5 мая, прошлый год

В десяти милях от университетского городка

Вечером холодно. Заходящее солнце окрашивает холмы в тёмно–оранжевый. Позади нас, мимо машины Меган, припаркованной на обочине, проносятся с гудением автомобили. Я задаюсь вопросом: что они думают, что мы делаем, две девушки посреди поля, смотрящие в никуда.

Мы только что были в городе. У меня до сих пор перед глазами картинка мусорного ведра и недоеденная коробка китайской еды, с которыми мы имели дело.

Меган продолжает делать кадры, настраивает объектив, делает больше снимков. Её платиновые локоны развивает ветер.

– Безумно красиво.

– Поторопись, – я захныкала в шутливой форме.

– Прости, не могу уйти сейчас. Это могут быть лучшие кадры, которые я когда– либо делала.

– Шучу. Я больше, чем развлекаюсь сейчас.

– Ммм...

– Это правда.

– Ты такая странная. Как ты можешь любить ходить на эти экспедиции? – небо окрашивается в более тёмный цвет синего.

– Нужно узнать больше о том, с кем я буду работать.

Она сморщила свой нос.

– Конечно. Я думаю, ты просто хочешь докучать мне.

– И то правда.

На самом деле, настоящая правда заключалась в том, что она была источником чистого вдохновения. Этот закат не был аномалией, хотя она пыталась убедить меня в обратном. Она погорячилась о красоте мусора на улице. Кто делает так? Никто, только если у кого–то такой же иммунитет к монотонности, как у Меган. Она видела прекрасное во всём.

Мы взяли буррито из мексиканского ресторана возле университетского городка прежде, чем отправиться назад в квартиру. Она загрузила все кадры на планшет, и я выбрала свой любимый, тот, где розовый перемешивался с канареечным цветом.

Она включила наше любимое комедийное шоу и стала наблюдать, как я поставила холст перед собой и начала рисовать.

У меня ушёл месяц, чтобы закончить наш первый совместный проект.

Фото Меган было только основой картины. Я легко прикасаюсь к ней серией штрихов, из которых сделаны толстовка и джинсы, пучки волос, которые совпадают с жёлтым в небе над ней. Облака отличались от тех, что были на фотографии. Я рисовала их в скрученных руках, которые ухватились за воздух – согнутые кисти и длинные, скрученные пальцы.

Если бы вы спросили меня тогда, я бы сказала, что не знаю, что это значит. Мне пришла идея, и я решила воплотить её в жизнь. Но психологи на телевидении могли бы многое сказать о моём выполнении скрученных рук в небе, и Меган на переднем плане.

Даже в то время я была в заговоре против неё.

ГЛАВА 6

Я хочу отрицать, что Гордон прятался возле нашего лагеря прошлой ночью. Я хочу обвинить свой недосып, своё бурное и испуганное воображение в том, что слышала. Но Кейси не допустит этого.

– Кто–то был здесь, Эв. Мы слышали, как он напевал. И ты можешь поставить на свою задницу, что мы не вообразили одно и то же.

Эв. Он произнёс это так небрежно, будто мы давние знакомые. Я не уверена, что куплюсь на это, но ничего не говорю. 

К сожалению для нас двоих, мы должны рассказать Таннеру, Джас и Валери, что приводит к волне возмущения.

– Если мы не уйдём, то этот подонок может вернуться в любое время, – говорит Валери за завтраком.

– И если мы сделаем это, кто сможет утверждать, что он просто не последует за нами? – оспаривает Таннер.

Мы разделили две банки острой ветчины. Я ненавидела острую ветчину до сегодняшнего утра. Теперь жареное, переработанное мясо было тем, в чём нуждалось моё тело. Я обнаружила, что слизываю оставшийся жир с пальцев и, закончив, начала слушать мнение каждого о сложившейся ситуации.

– Таннер прав, – Кейси рисует палкой круги по грязи. – Мы можем собрать вещи и пойти куда– нибудь, но это не означает, что будем в большей безопасности, чем здесь. Чёрт, это может означать, что мы в меньшей безопасности. У нас есть проточная вода.

– Мы могли бы найти другое место внизу по течению, – Джас обнимает колени и качается взад– вперёд. Я могу сказать, что она хочет, чтобы мы ушли, и она стала бы первой, кто начал бы собирать вещи, прими мы такое решение.

– Эв? – снова Эв. – Твой голос решающий.

Это простое решение для меня.

– Мы остаёмся. – Я не верю в то, что одно место может быть безопаснее другого, но здесь я чувствую начало нашего союза. – Не думаю, что он сможет навредить нам. Он преследовал Таннера, но никогда не был близко, чтобы навредить, я права? – Таннер мгновение думает, затем кивает. – Если попробует, то умрет. Как Эрити. Так что, давайте останемся здесь.

Валери сжимает челюсть, но ничего не говорит.

У меня ушло много времени, чтобы задаться вопросом, что, если они растянут эти испытания на месяцы, только чтобы помучить нас. Каждое потрескивание веток, каждый хруст листьев за ручьём хватит, чтобы волосы на затылке встали дыбом. Даже с теорией Таннера, что мы как пьяные блуждали бы по лесу, никто не отходит от лагеря более чем на сто футов, и только лишь для того, чтобы сходить в туалет.

Кейси пытается научить Таннера разводить огонь. Они складывают брёвна, и, когда Кейси инструктирует Таннера, чтобы тот поджёг хворост, Таннер вскрикивает и бросает зажигалку, обсасывая два пальца. Кейси фыркает и убирает руку Таннера ото рта, прищуривается, когда тот рассматривает травмированные пальцы.

– Лучше быть осторожным. В следующий раз, когда будешь поджигать, почисть их.

– Ну–ну, очень смешно, – говорит Таннер.

Я смеюсь.

– Домик из брёвен у вас получился лучше.

Кейси поднимает бровь.

– Ах да, Мисс Эксперт по огню? Не хотите ли показать ребятам, как это делается?

Я встаю, хлопая в ладоши.

– Не имею ничего против.

Во время простоя я занимаю себя тем, что превращаю глину в густую жидкость. Когда жёлтый цвет готов, я выбираю в саду ветки ягод с красной, фиолетовой и синей кожурой, а затем давлю их пальцами.

Они будут идеальными.

Изготовление краски – мой способ отключиться.

Я привыкла иметь дело с таким дерьмом, как это, за исключением красной земли, которую находила возле дома. Теперь из– за уроков, которые были в моём колледже, я немного знаю о том, как создать естественную краску. Я измельчаю уголь и кипячу кожуру от ягод, пока отвар не темнеет и не густеет. Моя палитра представляет собой калейдоскоп из красных, розовых, синих и жёлтых цветов. Я несу мокрый кусок угля к валуну, который находится за пределами лагеря, и сажусь со скрещенными ногами, чертя чёрный ствол и скрюченные руки. Хотя это не похоже на дерево. Это то, как я вижу.

Это каприз.

Маленькие пальцы щекочут моё плечо, скользя к шее, к волосам. Они зажимают пряди и тянут.

– Тебе нравится? – спрашиваю я Тодда.

– Это хорошо, – он дёргает сильнее. – Я не люблю деревья, которые рисую в школе.

Маленькие руки царапают мой висок, и я прислоняюсь к его потной коже.

Запоминаю его.

Как это может быть ненастоящим?

– Почему тебе не нравятся твои деревья?

– Они слишком изогнутые. Мама говорила, что ты придешь домой и покажешь мне, как рисовать деревья. Она сказала... сказала, что ты можешь даже позволить мне воспользоваться своими красками.

Я тянусь вверх и касаюсь его руки, размазывая краску по всей его эластичной коже. Я подношу его руку к губам, целуя пальцы.

– Почему ты сделала это? Почему оставила меня?

Я напряглась.

– Что рассказала тебе мама, Тодд?

Это не Тодд. А тест Передового Центра. Ты не можешь забыть это, Эв. Ты не можешь ослабить свою бдительность. 

Ветер охлаждает мою кожу, и я знаю, что он ушёл. Дрожь пробегает по моему телу, и я тянусь вперёд, размазывая розовый листок на одной из моих угольных веток.