В январе мы занялись поиском склада. Денег у нас было лишь две тысяч рублей — военная пенсия отца за тот месяц. И все. Мы покатались по городу, порылись в газетах и оказались на территории бывшей овощной базы, находившейся в двадцати минутах езды от нашего дома. База была одной из самых новых в городе. Все оптовые базы, на каких я побывал, кишели торговой активностью, а эта на удивление пустовала. Выяснилось, что владельцы базы вот-вот приняли решение сдавать склады в аренду, мы оказались одними из первых клиентов. Административное двухэтажное здание стояло сразу справа от въездных ворот базы. Там мы встретились с директором, прошлись с ним по территории и выбрали первый склад в длинном здании слева. Склад был огромный, в четыреста метров, но мы договорились об аренде лишь четверти. Пока отец пространно беседовал с директором, я вышел на улицу и огляделся — база казалась спящей. Какой-то парень арендовал автомобильный бокс напротив и занимался ремонтом машин. Его ротвейлер носился тут же по территории, пытаясь израсходовать заложенную природой в его крупную фигуру энергию. Слева от въезда в одноэтажном здании ютились три компаньона, мытари на вроде нас с отцом. Один — невысокий лысеющий мужичок лет пятидесяти, в очках с невнятной быстрой речью, суетными движениями и бегающими водянистыми глазками. Второй — обычного телосложения с усами и смоляными волосами средних лет татарин со своей грузовой «газелью». Третий — отставной военный «мореман», высокий импозантный мужчина с зычным голосом и типичной раскачивающейся походкой. Промышляла троица мелкооптовой торговлей продуктами питания. В основе их ассортимент состоял из разновидностей майонеза, отчего я тут же прозвал их «майонезниками». Они, как и мы, были в начале своего коммерческого пути и начали общий бизнес лишь месяца три назад. Все это я узнал немного позже, а пока обводил взглядом пустовавшую базу, по территории которой гулял ветер, гоняя продрогших бродячих собак и мусор. Мы въехали третьими, отец отдал две тысячи в качестве аренды за февраль, и наша авантюра началась.
Десятого числа пришла первая партия, заводской старый «Г АЗ-66» привез в кунге восемьдесят ящиков пива. Товар мы азартно выгрузили тут же на улице на прикрытый снегом асфальт, а позже перенесли в склад. «Жигулевское» пиво было в то время непастеризованным, с коротким сроком годности всего в семь дней. Пастеризованное же пиво тогда могло храниться месяц-полтора. Это позже непастеризованное пиво почти пропало, а сроки хранения пастеризованного стали огромны и очень комфортны для торговли. Связавшись с таким товаром, мы взялись за очень рискованное дело, считайте сами: розничный покупатель, как правило, не покупал пиво, если срок его годности подходил к последнему, седьмому дню; свежую партию наливали на заводе с утра и привозили к обеду первого дня; нам для торговли оставалось всего пять дней. Шел 1999 год — пик расцвета универсальных оптовых баз. Мы заранее переговорили с основными крупными городскими базами, те согласились брать наше пиво на реализацию. Выходило, что нам с отцом нужно было развозить каждую партию пива в первый же день, самое позднее во второй. Тогда на следующий день оптовые базы выставляли товар на витрину, начинали им торговать и, по-хорошему, должны были продать все за два-три дня максимум. Идеально — до конца четвертого дня. При таком раскладе, розничным точкам оставались для торговли пятый и шестой дни. Если наше пиво не уходило до конца четвертого дня со склада оптовой базы, то почти наверняка после мы забирали его просроченным обратно. Возникал риск убытка. Мы обговорили с коммерческим директором этот момент заранее и оставили за собой право возврата на завод непроданной просроченной продукции в объеме не более десятой части от каждой партии. Оставалось одно — развозить партии пива вовремя. Трудиться пришлось интенсивно. В «ГАЗ-66» входило максимум сто двадцать ящиков, и уже с мая месяца он стал приезжать к нам полным. «Двойка» за раз вмещала пятнадцать пластмассовых ящиков, как не крути, выходило восемь рейсов. Оптовые базы продавали пиво в разных объемах: одни — пятнадцать ящиков в два дня, другие — десять, третьи — пять. Из-за этого реальное количество рейсов было больше. Обычно выходило так: в день привоза мы успевали сделать два-три рейса и все. Остальное нужно было обязательно развести за второй день. А это от пяти до восьми рейсов, как повезет с погодой и продажами. Когда на второй день приходилось восемь рейсов, то было тяжко, мы выматывались жутко. В то время машин на городских дорогах было уже порядком, но пробки еще не случались. Мы развозили быстро. Отец был отменным водителем, а я бойким грузчиком и экспедитором.
Уже к концу весны мы поставляли пиво во все более-менее значимые базы. Качество товара было так себе, приходилось брать рынок города низкой ценой. Местное «Жигулевское» в опте в среднем стоило 2 рубля 10 копеек, мы же выставляли свое на 20 копеек ниже. Если бы кто-нибудь решил просчитать наши с отцом заработки, то удивился бы результату — заработок от продажи пива был мизерный, его едва хватало на аренду склада и бензин. Нас спасал лишь сахар, которым мы расплачивались за пиво, мешками загружая его в «газон». Удивляясь, как между столь близкими городами получалась такая значительная разница в цене на сахар, я понимал — пока она есть, существует и наш бизнес.
Торговля сахаром в то время имела такой же дикий и хаотичный вид, как и вся прочая. Город был утыкан самодельными знаками и вывесками с надписью «сахар» и ценой. Вдоль дороги то и дело мелькали надписи «сахар 320», «сахар 310», «сахар 330». Сворачивай у понравившейся вывески к складу и покупай мешок. Все просто.
Первые два месяца мы покупали сахар на ближайшей к складу торговой точке. За раз мы брали мешков десять. В апреле на соседний склад въехали четвертые арендаторы, на наше везение оказавшиеся оптовыми торговцами сахаром. Соседей было двое — рослые и крепкие мужчины чуть за тридцать. Они сняли тесную комнатку рядом с «майонезника-ми» и уже на второй день завезли на склад десять тонн сахара. Торговля у соседей пошла сразу, они сколотили «домиком» из двух поддонов рекламный щит, прилепили к нему с обеих сторон бумажки с надписью «сахар» и ниже ценой и поставили конструкцию снаружи въезда базы. Вначале редко, а после все чаще к ним стали заезжать легковые машины за одним-двумя мешками сахара. Объявились и мелкооптовые покупатели на «газелях», те брали тонну или половину. Я сразу прозвал новых соседей «сахарниками», а они нас не сговариваясь «пивняками».
«Сахарник» Юра был крупным деятельным малым с короткой стрижкой темных волос и наглыми выпученными глазами. Он был широк в плечах, мясист и с заметным животом. Ходил Юра, слегка расставив руки в стороны, сменяя вальяжность движений на энергичность и напор. Матерился он много и смачно, подъезжал на своем серебристом «Мерседесе» к складу быстро, тормозил резко. Так же эффектно отъезжал прочь. Из машины он выходил энергично, но с важной ленцой в движениях, руку для приветствия подавал нехотя и как бы промежду прочим, подчеркивая и этим свою значимость. Даже деньги Юра считал эффектно — доставал из портфеля перетянутую резинкой пачку купюр, переламывал ее пополам толстыми пальцами одной руки, и ловко двигая большим пальцем этой же руки, сдвигал купюру чуть в сторону, пальцами другой руки подхватывал ее за уголок и откидывал назад на себя. Подсчет велся быстро, в руках Юры купюры шелестели как в машинке для счета денег. Позже я узнал, что он успел уже четыре раза отсидеть. Юра был главным, а компаньон, в котором чувствовалось хорошее воспитание, его полной противоположностью. Рано облысев, тот стригся коротко под машинку, вдобавок, имея крепкое, явно накачанное телосложение, относился к категории мужчин, которая неотразимо влекла женщин — высокий сильный добряк-скромняга с интеллектом во взгляде. Никакой показухи, никаких понтов — компаньон Юры всегда был приветлив, здоровался охотно, матерился редко, общался негромко и хорошо развитой речью. Ездил он на сильно подержанной, но аккуратной «БМВ». Я удивился, узнав, что по образованию тот хирург. Как такие разные люди могли сойтись вместе? Интересно.