— Я останусь с ним. Рион, ты же видишь, я был прав! Мы чуть не потеряли мальчика! — Я всхлипнул и наклонился к Мелли, поцеловав в лоб. Лоб был горячее обычного, но жара не было. Видимо — результат течки.

— Перестелите постель, я подержу его на руках. — Я сел на стул, Рион положил Мела мне на руки. Пока охранник перестилал постель, Рион постоял рядом, и пошел к двери.

Взявшись за ручку, посмотрел на меня: — Уложишь Мелли, приходи. Есть разговор. А потом всю ночь можешь быть с ним.

Мелли дернулся у меня на руках и я наклонился, прижимаясь губами к его лбу. — Тихо, тихо, Мелька. Все хорошо. Я здесь. Я с тобой.

Он открыл глаза и притянул меня к себе, обхватив мои губы своими, мокро и неумело целуя, постанывая мне в рот. Потом оторвался и выдохнул:

— Я умер? Я умер и в раю с тобой, Лий? И мы теперь будем вместе? — На его лице разлилась блаженная улыбка и он тихо засопел, проваливаясь в сон.

Охранник помог мне переложить Мелли на постель. Я укрыла его одеялом и пошла в каюту к Риону.

«Ну ты и сука, Лиана». — Запоздалое раскаяние набросилось на меня дикой кошкой. «Как портовая шлюха — кто больше даст, с тем и трахаешься. „Мэд, я тебя люблю“, — а стоило прокатиться на шлюпке, и теперь „Рион, я тебя люблю“? Курвища ты первостатейная! Блядина промандоблядская. Ты еще сними штаны и ходи голой жопой вперед, может еще кто сподобится тебя оттрахать. И белочки ни при чем.»

Остановилась в коридоре, прижалась к стене, закусив руку, чтобы не завыть, и съехала на пол. Обидные горькие слезы потекли по щекам.

«Как ты могла? Как? Мэд для тебя всё бросил. Всё к твоим ногам! А ты… Дырка ты подзаборная! Думаешь, сейчас Рион позвал тебя стихи Бодлера читать?

Лиана! Прекрати истерику сейчас же! Стокгольмский синдром еще никто не отменял. Мужик грамотно развел тебя, как ссыкуху, „на покататься“, предварительно обработав, и тебя банально, как по писанному, вынесло в щавель.»

Внутренний голос был прав. Я собралась с силами. И пошла в каюту, другого выхода все равно не было. А дальше жизнь подскажет.

Рион сидел за накрытым столом и махнул мне рукой: — Сходи в душ. Не одевайся потом. Мой вечерний минет и ужин, и можешь идти к Мелли. На, выпей, и не задерживайся. — Он протянул мне бокал с напитком и я выхлебала его в один глоток. В горле пересохло и хотелось есть и пить неимоверно. Все эти приключения жутко выматывают.

В душе у меня затеплилась надежда, что всё обойдется минетиком и можно будет вернуться к Мелу непорочной. Странный жар поднимался по телу. Почти как тогда, перед течкой, когда тело начинало звенеть, и как будто бы чесалось изнутри, натягивая кожу и выворачивая кости. Что за нахуй? Сколько там до течки еще? Месяца четыре-пять? Ладно, потом разберемся.

Вышел голым из душа и прошел прямо к столу, срывая с грозди чирс и жадно жуя.

Сел за стол и стал выбирать, во что бы вонзить зубы. Желательно, чтобы это было мяско.

Рион, в халате на голое тело, подошел ко мне и опустился на пол, прижимаясь к моим коленям.

— Лиатт! Милый! Я виноват перед тобой. Очень виноват.

Я чуть не подавился виноградом и посмотрел на него. Это еще что за концерт местной самодеятельности?

Рион положил руку мне на член, и он предательски ожил, радуясь ладони, как родной.

«О! Значит, долго минетик не продлится. Быстренько потрахулимся, пожру и спатоньки.»

Рион смотрел на меня снизу вверх со странным выражением на лице — вина, вожделение, самобичевание, надежда — в его взгляде и уничижительной позе было что-то до боли знакомое, только вот мозги никак не хотели в это верить.

Потому что бдсмные картинки из инета с сабмиссивами и Рион, пират, никак не складывались в одну целую картинку.

— Ли! Я был плохим. Украл тебя и Мелли. Против твоей воли удерживаю на корабле. Тебя, замужнего мальчика. Такого прекрасного. Я рисковал твоей жизнью. Заставлял делать вещи, которые тебе были противны…

Член предательски каменел под рукой и яйца начали звенеть так, что голос Риона слышался, как через вату. «Сукаблядь! Я что — латентная домина, нахуй? Откуда этот ёбаный стояк? Что со мной? Что, вообще, происходит?»

«На, выпей», истома, разлившаяся после этого, странное поведение тела — и паззл сложился. Сууууукаааа! Да он опоил меня чем-то!

Рион тем временем встал с пола, снял халат и под ним — та-даммм! — оказался перевит кожаными ремешками на заклепках. У меня отвисла челюсть, а член сам по себе рванулся, выпячивая головку из плоти, и закачался радостно, как растопыренная перчатка на бутыли с самодельным вином.

Рион протянул мне флоггер и встал передо мной на колени.

— Накажи меня. Я заслужил самого строгого наказания. — Он стоял с протянутыми руками и опущенной головой, в одних только черных, красиво оплетавших тело, кожаных ремешках. Картина была о-ху-ен-на-я! Такой брутал и весь мой.

Белочки. Вы не охуели. Вы пизданулись там напрочь. Какая из меня домина?

Так. Всё. Приду в себя, ну, нахуй этот фикбук и порно. Перейду на классику. Лев Толстой, «Война и мир». Мадам Бовари. Ой, нет, ее читать не буду, в ней Эзька снимался, я ж так обкончаюсь. Окей, Лиана. Тогда Маркеса.

Хуяркеса. Сейчас-то что делать?

Злость и неудержимое желание секса — термоядерный коктейль. Злость на Риона, на обстоятельства, на себя, даже на белочек плавно сублимировалась в дикое желание отхерачить Риона на всю катушку, чтобы неповадно было.

Ну-ну. А потом останется только перейти к следующей дисциплине «жги, убивай, еби гусей». Хотя гусей-то зачем… Вон, сколько желающих вокруг.

Морок желания плеснул последней, самой яркой волной и затопил мозги. Тело выгнуло, показалось, что член сейчас разорвется от натуги, от острого желания вставить, отодрать, вытрахать.

…

Когда я уходил из каюты Риона, пришлось накинуть его халат. Другой одежды не было. Пират, пока я был в душе, уснул на диване. Морок желания схлынул резко, как будто выключили яркий свет, оставив приглушенный, бледный.

На трясущихся, после всего произошедшего, ногах подошел к Риону, чтобы убедиться, что исхлестанный, оттраханный, покрытый красными полосами, наливающимися кое-где синевой, пират, дышит.

Спит. Разморенный. Расслабленный. С полуулыбкой на лице. Жить будет. А о том, что это было и как жить дальше, я подумаю потом, да, Скарлетт?

В каюте у Мела было все так же, как когда я уходил. Мел лежал на животе, отвернувшись к стене. Потрогал лоб — чуть теплее, чем надо.

Я пробрался к стене и вырубился, едва коснувшись подушки.

Открыв глаза, долго не мог сообразить — где я, что не так, что так, как должно быть? И перед глазами всплыла картинка брутального самца в кожаных полосках, которому я запретил стонать, заставив зажать зубами свернутую салфетку со стола. Оказывается, флоггером можно хорошо разогреть, и это заводит. А я и не знал, что мне понравится играть в эти игры. Когда Рион, стоя на коленях, взглядом выпрашивал боль. Когда проводил стеком по его груди, приподнимая его подбородок, разглядывая страсть и покорность в его глазах. Когда он ждал и предвкушал удар, не зная, куда он придется. Когда он, наконец, взмолился «Трахните меня, мистер Лиатт, господин мой!». А когда я разложил его на спине и трахал в растянутую дырку — подготовился, стервец — это было похоже на полет на шлюпке в космосе. Сладко, страшно, неправильно и в то же время правильно. Я был прав — мой член был не только для пописать. Очень даже «не только». Только вот, когда я выкрикнул «Мээээд», кончая, Риона, кажется, перемкнуло.

Так. Стоп. Я в каюте Мелли. А почему пустая кровать?

Меня подбросило на постели. Хватая все тот же халат Риона, взглянул на часы. Прошло всего два часа, как заснул. Куда этот мальчишка мог деться?

В коридоре было пусто и тихо. Приглушенный свет, сонное состояние, всё это вместе взятое создавало впечатление, что я во сне.

Из-за двери Риона доносились какие-то странные звуки, и рука, открывавшая дверь, дрогнула.

Течкой фонило ужасно. Значит, Мелли здесь. Здесь? Мелли?