— Видишь, халиф? Я живу в Аду уже много лет, каждый день, борясь с самим собой, и эта дрянь, которая меня постоянно мучит, может настигнуть меня в любой момент, мучая меня и доводя до осознания того, то вот-вот я умру, но умру медленно паршивой смерть. Так что твой нож для меня не так страшен, особенно если ты подаришь мне быструю смерть.

Абдуллах аль-Бакир сидел, сурово хмурясь и слушая длинную речь юноши, вся жизнь которого была сплошным страданием с небольшими светлыми пробелами между черными тучами неудач. У него не было жалости к парню, но халиф отмечал, что есть в этом юноше что-то такое необъяснимое, странное, возможно, немного чудаковатое и наивное, что даже каким-то образом располагает к себе. К тому же его аргументы были не лишены смысла. Воистину, пути, по которым Аллах ведет людей, сложны, и конечная цель ведома лишь Ему одному.

Внезапно мысли халифа вернулись в реальность, и он, останавливая рассказ Марка, спросил:

— Погоди, парень. У меня вопрос. Почему ты ушел от этого человека в Каире, да еще и туда, где тебя точно подстерегала бы опасность. Ты ведь знал, что эти места опасны. Что подвигло тебя идти дальше таким путем?

Юноша оторопел и несколько долгих секунд смотрел на аль-Бакира.

— Халиф, — подумав и взвесив все, начал он. — Я не знаю, как ты отнесешься к тому, что я тебе расскажу по поводу своих мотивов покинуть Саиба, но если уж на то пошло, что я описываю тебе всю свою историю и жизни, и болезни, и своего путешествия и его мотивов, то в целом я уже не вижу причин не говорить и об этом моменте, даже если ты сочтешь меня чудаком, сумасшедшим или просто не поверишь мне, махнешь рукой и окончишь мою жизнь. Уже даже терять нечего.

Абдуллах аль-Бакир повернулся к наемнику, на что тот лишь почесал подбородок рукой, пожимая плечами.

— Говори, парень. Вся твоя история достаточно удивительна для обычного человека, так что еще одна странная история не сделает ее хуже.

— Вот уже полгода, с самого начала моего путешествия, мне снится один сон, в котором я встретил маленькую девочку и веду ее через странное место в каком-то странном замке, — сказал Марк, следя за реакцией своих слушателей. — Я не знаю, почему этот сон мне снится, но все это время он продолжается, и в этом сне мы с ней идем к какой-то конечной цели. Я ушел от Саиба потому, что во сне потерял девочку, ее зовут Тиора, и я понял, что это знак, чтобы следовать дальше. Саиб сказал, что Аллах с помощью снов пытается нам что-либо сказать, наше же дело расшифровать Его знаки и верно их интерпретировать. Ты веришь в такие знаки, халиф?

— Да, я, пожалуй, соглашусь с твоим другом-египтянином. Аллах посылает нам знаки в жизни и в снах так же, и если тебе действительно снится столько времени один и тот же сон, то это должно что-то значить. Так что было в твоем сне? Расскажи мне, а я решу, можно ли верить тебе, или ты сочинил эту историю ранее, — с серьезной заинтересованностью в голосе сказал аль-Бакир.

— Хорошо. Джей рассказывал мне, что ты — проницательный человек, и быстро определишь, лгут тебе или говорят правду.

Абдуллах аль-Бакир слегка кивнул головой, с одобрением искоса взглянув на наемника. Тот лишь развел в стороны руками.

Марк описал халифу весь сон, насколько это было возможно, все детали, стараясь ничего не упустить. Он описал Тиору и весь замок, по которому они шли, затем рассказал, как потерял ее в странных огромных лабиринтах. Аль-Бакир внимательно слушал, изредка покачивая головой и пристально вглядываясь в глаза парня.

— Когда я попал к тебе в плен, халиф, — заканчивал свою историю Марк, — я нашел девочку, отбив у этой самой твари, которая утащила ее. И когда я проснулся на следующее утро в твоей тюрьме, у меня появилась надежда. Сейчас твой нож может просто избавить меня от моих мучительных страданий, но с другой стороны, я нашел ее, а, значит, могу закончить этот сон, потому что только глупец не поймет, что это знак, некое предназначение, которое следует довести до конца. У меня большие сложности в отношениях с Богом, Аллахом, как бы его кто не называл, и с верой в целом, но я уверен в значимости этого пути и его окончании. При этом мне кажется, что сам процесс пути не менее важен, чем его конечная цель.

Аль-Бакир задумчиво смотрел в чистое голубое небо, поглаживая рукоять кинжала, висевшего у него на поясе.

— Да, парень, сдается мне, что ты говоришь правду. Нельзя рассказать придуманную на ходу историю в таких деталях, ни разу не запнувшись, когда над тобой висит смертельная угроза, и такую историю точно не сочинить за одну ночь в тюремной камере, где все мысли лишь о том, что с тобой сделают на следующий день, — произнес Абдуллах аль-Бакир. — Значит, ты нашел ее.

— Да, халиф.

— Этот мир не перестает меня удивлять, а Аллах все время преподносит новые знаки, снова и снова испытывая мою веру, — пробормотал он себе под нос.

— Халиф, отпусти меня, прошу! Дай мне закончить все это, наконец! — крикнул Марк. — И как я уже тебе говорил, политическая элита моей страны лишь скажет тебе «Спасибо» за то, что ты сейчас сделаешь. Ты сыграешь им на руку. Одна моя жизнь для них — ничто, но те положительные итоги, к которым приведет такая моя смерть от рук террористов, дадут им лишь дополнительную и весьма ощутимую пользу. Они радостно начнут потирать ладошки от мысли, что я так вовремя и в таком месте попал к тебе в руки. При этом кто-то скажет, что я сам во всем виноват и что я просто должен был выбрать другой путь. Может и так, но кто скажет, какой путь вообще верный? И выбираем ли мы сами свои пути? Возможно, мой путь был предначертан Аллахом, и у меня просто не было выбора? Я не знаю этого.

— Он и был Им предначертан, мальчик, — произнес аль-Бакир.

— Тогда Им же и предначертан мой сон, который теперь является моим предназначением, а, значит, ты пойдешь против воли Его, если лишишь меня жизни. Ты сам сказал, что веришь в знаки и что большая ошибка и грех, распознать знак свыше, но не последовать за ним или, что еще хуже, остановить того, кто за ним следует.

Джей удивленно смотрел то на Марка, то на халифа, по лицу которого теперь расползлась вуаль мрачной задумчивости, будто что-то яростно боролось внутри него.

— Знаешь, халиф, когда я увидел тебя первый раз, то в твоих чертах лица я увидел какую-то схожесть с Салах ад-Дином, это была моя первая ассоциация в тот момент. По крайней мере, он мне всегда представлялся таким: с суровыми чертами лица, мудрым и проницательным, жестким взглядом, который не обманешь. Я много читал в свое время об этом человеке, и его историческая фигура вызывала у меня уважение и трепет. Великий мусульманский военачальник, которого даже король Ричард III Львиное Сердце считал практически своим другом и при этом самым серьезным противником, к которому у него было безграничное уважение.

— Да, это был великий человек, гордость мусульманского народа, настоящий шахид, — с чувством произнес аль-Бакир. — Но сдается мне, парень…

— Во мне нет лести, халиф, — прервал его Марк. — Я говорю абсолютную правду. То, что я тогда увидел и почувствовал. Да и лесть всегда сразу видна, а от того смешна и отвратительна, поэтому я никогда не прибегал к ней ни с кем, прежде всего боясь попасть в глупую ситуацию, а сейчас еще и в смертельно опасную.

Марк спокойно поднялся с колен на ноги, встряхивая головой, от которой полетели капли соленого пота, уже заливавшие его пощипывавшие глаза.

— Был момент, когда Салах ад-Дин осадил и в итоге взял крепость Иерусалима, тебе это известно, халиф.

Абдуллах аль-Бакир лишь кивнул головой в знак согласия.

— Тогда ему сдался весь город, но с условием, что мусульманский военачальник оставит в живых и отпустит всех находившихся в крепости людей, иначе они уничтожат изнутри весь город со всеми его святынями, как христианскими, так и мусульманскими. Это было бы серьезным поражением полководца, даже если бы он потом спокойно взял крепость. Салах ад-Дин, как ты знаешь, сдержал свое слово, и все люди — а там были и мусульмане и христиане — покинули Иерусалим свободно. Более того, он даже гарантировал привилегии и неприкосновенность христианских паломников, которые впоследствии посещали священный город.