Под конец последней недели ноября, мы снова оказались на приеме у «монументальной тетки» и согласились подписать договор аренды на отдел площадью в семнадцать метров. Тетка зашевелилась, распечатала документ. Отец подписал его под ободряющие слова тетки об открытии центра под Новый год. На его вопрос об укладке асфальта, она безапелляционно заявила, что с понедельника следующей недели работы начнутся, и дней за десять все будет сделано. По календарю на понедельник следующей недели пришлось начало зимы, и выпал первый снег.
В последнюю субботу ноября я крепко напился в «Чистом небе» и полвечера провел в компании Юли и ее страшненькой безымянной подружки. Мы сидели на барных стульях танцпола, курили и о чем-то пьяно общались. Некурящая и непьющая подружка Юли весь вечер глупо деликатно улыбалась, делая вид, что наш с Юлей пьяный разговор ее интересен. Обсуждалась женская меркантильность, набиравшая обороты в нашем обществе с огромной скоростью. Юля по-кошачьи улыбалась, иногда намеренно выпуская дым мне в лицо, смеялась. Алкоголь освободил во мне безжалостного циника, и я стал ответно отпускать Юле едкие фразы, стараясь зацепить ее за живое. Юля держалась отменно, оставалась внешне спокойной, даже чуть надменной. Ее подружка, наоборот, мялась, глупо хихикала и переливалась в лице всеми оттенками красного. «И чего ты такая страшненькая? А так вроде порядочная девушка, а водишься с Юлей. Я б с такой подругой не водился, хотя, если больше не с кем, многие страшненькие так делают, дружат с красивыми девушками, так и им перепадает мужское внимание. А вот стояла бы ты сейчас одна, такая страшненькая в клубе, никто бы на тебя и не глянул, только если уж выпить много, когда уже все равно», — бродили в моей голове все более пьяные мысли. Незаметно я сильно запьянел. С «отверткой» всегда так, вроде пьешь сок, а напиваешься водкой.
В два часа ночи я захотел спать, оторвал задницу от стула и понял, насколько сильно пьян. Юля, встав, закачалась не меньше моего и пошла кривой походкой к выходу. Страшная подружка продолжала виновато улыбаться. «И что ты делаешь в таком месте, раз такая примерная? Спала бы сейчас дома, нет, носит тебя по всяким клубам. Что за радость глазеть на пьяные рожи трезвой, не пойму?», смотрел я на нее, забирая куртку из гардероба и тупо ухмыляясь. Мы грузно под ручку с Юлей преодолели ступеньки вверх, победили тяжелую входную дверь и оказались на бодрящем почти зимнем ветерке.
— Такси надо ловить, — сказала Юля, глядя на меня.
— Не надо. Есть телефон? — я пьяно смотрел на нее.
Юля кивнула, полезла в сумку, выудила мобильник. Я продиктовал номер Эдика по памяти. Она набрала и сунула трубку мне. Через пять минут белая «семерка» подлетела к «Чистому небу». Все трое забрались в салон, жаркий от включенной печки.
— Куда? — произнес Эдик, глядя на меня.
— Вам куда? — обернулся я к задним сидениям.
Юля назвала улицу и номер дома.
— Это же левый берег, — буркнул я и вперился в нее.
— Ну да, — уставилась Юля на меня мутноватым алкогольным взглядом.
— И как вас угораздило в такую даль забраться? — я покачал головой, сел прямо. — А я живу в совершенно противоположном районе.
— Далеко будет на свидания ездить, да? — съязвила Юля.
Страшненькая подружка незаметно хихикнула.
— И не говори, — выдохнул я, неуклюже ворочаясь на сиденье.
Мы поехали. Центральный проспект, вправо вниз на светофоре крутой спуск к набережной, мост на левый берег. Дома тут же сменились с интересных с оригинальной архитектурой в центре на окраинные однотипные послевоенные двухэтажные. Чуть погодя и те сменились на сплошные базы и заводы. Промышленный район. Эдик притормозил, колеса машины мерно отстучали по железнодорожному переезду. Поворот влево во дворы, сто метров, приехали. Я всмотрелся через лобовое стекло в пейзаж снаружи. Мрачный район. Таких в городе было несколько. Преступность в них была на порядок выше из-за местного населения — сплошь рабочие заводов, фабрик и их последующие поколения. С развалом Советского Союза культурный уровень таких районов стремительно деградировал почти до состояния гетто. «Нда, наверное, фигово живется им тут», — подумал я, обернулся, добавил, как можно дружелюбнее: «Тут, значит, вы живете!? Буду теперь знать!»
— Теперь знай! — сказала желчно Юля. — Так что придется покупать машину, жених!
— Машины нет, и не знаю, когда куплю, — ответил я тем же тоном. — Так что, Юля, жених я не завидный, денег мало, машины и квартиры нет.
— Эх, Рома, огорчил ты меня, а я уж думала, замуж за тебя выйти! — добавила желчи та. — Придется мне за другого, более состоятельного замуж выходить.
Обстановка враз натянулась, мы с Юлей уже открыто пикировались словами.
— Конечно, придется! За деньги все придется, — хмыкнул я. — Любишь же деньги?
— Да!!! Люблю!!! Люблю деньги!!! — вмиг словно сорвалась с цепи Юля, ее прорвало, девушка начала орать, почти истерично. — Очень люблю!!! И не хочу жить в нищете!!! Хочу жить нормально, чтоб все было!!! Чтоб машина была хорошая, чтоб денег была куча!!! И мне все равно, кто меня будет трахать, пусть даже дед семидесятилетний, лишь бы у него денег было много, и мне давал столько, сколько надо!!!
Тишина. В машине повисла гробовая тишина. Юля замолкла так же резко, как и ударилась в крик. Эдик растерянно таращил глаза то на меня, то на Юлю, неловко ухмылялся, пытаясь изобразить, будто услышал шутку, но не получалось. Это была не шутка. Подружка Юли сидела в своем углу тише мыши. Со мной началось нечто странное. Как только я осознал смысл сказанного, меня физически затошнило. Начало мутить. Дико захотелось открыть дверь и тут же блевануть на асфальт. Липкое ощущение мерзости, чего-то отвратительного поползло у меня по спине, заползло в живот и превратилось в рвотные позывы. Мне стало дурно от услышанных слов. Отвратительно. То, что я услышал, было мне абсолютно отвратительно. За долю секунды устоявшийся в моем сознании образ Юли сломался, исчез, как оседает в клубах дыма взорванное здание. В одно мгновение. Раз и человек для меня перестал существовать! Вообще! Минуту назад был, а теперь нет. Лишь бесформенная жалкая противная вонючая слизь вместо Юли находилась в моем представлении на заднем сидении машины. Я не мог обернуться. Сидел, уставившись вперед в ночную тьму, и молчал. Все молчали. Прошла минута.
— Я пошутила! — Юля толкнула меня сзади игриво в плечо.
Мне стало еще противнее.
— Да я пошутила же, Ром! — Юля еще раз пхнула меня в плечо, неловко рассмеялась.
— Да понял я, понял, — выдавил я из себя, сделал натужную попытку рассмеяться.
Страшненькая подружка хихикнула.
— Хы, — донеслось облегченно со стороны Эдика.
Я надел на лицо дежурную улыбку и обернулся: «Ну, чего вы там? Выходите».
— Ром, ну я пошутила. — Юля положила руку на мое предплечье, сжала его.
— Да понял я, Юль, понял, — снова насильно улыбнулся я.
Прощание вышло скомканным.
— Поехали, — облегченно сказал я Эдику, едва хлопнули задние двери машины.
Через минуту колеса «семерки» снова отстучали по железнодорожному переезду.
По сторонам замелькали базы, склады. Светофор. Свернули налево. Пейзаж сменился на двухэтажные старые дома.
— Да уж, — произнес Эдик.
— Да пиздец! — выматерился я.
Через несколько минут мы катили уже по мосту на правый берег. Я тупо смотрел в окно и вдруг понял, что совершенно трезв. До моего дома доехали молча. Я думал о том, как легко человек может разрушить свой образ в голове другого всего одной фразой.
ГЛАВА 10
Уважаемые партнеры!
Извещаем вас, что в связи с условиями Дополнительного Соглашения от 01.12.2002 года к Договору купли-продажи от 01. 09. 2002 года для выполнения взятого вами на себя объема продаж в 1600000 рублей (один миллион шестьсот тысяч рублей 00 копеек), вам необходимо внести в кассу ООО «Люксхим» до 31.12.2003 года денежные средства в размере 256037 руб. 48 коп. (двести пятьдесят шесть тысяч тридцать семь рублей 48 копеек).