Когда на зеленом дерне сидело около сотни предметов, Драйт снова взмахнул рукой, и люди перестали их подносить.

– Выбери душу Такроя из душ моих людей, – сказал он.

Кристофер несчастно пошел вдоль изогнутого ряда, сцепив руки за спиной, чтобы они не дрожали, а украшения Берил не позвякивали. Он чувствовал себя генералом, обозревающим армию металлических гоблинов. Он прошел всю линию целиком, слева направо, и ни один из предметов ни о чем ему не говорил. «Используй колдовское зрение», – сказал он себе, когда развернулся на правом фланге и пошел в обратном направлении. Возможно, оно сработает на серебряных статуях, если не прикасаться к ним.

Кристофер заставил себя посмотреть на статуи особым способом. Чтобы сделать это, прорываясь сквозь волнообразную отклоняющуюся магию Одиннадцатого, пришлось приложить немалые усилия. И, как он и боялся, штуки выглядели точно так же – такими же нелепыми, такими же бессмысленными. Он знал, колдовское зрение работало. Он видел, что некоторое количество людей, сидевших на поляне, на самом деле здесь не присутствовали. Они находились в других частях леса, занятые другими махинациями Драйта, и проецировали сюда свои изображения, повинуясь приказу Драйта. Но его колдовское зрение не работало на серебре.

Так как еще он может различить? Размышляя, Кристофер шагал вдоль линии. Люди насмешливо наблюдали за ним, а голова Драйта величественно поворачивалась за ним следом. «Они все такие неприятные, – подумал Кристофер, – неудивительно, что их души похожи на маленьких серебряных чудовищ». Такрой был среди них единственным приятным человеком… А! Вот душа Такроя! Она находилась на некотором расстоянии слева. Она походила на человека не больше других, но она была милой, в пятьдесят раз милее остальных.

Кристофер постарался продолжить идти так, будто не видел ее, размышляя, что произойдет, когда он возьмет ее и потеряет всю свою магию до капли. Ему придется положиться на Богиню. Он надеялся, что она поняла.

Должно быть, его лицо изменилось. Драйт понял, что Кристофер нашел правильную душу, и тут же начал жульничать, как Кристофер и ожидал. Линия изогнутых предметов внезапно стала длиной в целую милю, и душа Такроя оказалась очень далеко. И все они меняли форму, плавясь в новые странные кляксы и свежие бесформенные формы.

А потом с волнообразным толчком всё вернулось к изначальному положению. «Прекрасно! – подумал Кристофер. – Богиня!» Он не отрывал взгляда от души, и теперь она была довольно близко. Ринувшись вперед, он схватил ее. И едва прикоснувшись к ней, ослабел, отяжелел и почувствовал усталость. Захотелось заплакать, но он встал, держа душу. И, конечно же, Богиня, разведя руки, пристально смотрела на Драйта. Кристофер с удивлением обнаружил, что даже лишенный магии он может видеть призрачную вторую пару рук.

– Жрицы учили меня, что жульничать низко, – сказала она. – Я-то думала, вы слишком горды, чтобы опускаться до такого.

Драйт пренебрежительно посмотрел на нее:

– Я не назначал никаких правил.

Лишение магии немного похоже на другой вид колдовского зрения, подумал Кристофер. Драйт теперь выглядел меньше и далеко не столь великолепным. На его лице ясно проступил отпечаток фальшивости, как у дяди Тенни. Кристоферу всё еще было до смерти страшно, но теперь, когда он видел это, ему значительно полегчало.

Пока Богиня и Драйт пялились друг на друга, он неуклюже пробрался к Такрою.

– Вот, держи, – сказал он, пихая в него странную статую.

Такрой поднялся на одно колено, выглядя так, словно не может поверить своим глазам. Его руки дрожали, когда сомкнулись вокруг души. Как только он схватил ее, штука растаяла, впитавшись в его руки. Ногти и вены стали серебристыми. Мгновение спустя лицо Такроя тоже налилось серебристой краской. Затем она поблекла, и Такрой стал обычным, за исключением того, что в нем появилось сияние, которое делало его тем Такроем, которого Кристофер знал в Месте Между.

– Теперь я действительно твой человек! – произнес Такрой со смехом, похожим на рыдания. – Понимаешь, я не мог спросить Розали… Берегись Драйта!

Кристофер резко развернулся и обнаружил, что Богиня стоит на коленях, выглядя сбитой с толку. Неудивительно. Драйт располагал тысячами лет опыта.

– Оставь ее! – воскликнул Кристофер.

Драйт посмотрел на него, и на мгновение Кристофер почувствовал, как странная искаженная магия пытается поставить на колени и его тоже. А потом она остановилась. Драйт всё еще не получил того, что хотел от Кристофера.

– Теперь мы подошли к моему второму условию, – спокойно произнес Драйт. – У меня умеренные условия. Ты пришел сюда, требуя семь жизней и душу. Я отдаю тебе их. В обмен я прошу лишь одну жизнь.

Габриэль нервно засмеялся:

– У меня есть несколько в запасе. Если благодаря этому мы выберемся отсюда…

Вот чего хотел Драйт. Всё это время он добивался жизни кудесника с девятью жизнями, отданной добровольно. Если бы Кристофер не посмел просить душу Такроя, Драйт потребовал бы жизнь за освобождение Габриэля. На секунду Кристофер подумал, что они могут позволить ему взять одну из жизней Габриэля. В конце концов, у него их семь, и еще одна лежит на полу в Замке. А потом понял, что из всех возможных вариантов – этот самый опасный. Это даст Драйту власть над Габриэлем – ту же власть, которая была у него над Такроем, – до тех пор, пока длятся его оставшиеся жизни. Драйт стремился контролировать Крестоманси – точно так же, как дядя Тенни стремился контролировать Кристофера. Нельзя рисковать, отдавая ему одну из жизней Габриэля.

– Хорошо, – ответил Кристофер.

Впервые он был по-настоящему благодарен Габриэлю за то, что его девятая жизнь надежно заперта в сейфе Замка.

– Как видишь, у меня есть еще две жизни. Ты можешь взять одну из них, – он очень осторожно озвучивал условия, зная, что Драйт сжульничает, если сможет, – поскольку если ты возьмешь больше одной, это убьет меня и даст моему миру право наказать твой. Как только эта жизнь окажется в твоих руках, твои условия будут исполнены и ты должен позволить нам четверым пройти через Врата обратно в Двенадцатый-А.

– Согласен, – сказал Драйт.

Его лицо оставалось совершенно невыразительным, но Кристофер чувствовал, что внутри он поздравляет себя и хихикает. Он торжественно шагнул к Кристоферу. Кристофер обхватил себя руками и понадеялся, что будет не слишком больно. На самом деле, боли было так мало, что его почти застали врасплох. Драйт отступил назад всего лишь мгновение спустя, и в руках у него болталась прозрачная фигура. Она была одета в призрачную тигриную шкуру, а тусклая золотая лента развевалась на ее голове.

Кристофер вызвал огонь на эту фигуру – сильный, отклоняющийся и волнообразный, – вложив в него все имеющиеся в его распоряжении силы. Огонь – единственное, к чему Драйт не привык. Кристофер знал: это единственное, что может свести на нет тысячи лет опыта. К его облегчению, Богиня пришла к тем же самым выводам. Он краем глаза видел, как она, раскинув все четыре руки, низводит огонь так же, как он вызывал его.

Его седьмая жизнь моментально оказалась охвачена пламенем. Когда она вспыхнула, Драйт вцепился в ее плечи, угрюмо пытаясь потушить ее. Но Кристофер оказался прав: магия огня являлась слабым местом Драйта. Его попытка обратить чары была медленной и неуверенной. Но он продолжал пытаться и цепко держал жизнь за плечи, пока ему не пришлось отпустить ее, чтобы не лишиться рук. К этому времени его львиная шкура загорелась спереди. Кристофер успел увидеть, как он пытается сбить огонь и кашляет в дыму, когда сам рухнул на дерн корчащейся от боли кучей. Хуже, чем быть поджаренным драконом. Его охватила агония. До сих пор он не думал, что будет больно, не говоря уже о том, что настолько.

Такрой сгреб его, жестом пожарника перекинул через плечо и помчался к Вратам. От каждого шага Кристофер получал удар, и каждый удар был пыткой. Но его слезящиеся глаза уловили, как Богиня схватила Габриэля по меньшей мере тремя руками и потащила его к Вратам одновременно грубой силой и магией. Они добрались одновременно и вместе нырнули в них. Остатков ясного мышления Кристофера едва хватило на то, чтобы отменить чары и захлопнуть за ними Врата.