Они буквально рухнули на асфальт, отскочили от него, и затем с новым резким толчком снова приземлились, по инерции проехав еще несколько десятков метров и, наконец, остановившись посреди шоссе. Гидеон обернулся и увидел, что грузовик, чудовищно визжа резиной, остановился позади них. Он замер всего в полутора метрах от самолета. Машина, приближавшаяся к ним по встречной полосе, также выжала максимум из своих тормозов.

А затем все затихло.

Несколько мгновений Фордис сидел, словно мраморная статуя, пока вокруг него трещал и стонал фюзеляж. Затем он убрал руки от штурвала, щелкнул главным выключателем, снял гарнитуру и расстегнул страховочный ремень.

— После тебя, — сказал он.

Гидеон выбрался из самолета на ватных, негнущихся ногах.

Они сели прямо на шоссе. Сердце Гидеона стучало так, что он едва мог дышать.

Водитель грузовика и водитель встречной машины уже бежали к ним.

— Черт! — воскликнул дальнобойщик. — Что случилось? Вы, парни, там в порядке?

Они были в порядке.

Подъезжающие машины начали останавливаться, люди выходили на дорогу, чтобы выяснить, что произошло, но Гидеон ничего этого не замечал.

— И как часто двигатели выходят из строя, как у нас? — спросил он Фордиса.

— Нечасто.

— А что насчет сразу двух двигателей? В один и тот же день? Одним и тем же способом?

— Никогда, Гидеон. Никогда.

30

Полтора дня спустя Гидеон Кру припарковал «Субурбан» — к этому моменту лобовое стекло уже заменили — на поляне возле своей бревенчато-каменной хижины, заглушил двигатель и вышел. Он огляделся, глубоко вздохнув, и позволил себе несколько мгновений насладиться окружающим пейзажем: бассейном Пьедра-Лумбра, окружающими его горами Хемес, окаймленными соснами пондероса. Воздух был свежим и прохладным и подействовал на него, словно освежающий тоник.

Со времен дела на острове Харт он впервые вернулся в свою хижину, и понял, что скучал по этому месту. Здесь мрачное ощущение, которое, казалось, ни на минуту не покидало его, немного отступило. Здесь Гидеон мог забыть почти обо всем: о безумном расследовании, о своем диагнозе… и о других проблемах, спрятанных глубоко внутри — о тяжелом детстве, о колоссальном чувстве одиночества, пронизывающем всю его жизнь.

После долгого созерцания видов, он забрал сумки с пассажирского сидения, толкнул дверь в хижину и вошел в кухонный альков. Запах прогоревших дров, кожи и индейских ковров окутал его. Пока страна пребывала в состоянии волнения, население городов пыталось эвакуироваться, а голоса сумасшедших пророков и параноиков заполонили телевидение и радио, это место — осталось прежним. Насвистывая незатейливый мотив песни «Straight, No Chaser», он начал неспешно извлекать вещи из сумок и раскладывать их на столешнице. Так же, не торопясь, он обошел хижину, открыл ставни, проверил солнечный инвертор и включил насос скважины. Затем он вернулся на кухню, осмотрел продукты, продолжая насвистывать мелодию, и принялся доставать из ящиков кастрюли, горшки, ножи и прочий необходимый кухонный инвентарь.

Боже, как же хорошо вернуться!

Час спустя, он открывал духовку, проверяя состояние своих тушеных артишоков à la Provençale. В это время снаружи послышался шум подъезжающей машины. Выглянув в окно кухни, Гидеон увидел Стоуна Фордиса за рулем потрепанного «Краун-Вика» ФБР. Гидеон вздохнул, поставил сковороду на огонь и бросил на нее кусок сливочного масла, которое тут же начало плавиться.

Фордис вошел в хижину и огляделся.

— Вот, оказывается, что такое деревенское очарование, — он заглянул в отдаленную нишу. — Это, что, компьютерные принадлежности?

— Да.

— У тебя чертовски много оборудования работает от солнечной энергии.

— У меня тут неплохой склад солнечных батарей, знаешь ли.

Фордис прошел в гостиную и повесил пиджак на спинку стула.

— Дорога сюда — это нечто. Пока добрался, чуть глушитель не оторвал.

— Знаешь, это отпугивает нежеланных посетителей, — Гидеон кивнул на кухонный стол. — Бутылка «Брунелло» открыта, угощайся.

Он был уверен, что агент не станет пить вино, но все же решил предложить.

— Боже, ты прямо знал, что мне нужно, — Фордис налил себе щедрую порцию и сделал глоток. — Хм, пахнет неплохо. Что ты готовишь?

— Неплохо? Да это будет лучшая еда, которую ты когда-либо ел!

— Уверен?

— Меня уже тошнит от стряпни в аэропортах и отелях. Обычно я ем только раз в день — и то, только ту еду, которую сам приготовил.

Агент сделал еще один глоток вина и со вздохом наслаждения расположился на кожаном диване.

— Итак… узнал что-нибудь?

Прямо после крушения они вернулись в Санта-Фе вместо того, чтобы ехать в центр, где Чолкер брал писательские курсы. В тот момент они решили, что более важно выяснить, кто совершил диверсию на борту их самолета — и действительно ли имела место так называемая диверсия или это было всего лишь очень неудачное стечение обстоятельств. Чтобы сэкономить время, они решили разделить обязанности на минувшие полтора дня.

— Конечно, узнал, — масло перестало пениться, и Гидеон осторожно извлек rognons de veau[35] — уже промытые и очищенные от жира — из мяснитской бумаги, после чего положил их на сковороду. — Я заглянул в Медный Каньон по той наводке и проверил его. Не поверишь, что я там нашел.

Фордис качнулся вперед.

— Что же? — с нетерпением спросил он.

— Кучу камней, несколько ракушек, молитвенный коврик, ритуальную чашу для омовения и небольшой природный источник.

— И что это значит?

— Это святыня. Прихожане мечети приходят туда, чтобы помолиться. Но никаких улик, свидетельствовавших о создании бомбы или чего-то подобного, я там не нашел. Это всего лишь место для молитв.

Фордис скривился, а Гидеон меж тем продолжал.

— Я также попробовал выяснить, почему наш друг имам покинул католическую церковь. Несколько лет назад он подвергся насилию со стороны священника. Всё замяли — похоже, имела место взятка. Никакой публичности. Его семья подписала договор о неразглашении.

— Вот, что он хотел, чтобы мы узнали. Но сказать напрямую нам этого не мог.

— Точно. И мне удалось установить личности двух парней, которых ты заснял на видео в мечети. Вот, что мы имеем: у одного из них есть лицензия коммерческого пилота, по которой он работал в Pan Am[36].

Фордис отставил бокал.

— Нет, вот ведь дерьмо! Что ж, это вяжется с тем, что я узнал сегодня насчет нашей аварии.

— Выкладывай.

— Я видел предварительный отчет следователей НСБТ[37]. Его делали в экстренном режиме. Не возникает никаких сомнений, что самолет был намеренно выведен из строя. Кто-то — может, даже этот твой парень-пилот — повредил его, добавив в нашу «Сессну» топливо для реактивного самолета.

— И что с того?

— «Сессна» работает на пониженных нагрузках. Для работы необходимо топливо с октановым числом, равным сотне. Добавление реактивного топлива понизило октановое число. В результате смесь загорелась и подожгла сначала один двигатель, а потом и другой, — Фордис сделал еще один глоток вина. — Даже двигатель без топлива может нормально запускаться и останавливаться — до того момента, пока не загорится. Дело в том, что авиационное топливо с высоким октановым числом светло-голубого цвета. А реактивное — прозрачное. Редко — соломенного цвета. Когда я проводил осмотр, топливо показалось мне слишком светлым, но все же оно было голубым, поэтому я подумал, что все в порядке. Это было сделано кем-то преднамеренно, кем-то, кто точно знал, что он делает.

Повисло недолгое молчание. Гидеону понадобилось несколько секунд, чтобы переварить полученную информацию.