После праздников все вернулось на круги своя. Я обзвонил всех клиентов, собрал первые заказы, и мы принялись с отцом колесить по городу. Тут же из «Люксхима» позвонил менеджер, поинтересовался очередным заказом. Товара на складе было еще достаточно, и мы с отцом, посовещавшись, решили сделать заказ позже.

Во второй половине января ударили «Крещенские морозы». Температура резко опустилась ниже «минус» двадцати пяти, и я отчетливо понял, что зиму уже просто ненавижу. Морозы продержались дней десять, мы вновь намучились с «газелью». Она категорически отказывалась заводиться. Каждый раз после работы, мы снимали аккумулятор и несли домой. Только так утром был шанс, что машина заведется. Двигатель промерзал за ночь насквозь, масло в картере становилось настолько густым, что замерзший аккумулятор вообще не мог прокрутить вал даже раз. Только теплый, принесенный из квартиры он, с трудом, но проворачивал вал, давая шанс на запуск двигателя. Мы уже знали с отцом, что у нас есть всего три пуска двигателя, чтобы тот завелся. После трех попыток даже теплый аккумулятор садился. Пару раз приходилось «прикуривать» у добрых людей. Мы стали выезжать реже, раз в два дня. Если бы не розничные киоски, работа сократилась бы до двух дней в неделю. Бедные, бедные наши продавщицы! Я не представлял, как они работали днями на морозе! Мы с отцом сразу им сказали, что при таких морозах, можем закрыться и не торговать вовсе. Все решали деньги. Нужда в них толкала продавщиц на мороз. Три самых студеных дня из десяти киоски все же не торговали, «минус» тридцать уже грозили обморожениями.

Едва мы отсрочили заказ «Люксхиму», как складские запасы сразу растаяли. Товар разобрали за десять дней после праздников, аккурат к морозам. Мы позвонили в Краснодар и заказали товар на начало февраля. Раньше он нам был ни к чему, затоваренные клиенты спокойно проторговали бы им до конца января. А там как раз и новая партия подоспела бы. Во вторник 25 января раздался телефонный звонок. Отец утром ритуально пил кофе на кухне, взял трубку.

— Доброе утро, — произнес он, отставил чашку в сторону и встал к окну.

Голос в мобильнике немного пожужжал.

— А зачем вы так рано машину отправили!? — удивился отец. — Мы же с вами договаривались, что подвезете нам товар в начале февраля.

Динамик снова пожужжал, более пространно.

— Да я понимаю, что вам надо! — цыкнул отец раздраженно. — Но нам-то не надо! Я ж вас просил, предупредил, что товар нам нужен не раньше февраля, а заказ заранее сделал, чтоб могли допроизвести, если чего нет на складе. Вы же сами говорили, что после праздников не сразу производство запускаете, нужно время, пока наработаете товар.

Г олос зажужжал.

— Да, слушаю! — недовольно произнес отец, глянул на меня, закатил глаза в потолок. — Да, хорошо! Ну, а что ж теперь поделаешь!? Машина вышла, будем разгружать!

Жужжание в трубке.

— Вам спасибо! Мне-то за что! Да, и вам всего наилучшего! Да, будем ждать звонка от водителя, будет на подъезде к городу, пусть звонит. Погода? Холодно у нас очень! Я вам поэтому и заказал на начало февраля, через неделю, по прогнозам, должно потеплеть уже немного. Да, вот так! Теперь придется в мороз выгружать! Радости никакой! Пожалуйста! Не за что! И вам всего хорошего!

— Машина вышла? — переспросил я, уже сидя за кухонным столом с кружкой чая.

— Вот бестолковые, ой мама родная! — вздохнул отец, кладя телефон на подоконник.

— Да почему бестолковые? Им просто нужно за сырьем срочно, вот они собрали машину, загрузили и вытолкнули. Не будет же производство неделю ждать сырья, только из-за того, что нам товар нужен чуть позже? Загрузили и отправили, все дела, — сказал я.

— Что ты их вечно защищаешь!? — вспылил отец.

— Да не защищаю я никого! Я тебе просто говорю, как оно есть на самом деле.

— Просто, — съязвил отец.

— Да, просто, — хлебнул я чаю. — А то ты не знаешь их, не первый раз уже машину отправляют, когда им вздумается. Хватит, тебе.

Я отмахнулся, отец, уже начавший следующую фразу, запнулся, позлился с пару секунд про себя, выдал: «Ну, раз ты такой деловой, вот и выгружай теперь в мороз!»

— И буду выгружать, куда деваться-то? — посмотрел я на отца недоуменно. — Ну, нет смысла уже обсуждать это, все, машина вышла. Ну, такие они. Их не переделаешь.

Отец, остыв, сел к столу, закинул ногу на ногу, глотнул кофе и задрыгал ногой.

Ни через день, ни через два водитель не позвонил. Странно.

— Сломался где-нибудь, — произнес я очередным утром на кухне 28 января, посматривая на термометр за окном. Погода менялась. Температура медленно росла. С утра термометр показывал «минус» двадцать. «К обеду будут все пятнадцать», — подумал я радостно и глянул на кристально чистое небо, затягивавшееся густыми снежными облаками.

Мы уехали на работу и на день забыли про потерявшуюся машину. О ней напомнили вечерние новости. На севере Ростовской области начался сильнейший снегопад, который парализовал движение на трассе «М4».

— А ведь и краснодарская машина тоже где-то в том месте сейчас должна быть!? — предположил я, глянув на отца, внимательно смотревшего новостной репортаж по телевизору. — Может, водитель поэтому и не звонит, что застрял там?

— Может быть, — пожал плечами отец.

Весь следующий день наперебой шли новости об ухудшении ситуации на трассе. «Сплошной затор… многокилометровая пробка… скопилось более ста тридцати фур и количество их продолжает увеличиваться… сильнейший снегопад».

И следующий. «Пробка достигла тринадцати километров… большегрузные фуры стоят по обочинам по сто и более машин у придорожных кафе… несколько фур перевернулось… движение полностью парализовано… МЧС стягивает к месту происшествия дорожную технику и разворачивает пункты быстрого питания».

На третий день, 31 января, позвонил Эдик: «Машина перевернулась… да, в ней только наш товар, а потом машина должна была ехать в другой город за сырьем… пока не знают, что делать, придется, наверное, высылать другую машину, чтоб перевернувшуюся отбуксировать обратно в Краснодар».

1 февраля, новости пестрели тем же. «Сложные метеоусловия, сильные снегопады, дожди при минусовой температуре… к вечеру уже после 19 часов движение возобновилось в обе стороны… большое скопление машин, движение нормализуется, скорее всего в течении суток… за все время в пункты быстрого питания МЧС обратились более семи тысяч человек… перевернутые фуры поднимают… пострадавших нет».

2 февраля новостной накал пошел на убыль. «Кризис миновал… снег идет, не переставая… дорожная техника работает круглосуточно… пропускная способность трассы восстановлена».

— Пока они фуру поднимут, пока вторая машина придет с Краснодара, пока дотащит первую обратно, — прикидывал я вслух, сидя в комнате отца перед телевизором. — О! это не раньше чем через неделю нам товар привезут! Жаль, что перевернулись, надеюсь, там не сильно большой ущерб, товар, в принципе, не бьющийся, должны обойтись минимальными потерями. Машину вот точно придется чинить, сам тягач. Угораздило же их попереться в это время к нам.

— Это вечная их спешка, — произнес отец недовольно. — Сказал же им русским языком, товар нужен только к концу месяца, а еще лучше в начале февраля! Нет, поперлись в снегопад. Вот результат.

— Ну, они ж не знали, что будет такой буран сильный, — посмотрел я на отца удивленно. — Кто ж знал-то? Единственное что, так то, что у нас морозы вон какие стояли, не хотелось выгружать в холод просто! А так… кстати, сколько уже градусов?

Я вскочил и собрался идти на кухню, глянуть на термометр.

— Что ты вечно… — начал отец.

— Сейчас, подожди, — поднял я руку и выскочил в коридор, вернулся через десять секунд. — Минус пятнадцать! Завтра уже минус десять будет! Отличная погода! Чего ты хотел сказать?

— Что ты постоянно их защищаешь!?

— Да не защищаю я никого, говорю, как есть. Кто знал, что такое случится? Никто.

Через день позвонил сам Асланбек.