Мы забрались внутрь. Сиденье тут же облепило меня со спины ночным холодом, который поглотил пуховик, я лишь поежился. Отец с трудом воткнул передачу, преодолевая густое сопротивление масла в коробке, и отпустил сцепление. «Газель» зарычала, кабину снаружи заволокло клубами дыма, колеса хрустнули, срываясь с места — тронулись. Отец с трудом, багровея, выкрутил замерзший руль до отказа вправо. Машина выехала на центральную дорожку стоянки и бодро покатилась к выезду. Солнечный свет ударил справа в боковое стекло, замер на моем лице. «Греет, греет!», — застучало в голове тут же с новой силой, я радовался как ребенок, понимая, что до спасительного весеннего тепла оставалась неделя или две.

ГЛАВА 16

Весна пришла в марте уже привычно вместе с большим завозом синьки. Восемьсот упаковок мы получили разом, забив ими весь склад. Календарная весна пришла, а тепла не было. Весь март температура продержалась ниже нуля. Я каждый день смотрел прогноз погоды то по телевизору, то в интернете — они оказывались не утешительными, зима цеплялась за термометр весь март, не давая красному столбику ртути подняться выше заветной цифры «ноль». Я громко ругался и про себя матерился, проклиная холода и сожалея о том, что не родился в стране, жители которой вообще не знают, что такое снег. Из-за холодов синька продавалась вяло, едва лучше, чем в феврале. Надежды на раннюю весну не сбылись, и я ходил мрачнее тучи и злее самой злобной собаки. А с середины февраля меня заставила пребывать в ярости и гневе еще и лужа у ворот нашего склада, солнце начало припекать даже через холодный воздух, и талый снег стал днями медленно стекаться в низину перед воротами, а ночами замерзать. Нижние края ворот прихватывались льдом намертво, я и отец брали лом и выдалбливали их изо льда. И так по полчаса каждое утро всей второй половины марта. В апреле температура резко подскочила до десяти градусов тепла, оставаясь выше нуля и ночами. Переставшая замерзать лужа набухла и потекла через порог в склад. Первую неделю апреля мы месили ногами грязь в складе, пока солнце окончательно не высушило землю. Внутреннее напряжение от затянувшейся зимы и слабых продаж товара схлынуло, мы с отцом облегченно перевели дух и тут же тринадцатого апреля разругались вдрызг. Все накопленное — напряжение, взаимное недовольство, упреки — вышло наружу, не решив старых вопросов, добавив новых и усилив наш раскол.

— Все сидишь, играешь? — сказал отец, войдя в мою комнату.

Я сразу уловил в его голосе нотки раздражения и недовольства, напрягся.

— Играю, а что еще делать-то? — произнес я, сидя в зеленом, обшарпаном на подлокотниках, кресле у компьютера.

— Занялся бы чем-нибудь полезным, а не этими глупыми игрушками! — не снижая тона недовольства, добавил отец. — Сидишь как малолетний, играешься целыми днями!

— Чем это полезным я должен, по-твоему, заняться!? — отвлекся я от монитора и развернулся в полоборота к отцу, который остановился у балконной двери, взявшись за ручку. Он шел, как обычно, на балкон курить и нервно крутил в другой руке сигарету.

— Думал бы лучше о работе! — сказал отец, повернул ручку и распахнул балконную дверь, сунул сигарету в рот.

— А чего о ней думать!? Вроде все нормально у нас или нет!? — поддержал я тон.

— Нормально!? Ну, раз ты считаешь, что открыть и закрыть две розничные точки — нормально, тогда, да, все нормально! — стоял в дверном проеме отец, успев перед фразой вынуть сигарету изо рта и снова начать ее мять.

— А причем здесь это!? — дернулся я от неприятного поворота диалога.

— А при том, что сколько сил и времени потратили на них, оборудования торгового заказали на пятьдесят тысяч и что!? Стоит оно теперь на складе, пылится! Выброшенные на ветер деньги!

— Не пятьдесят, а тридцать шесть тысяч, начнем с этого…

— Да какая разница! — отмахнулся отец, вернулся в комнату, сел на краешек дивана.

— Ха, как это, какая разница!? Большая! Передергивать цифры не надо! И насколько я знаю, решения об открытии точек мы вместе принимали, или как!? — развел я руками. — Сказал бы, что ты против и все, точек бы не было! В чем проблема-то!? Я что ли виноват в том, что они не заработали!? И при чем здесь то, что я сижу играюсь в игрушки, я не пойму!? Кому я мешаю!? Ты, вот, идешь на балкон курить, я ж не говорю, что ты опять идешь туда курить и торчишь там с сигаретой постоянно! Или ты там о работе думаешь!?

— Думаю о работе, да!

— И чего ж надумал, расскажи, мне интересно!?

— Ты не умничай, давай, понял!? Я тебе отец, поэтому прикуси язык!

— Ну, вот опять, как думать о работе — так мы партнеры, и какие-то претензии ко мне, а как узнать, тоже самое у тебя — так ты отец! Ловко у тебя получается!

— Да! Ловко! — зло сцепил зубы отец.

— Да что за предъявы, я не пойму!? — начал злиться и я. — Тебе что-то не нравится!?

— Не нравится то, что ты без конца сидишь в интернете и играешься в игрушки!

— А какая тебе-то разница, чем я занимаюсь в свободное время!?

Несколько секунд в образовавшейся паузе мы смотрели друг на друга враждебно.

— Или лучше, когда я по клубам хожу!? Так ты скажи! Вот, сейчас морозы кончились, потеплело, хорошо, буду по клубам ходить. Но ты же сам всегда недоволен, когда я деньги у тебя прошу на клуб, ты ж мне постоянно выговариваешь, что я деньги трачу! А что мне тогда делать, сесть и сидеть дома как ты и целыми днями торчать на балконе с сигаретой, чтоб, не дай Бог, не потратить лишнюю копейку!? Так что ли!? Так я и так сижу дома, ну да, играю на компьютере в игрушки, и что из этого!? Я не пойму что-то, хожу по клубам — плохо, сижу дома — плохо, а как хорошо-то!?

Отец сверлил меня пристально злым взглядом, желваки его играли.

— Ну, что ты молчишь!? Говори! — развел руками я.

— О чем с тобой говорить!? Так ты… — отец отмахнулся, встал и шагнул к балкону.

— Ну, вот, как всегда! Как возразить нечего, так со мной и говорить нечего…

Отец задержался в двери, метнул в меня злой взгляд и, сдержавшись, вышел на балкон. Я повернулся к монитору, но голова не слушалась, настрой на игру пропал, адреналин бегал в крови, мешая расслабиться и подпитывая бурлящее внутри меня негодование. Я старался успокоиться, не получалось. Просидев несколько минут в напряжении, рассеянно кликая мышкой, краем глаза я заметил, что отец докурил, прикрыл балконное окно и вышел снова в комнату. Я напрягся. Продолжать ругань не хотелось, но сдавать свои позиции я был не намерен. Наоборот, к каждым новым конфликтом, я отвечал отцу все жестче. Он снова сел на диван, цыкнул. Я приготовился к продолжению.

— Ну, так что? — сказал отец.

— Что «что»!? — выпалил я, не отрываясь от монитора и усиленно кликая мышкой.

— Как дальше будем работать, директор!? — произнес отец с легкой издевкой и ухмылкой, которую я засек боковым зрением.

— А причем здесь «директор»!? — повернулся я к отцу, прервав игру. — Мы вместе работаем, у нас нет директоров.

— Ну, как же нет? Ты постоянно говоришь, что сам все придумываешь, а я здесь так «принеси, подай — пойди нахер, не мешай». Так!?

— Нет, не так. Кто тебе такое сказал? Мы работаем вместе, вместе и принимаем решения, вот и все, все просто.

— Ну, ты ж мне говорил, что сам все узнал и разобрался, — явно провоцировал отец.

— В чем именно? Давай, разберемся, я не против. Ты, вот, наоборот, мне постоянно сам говоришь, что всему научил. А чему научил!? Как заполнять на коленке построчно примитивную накладную и как высчитать налог!? Да, я не спорю, было такое! Давай дальше, чему еще научил!?

Отец молчал, смотрел на меня, привычно не давая ответа на неудобные вопросы.

— Вот стоит компьютер! — ткнул я пальцем в монитор. — Ты меня научил на нем работать? Нет. Я сам учился. Ты же вообще не умеешь на нем работать!

— А как я буду на нем работать, если ты за компьютером круглосуточно сидишь!? — ухватился тут же отец за скользкую соломинку сомнительного факта.