Марк стоял и слушал, как завороженный, не смея лишний раз дернуться. Его глаза увлажнились и часто мелко заморгали.

— Джей, я…, — он приходил в себя, тихо проговаривая слова. — Я даже подумать не мог, что меня может понять совершенно другой человек из другой страны, который, вроде бы, как кажется, далек от всего этого. Сколько раз я не пытался объяснять другим людям суть своей болезни, никто особо не понимал ее. Меня называли и симулянтом и кем угодно. Эту проблему обычно могут понять только люди, которые ощущают то же, что и я. Обычно они сидят дома, как ты правильно сказал, и иногда выходят по врачам, если еще могут добраться до них, не впадая в панику, потому что с такими симптомами панических атак крайне сложно бороться, и практически невозможно контролировать. Я потом и перестал объяснять что-то кому-то, бросал как бесполезную затею. А ты как-то все это понял, как будто влез в мою шкуру. Я поражен до глубины души.

— Не удивляйся. За годы странствий я видел многое. И болезни и смерти. Разных людей, разное восприятие мира и взгляды. Я должен уметь влезать в чужую шкуру, от этого зависит моя жизнь и мой заработок. Все это приобреталось годами, у меня серьезный опыт. И что такое психические проблемы я тоже понимаю. У нас в отряде как-то был наемник, которого сильно контузило во время боевых действий ранее, и у него бывали и панические атаки, и истерия и много всего. Воевал иногда с кем-то, кричал дурным голосом на всю округу. Еле успокаивали. Держали несколько человек. У него это проявлялось в определенные периоды, обычно во время сна и достаточно редко. В целом это не мешало ему жить. Так что я прекрасно понимаю, что с тобой творится, и могу лишь посочувствовать тебе и пожелать удачи в борьбе с твоим жутким недугом. Сейчас тебе главное выбраться из этой передряги, а я, как человек, прошедший множество передряг (в плену я тоже был, причем пару раз), скажу тебе: надежда есть всегда, даже если уже поднимаешься по лестнице эшафота. Запомни это.

— Спасибо, Джей, — сказал Марк и протянул руку наемнику.

Тот крепко пожал ее и добавил:

— Я посмотрю, что еще можно сделать, попробуем тебя вытащить, парень. Держись.

Он постучался в дверцу, и как только ее отворили с другой стороны, пригнулся и вышел прочь. Марк лишь стоял, обдумывая все сказанное Джеем и вслушиваясь в его удаляющиеся шаги.

Парня переодели в какую-то странную бесформенную оранжевую робу: безразмерные штаны и такая же рубашка без рукавов. Его вывезли за пределы базы на несколько километров в зной пустыни. На небе не было ни облачка, стояла выматывающая жара — Сахара во всей своей смертельной красоте.

В военном джипе, который их вез, также расположились Абдуллах аль-Бакир и Джей. Наемник долго спорил с халифом, и все-таки ему дали право находиться во время казни, но предупредили о том, чтобы он не делал глупостей. Джей решил для себя, что в целом все это не его дело, он простой наемник и рисковать, конечно же, не станет ради парня, но все же попытается хотя бы отговорить террористов проводить экзекуцию.

Марка с руками, защелкнутыми в наручники за спиной, вытащили из джипа и отвели на несколько десятков метров поодаль. Вокруг была голая желтая ровная пустыня, на горизонте которой маревом волнообразно струился горячий воздух, искажая картинку далеко впереди. Юношу резко поставили на колени. На его голове был небольшой черный мешок, в котором было трудновато дышать. Мешок скинули с головы, и парень, весь мокрый от пота, поднял измученный взгляд, щурясь и испуганно озираясь вокруг.

Он видел, как в нескольких метрах от него бойцы халифата выставляли штатив и крепили на нее видеокамеру. Марк умоляющим взглядом смотрел на Джея. Тот стоял недалеко, энергично что-то доказывая аль-Бакиру, на что халиф лишь махал рукой и недовольно отвечал. Когда парень увидел блеснувший на солнце острый нож в руке человека во всем черном с черной балаклавой, скрывавшей его лицо, нервное напряжение Марка поднялось до пиковой отметки, и он закричал, что есть силы, падая на бок на песок и барахтаясь в нем, как насекомое, попавшее в паутину. Вот уже к нему приближается паук, выставив свои страшные хелицеры, и жертва, чувствуя свой конец, рвется изо всех сил, которые дает ему инстинкт самосохранения в самый последний момент жизни. Страшное напирающее отчаяние охватывает все его тело, а разум, будто начинает раздавливать мощным гидравлическим прессом ужаса. В такие моменты человек висит на волоске от безумия, и некоторые все же срываются в его бездонную пропасть, не выдерживая натиска всепоглощающего страха.

— Джей! Помоги! Скажи им, чтобы они остановили это все! — Марк катался в песке, обезумев от страха.

Несколькими сильными пинками тяжелых ботинок его привели в чувство, затем поставили на колени, и человек в черном, держа парня за волосы, приставил к его горлу лезвие ножа.

— Заткнись! — отрывисто и злобно произнес он на ломаном английском.

Наемник смотрел на все это, закусив губу и скрестив руки на груди. Он уже ничего не мог поделать.

— Накачайте его хотя бы наркотиками, вы же часто так делаете! — крикнул Джей халифу.

— Нет, пусть все видят его страх. Включайте камеру, — сказал аль-Бакир, махнув рукой.

Террорист, стоявший рядом со штативом, откинул автомат за спину и нажал кнопку записи на видеокамере.

Марк разрыдался, чувствуя, как страх двумя огромными комками сидит у него в горле и внизу живота. Внезапно его вырвало прямо перед собой. Его широко раскрытые глаза в ужасе шарили по сторонам, а сам он как будто уже не осознавал, что происходит. Казалось, на миг разум покинул его, но затем его лицо резко исказила гримаса злобы, а его яростный взгляд перекинулся на халифа.

— Страх? Тебе нужен страх? — закричал он. — Ты его не получишь!

И Марк зашёлся страшным смехом отчаяния. Все, что происходило с ним до этого, было лишь нормальным в такой ситуации моментом слабости, адекватной реакцией человека, изо всех сил хватающегося за жизнь.

Аль-Бакир уставился круглыми глазами на парня, но затем лишь усмехнулся ему в ответ.

— Сейчас посмотрим, парень. Ты будешь нашим оружием ужаса, направленным в слабые сердца всех неверных.

— Неверных? Да плевать тебе на ислам! — Абдуллах аль-Бакир жестом остановил человека в черном, который хотел было уже ударить Марка рукой, чтобы охладить его пыл. — Деньги и власть — все, что нужно таким, как ты! Я видел настоящих правоверных мусульман. Я жил в семье одного такого человека в Каире. В вопросах веры ты, халиф, не стоишь даже его мизинца, поэтому не рассказывай мне о неверных, джихаде, газавате, интерпретируя определенные аяты Корана так, как тебе удобно. Этот человек настоящий мусульманин — не ты! Он честным трудом зарабатывает свой кусок хлеба. Он максимально старается придерживаться большинства ритуалов и традиций ислама. Он — добропорядочный сосед, хороший семьянин, любящий муж и отец троих детей, который принял в свой дом человека другой веры, делил с ним кров и пищу, никогда не притесняя его на основе своей веры и не считая проклятым неверным, которого нужно немедленно истребить.

— Думаешь, что понимаешь суть нашей веры, мальчик? — презрительно кинул халиф. — Да что ты можешь знать обо всем этом?

— Я понимаю, я для вас недалекий, глупый парень, а у вас "Высокие цели", которых мне не дано понять. Я видел ваши цели, мертвые тела, жертвы ваших целей, женщин, детей, и их оторванные конечности. Среди них также было много мусульман. Кем нужно быть, чтобы уничтожать свой народ, своих братьев? Почему? Потому что у них какая-то другая трактовка Корана и другие ритуалы? — дерзко произнес Марк, по его лицу катились слезы злобы, — А может потому, что тебя, халиф, вера и не волнует, а лишь волнует дестабилизация ситуации там, где тебе удобно, чтобы поиметь с этого свою долю денег и власти?

Абдуллах аль-Бакир стоял и со всей суровостью во взгляде наблюдал, как юноша метался, изрыгая свою безумную необдуманную речь.