Но он остался.

И никто не бросился на него из темноты. И никакое колдовство не свершилось, чтобы наказать его за дерзость.

Еще долго Байдевин стоял во тьме за деревьями, размышляя. Он чуть было не похитил волшебную силу Медвина. Может быть, маг отнял у него эту способность, чтобы подобное никогда не смогло повториться? Байдевин поднял голову и уставился в ночное небо. Звезды в созвездии Волшебного Пояса мерцали ярче, чем все остальные, и гном подумал, что, может быть, это Медвин бросает ему вызов. Маг, несомненно, знал о его недоверии, но теперь, думал Байдевин, мы оба знаем, что и во мне есть частица Таланта. Но я вовсе не так глуп, чтобы выйти против тебя с одной лишь голой способностью к чудесам и без всякой подготовки. Я тоже выучусь магическим секретам. И кто научит меня лучше, чем ты сам, старый волшебник?

Байдевин улыбнулся, глядя на мерцание звезд в Поясе. «Я принимаю твой вызов, Медвин. И назавтра тебе придется учить двух учеников!»

Байдевин поспешил в дом. Решение, которое он принял, придавало ему решимости, и он готов был мужественно встретить все, что бы его ни ожидало, однако Норисса и вида не подала, что ей известно о его утренней лжи. Напротив, она приветствовала его с видимым облегчением.

— Наконец-то ты вернулся, Байдевин! Бремет сказал, что ты ушел от них довольно рано и с тех пор тебя никто не видел, — она вдруг замолчала, и Байдевин заметил на ее лице тень утренней печали. — Я подумала, что ты оставил нас без предупреждения я уехал.

— Я решил остаться в Сайдре. — Байдевин наслаждался ее внезапно вспыхнувшей радостью. — Я могу еще пригодиться Босру.

Норисса счастливо закивала головой:

— Конечно! И ему, и нам всем! Но проходи же внутрь и садись. Мы не ужинали, ждали тебя, все еще горячее.

Байдевин занял свое место за столом напротив Медвина. С вызовом посмотрев на мага, он приготовился ответить на его гневные замечания, но на лице волшебника не было заметно никакого упрека, только в глазах плясали довольные искорки, да на губах играла обычная отеческая улыбка.

Норисса хлопотала вокруг них, выставляя на стол тарелки с вареной шаабой и сочными ломтями мяса ярья. Байдевин вдруг обнаружил у себя необычный аппетит. Уплетая за обе щеки, он с интересом выслушал рассказ Нориссы о том, как прошел ее сегодняшний день, с удовольствием думая про себя, что теперь это не перестанет быть частью его жизни.

Байдевин тихо лежал на кровати, прикрыв глаза и стараясь дышать ровно и спокойно, прислушивался к тихим движениям Медвина. Даже сквозь опущенные веки он увидел, как мимо него проплыл серебристый светящийся шар на конце волшебного посоха, а потом маг ушел, неслышно прикрыв за собой дверь. В доме снова стало темно.

Байдевин вскочил и торопливо оделся. Выскользнув из дома, он пригнулся возле входной двери, дрожа от утренней свежести.

Медвин ожидал Нориссу возле дверей домика Кхелри, и Байдевин старался, чтобы свет посоха не упал на него. Ему не хотелось, чтобы из-за неосторожности его планы нарушились в самом начале. Вскоре Норисса присоединилась к Медвину, на плече ее висел большой кожаный мешок. Она пошла вслед за магом, и они пересекли площадь. У опушки леса Медвин положил руку ей на предплечье, и оба исчезли, и только свет посоха позволял Байдевину видеть, что они продолжают углубляться в лес.

Байдевин подавил желание немедленно броситься вслед за ними. Он знал ту поляну, куда они теперь направлялись, и пошел туда же тем путем, который он обдумал предыдущей ночью. Дважды он сбивался с пути и вынужден был возвращаться по своим собственным следам, причем, сердясь на себя самого из-за потерянного времени, он чуть было не пропустил свои собственные вешки, которыми он отметил дорогу. Тем временем между кронами деревьев забрезжил рассвет и ориентироваться стало гораздо легче.

Над вершинами деревьев уже был виден край солнца, когда Байдевин достиг укромной лесной поляны. Поляна представляла собой неправильной формы овал, густо поросший нежной молодой травой, окруженный почти что сплошной стеной толстых древесных стволов и колючих кустарников. С одной стороны вздымалось несколько остроконечных скал, их черные шпили были чуть выше самых высоких деревьев. У подножья этих скал росло изломанное ветром дерево осфо, его узловатые крепкие корни змеились между торчащими из травы обломками скал и проникали в самые узкие трещины в камне. Некоторые скалы, некогда блестящие и гладкие, были раздроблены и кучами щебня и камней осыпались на поляну. Несколько ветвей осфо, словно горюя, склонялись над каменной осыпью и наполняли воздух сладковатым запахом цветов.

Целью Байдевина был один из самых толстых сучков на этом дереве. Веревка, которую он предусмотрительно привязал к нему прошлой ночью, помогла ему быстро вскарабкаться в заранее подготовленное укрытие. Там он и устроился, надежно спрятавшись за переплетениями ветвей и дикого винограда. Его убежище было надежным, но не слишком удобным, и он подумал о том, как было бы хорошо, если бы он мог просто попросить разрешения присоединиться к этим утренним занятиям, однако он был уверен в том, что Медвин ему откажет.

«Он достаточно умелый волшебник, чтобы обучать королеву и не принимать во внимание какого-то гнома, который путается под ногами и вообще нужен только затем, чтобы исполнять мелкие поручения». Собственная мысль заставила Байдевина почувствовать себя осмеянным.

В это время Медвин и Норисса появились на поляне внизу, и гном задержал дыхание, боясь, что его обнаружат. В ярком свете утреннего солнца тонкая черточка сияющего посоха не бросилась ему в глаза, и он пропустил момент их появления. Но никто из них, озабоченный своими заданиями, даже не поднял головы, и Байдевин снова задышал.

Затем он увидел, как маг творит вокруг поляны укрывающее и отражающее опасность заклятье. Байдевину вспомнилось, как в первый раз, когда он последовал за магом и Нориссой к этому месту, самонадеянно полагая, что нет ничего проще, как спрятаться в ближайшем кусте и подслушать урок, он беспечно приблизился к огражденной заклятьями поляне. Только много времени спустя, когда он наконец очнулся где-то в лесу, он догадался, что на него подействовало ограждающее заклятье.

С мрачным любопытством он подумал о том, что получится, если граница действия заклятья пройдет как раз по его укрытию, например, по нижней его половине. Может быть, ему не причинит никакого вреда то, что граница этого поля пересечет его тело. Например, дерево осфо ни капли не пострадало, когда несколько его ветвей попадали в зону действия заклятий. И все же, рискуя быть обнаруженным, Байдевин отважился продвинуться вдоль ветки, на которой он засел, примерно на расстояние вытянутой руки от ствола.

Прямо под ним Медвин проверял работу Нориссы, которая как раз вытаскивала из мешка его содержимое. Ее руки с длинными и тонкими пальцами двигались быстро и уверенно, и Байдевин припомнил, как только вчера утром он держал эти теплые ладони в своих. Потом он увидел, как Медвин одобрительно улыбается Нориссе, показывая на ее работу, и ощутил приступ гнева.

Какое право имеет этот старик обращаться с Нориссой так по-отечески покровительственно? В конце концов, она была его королевой, а вовсе не ребенком. Она была женщиной, взрослой и разумной, и не нуждалась в советах посторонних, как ей поступить и что предпринять.

Байдевину удалось побороть гнев, и он понял подлинную причину этого чувства. Его стремление оберегать Нориссу теперь превратилось в ревность, которая не могла простить Нориссе и самых невинных отношений с кем бы то ни было. Его забота превратилась во что-то гораздо более глубокое, во что — он не хотел признаваться даже себе. Норисса что-то изменила внутри него самого, быть может, само его представление о себе. Ему больше не казалась заманчивой перспектива одинокого будущего в каком-нибудь мрачном и темном замке. Он тоже был взрослым и достаточно опытным, с мужской жаждой власти, могущества и независимости. И теперь он оказался в таком положении, когда мог получить эту власть.