Чего только не случается с людьми и их домашними очагами в наше напряженное, машинное время!..

Ученье — свет…

И в этом году солнечный праздник культуры и просвещения, сопровождаемый песнями и духовой музыкой, закончился, вне всякого сомнения, вполне успешно. Колонны учащейся молодежи, утомленной маршировкой и гимнастическими упражнениями перед официальной трибуной, медленно тянулись, уже в беспорядке, по софийским улицам. Постепенно разошлись по домам и родители, приходившие посмотреть на своих детей, участвовавших в этом милом торжестве. Играл из последних сил оркестр женской гимназии, собирая вокруг себя любопытную публику. Я потянул за руку своего Ивана и сказал ему строго:

— Хватит глазеть на учениц. Смотри-ка ты лучше вперед, не забывай, что тебе предстоят выпускные экзамены. Как-никак ты уже абитуриент.

Иван шел рядом со мной, смиренно опустив голову и думая о выпускных экзаменах, которые ждали его. Я с гордым видом шагал рядом, чувствуя свое превосходство, хотя и был уже ниже его ростом сантиметров на десять, если не больше. Нынешняя молодежь, как это бесспорно доказано, вырастает выше нас, окруженная заботами общества, не жалеющего для нее средств на одежду и калорийное питание. Не то что в прошлые годы…

Мы прошли улицу Раковского и направились к нашей Экзарха Иосифа, залитой майским солнцем в эти полуденные часы. Иван опять стал засматриваться на учениц, которые расходились по домам взволнованные и порозовевшие. Чтобы отвлечь мое внимание, он время от времени подбрасывал вверх доверенный ему школьной командой футбольный мяч. Я сказал ему, чтоб он оставил это занятие, пока не уронил мяч на мостовую, где было интенсивное движение, а он довольно самонадеянно ответил мне, что ему не впервой это занятие, не переставая, разумеется, косить взглядом на учениц.

Мы пересекли главную улицу нашей части города — бульвар Дондукова, и я успокоился, потому что движение здесь немного поутихло.

— Тебе, Иван, временно надо забыть о футболе, — сказал я сыну, — пока не сдашь выпускные экзамены!.. Предстоят тебе и вступительные экзамены, а потом учеба в университете. Гидроинженером стать непросто… В последнее время у нас построили много водохранилищ, значит, будущее, как об этом сказано в документах и постановлениях, за гидроинженерами.

Иван слушал меня задумчиво. Я говорил довольно озабоченным тоном, а он шел, сжимая футбольный мяч подмышкой.

Одетый в туристские шорты и белую футболку, он оставался похожим на мальчишку, которого надо воспитывать. По этой причине я еще больше налег на свои наставления, испытывая угрызения совести, поскольку до сих пор я не учил свое чадо игре на аккордеоне и иностранным языкам, как это делали другие.

— Основа всего — болгарский язык и математика, — продолжал я, наблюдая, как он будет реагировать на мои слова.

— Болгарский я знаю, — ответил Иван, — по математике мне осталось всего пять задач из сборника решить.

— Да, но Милушев мне сказал, что у тебя грамматика хромает. Пишешь «кольтура» вместо «культура», как это положено по правилам. На вид мелкая, но роковая ошибка… Не все слова пишутся так, как ты их слышишь… Например, «рог». Как ты напишешь — «рог» или «рок»?

— Известно как, — засмеялся Иван, смущенный тем, что я его экзаменую прямо на улице.

— «Известно как»! Я спрашиваю — с «к» или «г»? Ты отвечай, отвечай!.. Ну вот, видишь?! Вроде бы просто, а ты не знаешь… Молчишь. Что же это такое?! Человек со средним образованием не знает, как пишется «рог»!

— Да это пустяки!

— Вовсе даже не пустяки! — Я продолжал нападать на него, хотя был простым почтовым работником с неполным восьмилетним образованием…

Иван задумался. Домой мы пришли вконец расстроенные, но скоро наше настроение поднялось, потому что дома нас ждала приготовленная женой баница. В полуподвале аппетитно пахло этим любимым нашим слоеным пирогом с брынзой. Через открытое окно этот благоуханный запах проникал на улицу. Кроме баницы нас поджидал и запеченный в духовке ягненок, а на столе — кувшин красного вина, окруженный стаканами и прочими приборами. Мы пригласили к обеду и свояка с Еленкой как представителей творческой интеллигенции, которые в последнее время жили счастливой брачной жизнью, сумев дважды избежать бракоразводного процесса благодаря здравому смыслу, проявленному ими в самый последний момент, когда они поняли, что без семьи и семейного счастья нет пользы ни от интеллектуального, ни от необходимого в нынешнее время физического труда.

Вот мы и позвали их к себе, чтобы устроить праздник с баницей, ягненком и красным вином. Решили также поговорить в этот день и о планах Ивана на будущее, так как поступить в государственный университет стало делом трудным. Вся наша надежда была на свояка и Еленку, которая имела связи с профессорами и преподавателями. Мы ковали железо, пока он было горячо, боясь упустить момент.

Войдя в наш дом, свояк и Еленка оздоровили атмосферу, которая все еще была напряженной из-за нашего спора с Иваном.

— Так нельзя, Драган, — упрекнул меня свояк. — Не стоит огорчать уже вступившего в пору зрелости юношу в день праздника Кирилла и Мефодия!..

— Да, но я ему говорю о серьезных вещах, а он с мячом забавляется. Это что, нормально?

— Сегодня праздник учащихся, — вмешалась Еленка. — Пусть он порадуется. Завтра его ждут выпускные экзамены.

— У моего мужа так всегда! — подала из кухни голос жена. — Он вначале делает, а потом думает… А ну-ка садитесь к столу, а то баница совсем остынет!

Мы все уселись вокруг стола и начали пировать, предварительно выпив для настроения по рюмке ракии. Правда, свояк не пил — он был абсолютным трезвенником и писал статьи именно по этим вопросам. Баница была теплой, даже горячей, таяла во рту. Моя жена была мастерицей готовить разные лакомства, все реже встречающиеся у нас в ресторанах и иных образцовых заведениях… Потом мы перешли к ягненку. Иван, сидя рядом с матерью, с аппетитом ел, не отрывая взгляда от тарелки. Время от времени я подкладывал ему очередной кусок мяса, убеждал его, что, прежде чем проглотить, надо жевать подольше и помедленней, чтобы облегчить пищеварение. Он слушал меня, но, увлеченный, забывал порой мои советы и глотал не прожеванные как следует куски, потом снова набивал рот, торопясь, будто кто-то за ним гнался. Я, конечно, не ругал его, не упрекал за жадность, чтобы не омрачать атмосферу. Напротив, даже разрешил ему выпить стаканчик красного. Он проделал это с большим удовольствием, вытер губы и снова уставился на ягненка, фаршированного рисом с изюмом. Я налил ему и второй стаканчик, за что получил упрек от свояка.

— Ты, Драган, бросаешься из одной крайности в другую, — сказал он мне. — То бьешь его, то наливаешь ему вино — напиток, от которого организму абсолютно никакой пользы.

— Пусть выпьет, — сказал я, — а уж завтра наляжет на подготовку к экзаменам.

— Вам роздали экзаменационные программы? — спросил свояк.

— Роздали, — ответил Иван.

— Если встретишь какие затруднения, спрашивай! Я всегда готов тебе помочь!.. Язык, как говорится, до Константинополя доведет… А грамматика не так важна, как сочинение. Мысли должны течь логично, с известной дозой фантазии, без которой не обойтись ни в литературе, ни в науке, потому что воображение играет исключительно важную роль. Оно освещает путь науке и обогащает ее, как это случилось с развитием атомной энергетики и электроники.

— А почему бы ему не изучать литературу? — спросила, допивая свое вино, Еленка. — За литературой великое будущее.

— Ты права, Еленка, — прервал ее свояк, — но все зависит от увлеченности… В данном случае мы имеем дело с тягой преимущественно к точным наукам, а не к литературе.

— У нас построили много водохранилищ, — сказал я, — их надо правильно эксплуатировать, а кадров не хватает.