— Они и так у нас не единственные производители, — вставил отец.
— Да это…! — я отмахнулся досадливо. — Остальные это так, ни о чем. Погоду не сделают. Нужны новые. Надо искать.
— Будем искать, — философски сказал отец, откинув бычок в сторону. — Поехали?
— Будем, куда деваться, — сдулся я. — Поехали, чего тут торчать!
Мы сели в машину, отец завел двигатель, тронулись.
— Эдик — козел, конечно, — брякнул я последнее.
— Здесь остановите, пожалуйста! — крикнул я водителю маршрутки, «пазика», трясшегося вечером по жаркой июньской улице. Мы уже дружили довольно долго с Вовкой, и вот я ехал впервые к нему в гости. Интересно было посмотреть, как устроился холостяк после нескольких лет семейной жизни. «Пазик» заскрипел, стоящие в проходе пассажиры подались вперед, давя друг друга. Я едва не налетел на бабку и ее маленькую колесную тележку, но вовремя выгнулся и проскочил мимо, сразу к самому выходу. Дверь распахнулась, я в два шага очутился на улице, разогнав туфлями комья тополиного пуха. Начало июня, всегда так, весь город заполняется летающим пухом с тополей. Противно, пух лезет в нос в глаза, от него чешешься, и постоянно хочется чихать.
Я перешел дорогу и нырнул в переулок. «Да уж, мрачноватый райончик», — подумал я, крутя головой по сторонам. Старые кирпичные двух-, трех-, четырехэтажные дома пятидесятилетней давности с поросшими мхом и зеленью шиферными крышами. Рабочий квартал. Рядом находилось несколько крупных заводов и промышленных предприятий. «Трёшка» — так назывался этот район, после перестройки и тотального упадка всего превратился наряду с другими подобными кварталами в криминогенную часть города. Лица, попадавшиеся мне навстречу, не были обезображены интеллектом. Большинство еще трезвые, но многие уже подвыпившие. Молодежь, как и взрослые, сплошь ютилась во дворах с баклажками пива. Я завязал с пивом за пару лет до этого, заметив, как сильно всякий раз после его употребления у меня болит голова. Многие же употребляли пиво в каких-то диких количествах и упивались им до отупления.
Пять минут ходьбы по переулку, седьмой по левой стороне четырехэтажный кирпичный дом, распахнутая настежь металлическая дверь подъезда, четвертый этаж. Удивительное дело — все ступеньки лестничных пролетов имели разную высоту. Иные выпирали вверх даже заметно глазу. Лестничные пролеты и площадки были узкие, два человека расходились на них очень близко.
Я нажал звонок, за дверью раздалось неуклюжее топанье и сопение, замок провернулся, дверь рывком распахнулась.
— Рамзес!!! — заорал Вовка на весь подъезд. — Заходи!!!
Мы поздоровались. Вовка втащил меня за руку внутрь и захлопнул дверь.
— Давай, разувайся! Посмотришь мою холостяцкую берлогу! — сказал он, уходя вглубь квартиры. Хотя «вглубь» сильно сказано. Квартира оказалась крохотной: кухня в шесть квадратных метров, единственная комната метров в пятнадцать, тесная совмещенная уборная размером с кухню и мизерная прихожая. Всего не более тридцати метров.
— Вот, тут моя комната! — Вовка вошел в нее, растопырив руки в стороны. — Тут я сплю! Тут у меня телек, музыкальный центр, ну, и все!
Действительно, ничего лишнего. Справа от входа треть комнаты занимала большая двуспальная кровать, упертая изголовьем в стенку. Напротив кровати стоял стеклянный столик на металлических толстых ножках. На нем сверху телевизор, на внутренних полках музыкальный центр, по бокам на полу вертикальные колонки. За кроватью через окно и распахнутую от жары дверь виднелся балкон. Слева у стенки стоял древний шкаф с перекошенными дверями, рядом с ним находился такой же старый диван, обитый дырявой в нескольких местах грубой красной тканью. Я скривился, уставившись на диван.
— Да, на нем ты будешь спать, если, блять, вдруг решишь после «Чистого неба» у меня остаться! — заметил Вовка мой взгляд и захыхыкал. — Диван, блять — говно! Пружины, пиздец, торчат под тканью и в жопу впиваются, пиздец как!
— Спасибо, Вова! — изобразил я во взгляде укоризну. — Ты настоящий друг!
— Хы-хы-хы! — закряхтел тот, одетый лишь в одни джинсы, смачно почесал нависающий над поясным ремнем волосатый живот и повернулся ко мне такой же волосатой спиной. — Пошли, блять, жрать на кухню и собираться будем в «Небеса»!
Я поплелся за Вовкой на кухню.
— Да это хозяйский диван! Он был тут уже вместе со шкафом! — махнул Вовка в сторону комнаты рукой и открыл холодильник. — Вообще, мое здесь только: кровать, телек и музыкальный центр! Ну, пылесос еще! И все! Чай с колбасой будешь!?
Я кивнул, уселся на стул подле маленького столика сразу у входа в кухню. «Тесно-то как, жуть, как народ в таких квартирах живет, непонятно, хотя, если одному, то нормально, а если семья, то тесно», — думал я, пока Вовка громыхал в холодильнике, доставая из-под завала еды колбасу. Противоположную от входа стену занимало окно. Весь периметр кухни был плотно уставлен: у левой стены стоял столик с двумя стульями, за столиком холодильник; стену справа занимал кухонный гарнитур, он упирался в угловую раковину, а та сменялась у дальней стены стиральной машинкой и газовой плитой. Лишь стена под окном была свободна, но все равно места было так мало, что посреди кухни с трудом могли находиться два взрослых человека, не мешая друг другу.
— Ну чо, какие там у вас дела!? — сказал Вовка, поставив чайник и принявшись нарезать колбасу на столешнице гарнитура. — Как бизнес?
— Да нормально все, — зевнул я.
— Ну, отдел открыли-то!? — развернулся Вовка ко мне, замер.
— Да, открыли, — закивал я, почесывая ногу у щиколотки. — Еще в мае открыли, вернее в апреле тридцатого открытие было официальное, а так с мая начал работать отдел.
— Ооо!! Буржуи!! — зарычал Вовка, неистово кромсая колбасу и хлеб. — Растете!
— Растем потихоньку. Я вот думаю, еще точку открыть, — сказал я, выпрямившись на хлипком стуле и скрестив руки на груди. — Товар на складе есть, деньги позволяют зарыть в оборот точки тысяч сто. Почему бы не открыть?
— О! Опасные вы ребята! — Вовка затолкал в рот кусок колбасы, жевнул его пару раз и засмеялся с набитым ртом. — Вы так всякие «Арбалеты» и «Мангусты» по миру пустите!
— Да хватит тебе! — отмахнулся я. — Никого мы по миру пускать не собираемся. Розница, это для себя. Чем больше своя розница, тем устойчивее фирма.
— Ну, эт да! — прочавкал Вовка, вытер пальцы об пузо и выключил чайник.
Через минуту мы уже уплетали бутерброды из черного хлеба и вареной колбасы.
— Чо там, батя как? — спросил Вовка.
— Да нормально, чего ему сделается, — вяло сказал я, жуя. — Достает иногда своими нравоучениями. Это не так сделал, то не так поставил. Все жизни меня учит.
— Ну, эт да, — смачно отхлебнул Вовка чай из большой кружки. — Отец у тебя такой, строгий, серьезный.
— Да какой он строгий и серьезный!? — отмахнулся я. — Мораль любит читать, вот и все. Иногда такой нудный становится, ужас. Трудный он, тяжело с ним работать.
— Ну… — Вовка пожал плечами, силясь поскорей прожевать. — Трудный, не трудный, а все равно отец же. Бизнес семейный, это уже хорошо. Он перестанет делами заниматься, все тебе достанется. Тоже нормально!
— Да чему там доставаться!? — отвел я кружку в сторону ото рта, не успев хлебнуть чая. — Можно подумать, он сам все создал, а мне все достанется!? Я тоже в этом с самого начала принимал участие!
— Не, ну это да! — Вовка почесал в затылке. — Но он все равно старше, опыта больше, он же у вас там голова и руководитель, так сказать!
— Блин! Да с чего ты решил-то, что он главный!? — вытаращился я на Вовку. — Ты ж не знаешь ничего, что внутри происходит. Ты вот в курсе, что из всех поставщиков, с какими мы работали за все время, отец не нашел ни одного!? В курсе!?
Вовка пожал плечами.
— Вот! Не в курсе! — я отставил кружку в сторону и положил начатый бутерброд обратно на тарелку. — Всех производителей и поставщиков я нашел! Всех до единого! И он даже их не искал! Вообще не искал! Я постоянно лазил и ковырялся во всех справочниках и газетах и приносил ему уже готовую информацию! А он, да, он звонил уже! Звонил туда и вел переговоры! Я не отрицаю, что переговоры тоже надо уметь вести, но я бы и сам их провел, если бы не возраст! Никто не стал бы всерьез вести переговоры с пацаном двадцатипятилетним! Вот и все! А когда начали пивом заниматься, мне вообще было двадцать два-двадцать три! Ну, ты бы вот стал вести переговоры с таким пацаном, если б тебе было, к примеру, сорок!?