянии, которого я бы скорее ожидал от Леора во время одного из его припадков ярости.

Я с легкостью отмахнулся от его злобы. Он не обладал собственным телепатическим даром.

Ты получил приказы, «Принц-в-Маске». Выполняй, или тебя бросят.

Я снова открыл глаза, вернувшись в мир, где горели надрывно-красные огни, а экипаж зверолюдей истекал кровью, ревел и каркал. Цах`к так и продолжал смотреть на меня. Взгляд его звериных глаз-бусин молил отдать команду.

Прежде чем я смог заговорить, на оккулусе возникло знакомое лицо Тагуса Даравека, с подбородка и зоба которого свисали нитки слюны. Опухшие от болезни черты расплылись в беспощадной самодовольной улыбке.

– Искандар, – в его исполнении мое имя прозвучало омерзительным деликатесом, который он задержал на языке неприятно долгое время. – Где Эзекиль, убийца? Я пришел предложить ему последний шанс преклониться и признать меня Владыкой Девяти Легионов.

Леор отпустил бы язвительное замечание. Телемахон прибег бы к помощи своего остроумия. Однако, хорошо это или плохо, но я – не мои братья.

– Я убью тебя, – произнес я.

– Хайон, я ведь уже слышал от тебя эти слова. Позволь, я угадаю, что ты скажешь дальше, гм? Сейчас ты потребуешь рассказать, как мне удалось последовать за вами.

– Не совсем, – отозвался я и разорвал связь, чтобы избавить себя от его склизкой ухмылки. – Цах`к, – тут я повернулся к ожидающему смотрителю, – готовь экипаж к бою.

Тот издал ворчание и удалился, а я поднял взгляд на Ультио. Ее глаза остекленели, она смотрела посредством сканеров ауспика и расчетов траекторий орудий. Я надеялся, что дело только в этом, а не в шоке от ощущения ранения Абаддона. До сих пор ее психическая связь с повелителем Легиона шла на пользу им обоим, но если Абаддон не оправится от ран…

Нет. Правда состояла в том, что это не имело значения. Если Абаддон не выживет, не будет никакого Черного Легиона. Его труп еще не успеет остыть, а мы уже превратимся всего лишь во враждующих военачальников, борющихся за кости Легиона.

Ультио шевельнулась в потемневшей от крови суспензорной жидкости и посмотрела на меня сверху вниз – возможно, встревожившись от круговерти в моей голове. Страх запятнал ее черты напряжением, какого никогда прежде не бывало у нее на лице. Она не знала ни куда двигатья, ни с кем сражаться.

– Наш Легион умирает, – выговорила она, и горгульи повторили эти слова с мягкостью, которую я считал невозможной.

– Да, – согласился я. – Но мы можем его спасти, сестра.

Твоя сестра мертва. Я – Анамнезис, – подумала она, но не позволила себе произнести это вслух. Эти слова всегда давались ей без колебаний. Впервые с момента своего возвышения до командования «Мстительным Духом» она не была уверена абсолютно ни в чем.

– Что нам делать? – спросила Ультио, без церемоний повторив тот же вопрос, который сотню раз задавали по общефлотскому воксу сто военачальников, капитанов и офицеров. – С каким флотом нам сражаться?

Я наблюдал за оккулусом, где три флотилии разрывали друг друга на части в пустоте. Все имевшиеся у нас преимущества – все те преимущества, которых мы добивались десятилетиями – улетучивались, будто воздух из пробитого корпуса. Я не мог дотянуться до Абаддона, чтобы получить ответы у него, да и находись он даже рядом со мной – что здесь можно было ответить? Мы могли остаться на месте и умереть в бою с одним из противников, или же развернуться и умереть в бою со вторым. Мы не могли даже слаженно отступить: Даравек лишил нас единственного пути отхода, а еще держащаяся блокада Черных Храмовников не позволяла нам пробиться дальше вглубь Империума.