Как же хочется избавиться наконец от Дарнлея, — размышляла Мария. — Неужели можно будет развестись?

Ко всему прочему оказалось, что она ждет от Босуэла ребенка. Она спрашивала себя, как же все теперь объяснить. Нужно что-то делать, причем очень быстро.

Она никому ничего не рассказывала. Надо все держать в секрете до той поры, пока не найдется какой-то выход. Казалось бы, она так страстно любит и должна быть счастлива. Но, увы, ее любовь несла ей только страдание.

Она постоянно повторяла про себя:

— Лучше было бы умереть, чем так любить…

Как же ей исповедоваться в том грехе, что она совершила? Разве можно найти утешение в религии, если ты не можешь исповедоваться? Как она может обещать исправиться, если ее возлюбленный поработил ее?

В сочельник она подписала документ, согласно которому помиловала Мортона, Рутвена, Линдсея и прочих мятежников и разрешила им вернуться в Шотландию. Она понимала, что подписала этим и смертный приговор Дарнлею.

Дарнлей понимал это так же хорошо, как и она. Осознав, что произошло, он, не теряя времени, покинул замок Стирлинг и отправился в Глазго — во владения отца. Только там он смог почувствовать себя в безопасности.

В этом году в январе стояли жестокие морозы.

Мария, один на один со своими раздумьями, в очередной раз повторяла себе:

— Я не могу этого сделать.

И каждый раз сама же отвечала:

— Но я должна.

Дарнлей под охраной солдат отца скрывался в его замке, страдая от оспы.

Когда Мария объявила Босуэлу о ребенке, он ничуть не обрадовался.

— Медлить нельзя, — сказал он. — Промедление опасно для нас обоих.

— Почему ты говоришь такие вещи? — спросила она, чувствуя себя на грани сумасшествия. — Что нам даст избавление от Дарнлея? Какая тебе от этого польза?! Ты же женат!

Он расхохотался:

— Я буду свободен, как только освободишься ты.

— А Джин?

— Мы родственники с ней, и это будет причиной для развода.

— Так мы оба разведемся и…

— Разведемся! Королевский развод отнимает кучу времени… Не забывай о ребенке. Он не должен родиться вне брака, и потому нельзя терять время.

Она закрыла глаза и попыталась освободиться от его почти магического влияния на нее. В голове пронеслась мысль: если бы можно было уйти в монастырь… оказаться от всего в стороне…

Но Босуэл обнял ее… грубовато заласкал… и эти ласки сразу напомнили ей все…

Он сказал:

— Его нужно вытащить из владений отца… Он там под охраной людей Ленокса. Его нужно привезти в Эдинбург.

— И кто привезет его сюда?

— Есть только один человек, кто может это сделать.

— Нет!.. — закричала она.

— Да, — сказал, улыбаясь, Босуэл. — Он пойдет за тобой. Ты можешь вытащить его оттуда. Он нужен нам здесь, в Эдинбурге.

— Он болен.

— Великолепная причина для того, чтобы присмотреть за ним.

— Я уже сказала ему, что между нами все кончено.

— Женщины… даже королевы… склонны менять свои решения.

Она с горячностью сказала:

— Говорил бы ты яснее.

— Поезжай к нему. Пообещай ему все, что угодно, но вытащи его из укрытия.

— Пообещать ему… все, что угодно?!

Босуэл расхохотался:

— Да, это трудновато, ведь он может потребовать выполнения обещаний…

Она отвернулась и сказала:

— Я не могу этого сделать.

Он схватил ее и заставил посмотреть ему в лицо.

— Ты сделаешь это, — сказал он. — Подумай, что это значит для нас…

Она не могла ему ни в чем отказать, и оба они знали об этом. Она закричала:

— Нет, я не могу! Да, я не хочу его больше видеть, но я не могу этого сделать!

Он не стал ее больше убеждать. Он расхохотался… стал осыпать ее ласками… доведя почти до исступления…

— Ты сделаешь это, — сказал он, — ради меня.

И она поняла, что так и будет.

Мария осталась одна, и жуткие муки охватили ее.

Она схватила перо, потому что рука сама тянулась доверить листу бумаги тот кошмар, что творился в ее сознании. И она написала о страсти… о слезах… и о первой близости, когда они были скорее животными, нежели людьми, о близости, что положила начало всепоглощающей любви.

Отправляясь в Глазго, Мария понимала, что ей предстоит сыграть ту роль, что ждут от нее. Ее собственные желания были порабощены. Ее возлюбленный владел ее разумом так же безгранично, как и ее телом. Единственно, что могло ей помочь сделать требуемое, была ее ненависть к Дарнлею.

Сразу по прибытии в замок ее проводили к Дарнлею. Ее и раньше мутило от него, а сейчас в особенности. На лице были следы болезни, а в комнате неприятно пахло. Он прикрыл, насколько возможно, лицо тканью.

Он обрадовался, увидев ее.

— Хорошо, что вы приехали навестить меня, — смиренно проговорил он.

— Мне многое нужно вам сказать… Я смотрю, вы очень больны.

— Я поправлюсь.

Смотреть на него было невыносимо. Она сказала:

— Почему вы так отвратительно себя ведете? Если бы вы… Что я такое сделала, чтобы вы так ко мне относились?

— Вы не хотите простить меня, вы отворачиваетесь от меня. Я очень хочу вернуть все, что было между нами. Я понимаю, что вел себя очень глупо, даже жестоко. Мадам, я очень молод, мне ведь нет еще и двадцати одного. Я моложе вас. Давайте попробуем еще раз. Ах, Мария, вы ведь любили меня! Вы забыли?

Она содрогнулась:

— Это было так давно. Я еще не знала вас тогда.

— Вы знали часть меня. Я был другим. И могу им вновь стать. Меня вела собственная глупость и глупость других. Я все время думаю о вас… как о королеве и моей жене. Однажды узнав вас, как же я смогу обойтись без вас?

— Я не могу поверить в то, что вы можете быть искренним. Не забывайте, я ведь знаю вас. Если я возьму вас обратно, снова начнутся эти глупые постыдные унизительные сцены. Я не могу забыть, что вы говорили мне… как вы унижали меня… не только, когда мы были одни, но и перед моими подданными.

— А вы хотели бы взять меня обратно?! Вы хотите позволить мне быть вновь рядом с вами?!

— Да как я могу доверять вам?

— Можете! Можете!

— Тихо! Не заводите себя, для вас это вредно… Лежите спокойно и говорите потише.

— Говорить потише, когда вы здесь?! Когда вы приехали повидать меня?!

— Я не очень-то верю вам, — начала, было, она.

— Мария, я буду хорошим мужем. Мария, почему нам не стать счастливыми? У нас есть ребенок… сын… Мы можем быть счастливы.

— Возможно, если бы мы не были женаты. Я… я с каретой для вас.

Он с тревогой посмотрел на нее:

— А карета зачем?

— Я хочу забрать вас в Эдинбург.

— Забрать меня?! У меня там слишком много врагов. Они поклялись отомстить мне за…

— За смерть Давида, — сказала она. — Прошел всего лишь год, как его нет.

Воспоминания о Давиде прибавили ей решительности. Она сказала:

— Ведь об этом вы думаете, да? Вы боитесь их, потому что были с ними в сговоре, а потом бросили их да еще и донесли на них.

Он медленно закивал и сказал:

— Я слышал, они сговорились против меня. Но я ни за что не поверю, что вы вместе с ними. Зачем вы хотите отвезти меня в Эдинбург?

— Много говорят о напряженных отношениях между нами. Вот я и хочу показать миру, что мы живем в дружбе и согласии.

— Мария, — сказал он, — я вернусь, но при одном условии: вы дадите обещание быть моей женой… во всем.

Она заметалась в сомнениях, а он продолжил:

— Если нет, я остаюсь здесь. Мне нужно ваше обещание, Мария. Мы будем… в одной постели… за одним столом… как муж и жена. Пообещайте мне, и я завтра же уеду вместе с вами.

Она молчала так долго, что он не выдержал и мрачно произнес:

— Ну что ж, отлично, я остаюсь. Слишком холодно для путешествий…

— Вам будет удобно в вашей карете. Вы будете окружены заботой. В Эдинбурге мы наконец-то будем все вместе — вы, я и наш ребенок. Я буду сама ухаживать за вами.

— Я поеду, если вы пообещаете мне единственное: мы будем как муж и жена, и, покуда я жив, вы не покинете меня.