Байдевин был удивлен отношением к нему Медвина, но тут же припомнил их разговор в лесу. Это воспоминание заставило его некоторое время шагать молча, но промолчать он не мог.

— Может быть, он и прав. Теперь мы можем возвращаться в Дромунд и соединиться с войсками дяди. Мы поднимем всю страну, и в следующий раз ты вступишь на землю Сайдры во главе мощной армии. Тогда никто не посмеет усомниться в том, что ты настоящая королева.

Ему долго пришлось ждать ответа Нориссы, и он даже начал надеяться на то, что она, быть может, согласится, но первые же ее слова подтвердили его мрачные опасения.

— Я не могу покинуть Сайдру, не могу оставить ее, пока еще столько остается не сделанным, — она подняла руку, умоляя его не говорить пока ничего. — Пожалуйста, Байдевин, выслушай меня. Мне было ведено следовать за своим сном, а я бежала от него. Чудовище последовало за моим сном и нашло меня. Я пыталась не обращать внимание на этот зов довольно долгое время, чтобы помочь тебе, и теперь мы оба оказались втянутыми в эту войну.

Норисса замолчала, но решительное выражение ее лица заставило и Байдевина хранить молчание.

— Я здесь еще очень мало времени, но мое сердце подсказывает мне, что я отыскала свой родной дом, и здесь я прикоснулась к таким могущественным силам, которые я и вообразить себе не могла. Здесь моя судьба. Кто может предсказать, что еще ожидает меня, если я снова стану избегать ее?

Байдевин молчал до тех пор, пока они не оказались на опушке леса и не увидели между деревьев дома поселка. Тогда он заговорил, стараясь не выдать своих чувств ни словом, ни интонацией:

— Люди Босра докладывают, что Тайлек все еще находится в Сайдре, стало быть, мой дом свободен. Моя армия сосредоточивается у Стаггетского замка. Это наши союзники из Таррагона. Мне следует вернуться в Дромунд. Может быть, мне еще удастся уговорить их выступить на твоей стороне.

Норисса опустилась перед ним на колени, печаль тронула тонкие черты ее лица. Она крепко сжала его руки в своих и сказала тихо:

— Раз ты должен — иди, Байдевин. Наш с тобой семидневный срок давно истек, и я больше не должна ехать с тобой. Но ты — мой самый лучший друг, и, будь это в моих силах, я бы сделала так, чтобы никогда не оставаться одной, без тебя.

Затем Норисса поднялась с колен и ушла, торопясь навстречу седовласому магу, направляющемуся в их сторону. Байдевин смотрел ей вслед и думал о том, что он, похоже, никогда больше не увидит Дромунд снова.

15

Остаток дня, как ни старался Байдевин что-нибудь вспомнить, вставал перед его мысленным взором расплывчатыми образами лиц и нагромождением слов. Ему смутно помнилось, что некоторое время он вместе с Босром выслушивал донесения вестовых и лазутчиков, но смысл сказанного доходил до него размытым и смазанным то ощущением бурной радости, то тихого отчаяния.

Воспоминание об утренней прогулке неотвязно преследовало его. Снова и снова он переживал заново прикосновение рук Нориссы и ту глубокую печаль, которая охватывала ее, когда он сказал, что уходит.

До этого он твердо намеревался вернуться в Дромунд к удобному и бессмысленному существованию под крылом дяди. Наверняка у него достанет решимости оставить вопросы волшебства и наследования трона тем, для кого они были действительно важны. Он надеялся, что расстояние сможет притупить то властное ощущение гнева, которое постоянно присутствовало на окраинах его мысли.

Но он прождал слишком долго.

Норисса не хотела, чтобы он уезжал. Она сказала об этом сама. Было и предсказание Медвина, который считал, что его сила и совет могут однажды ей понадобиться. Это казалось ему маловероятным. Норисса уже отвергла его совет вернуться в безопасный Дромунд. Что касается силы, то в битве даже юный Ятрай мог бы защитить ее надежней, чем он.

Конечно, он всегда может развлечь ее. Нориссе может понадобиться шут, который бы пел и плясал, а также умел загадывать загадки; Пэшет требовал от него этого довольно часто. Но он сразу же представил себе, как отнесется Норисса к его подобному поведению, не говоря уже о том, что его собственная гордость не позволила бы ему пойти на это.

Что же он мог предложить ей?

День прошел. Байдевину удалось кое-как ответить на вопросы Босра, которые он едва помнил. Невидящими глазами он разглядывал старые карты и вполуха прислушивался к планам, которые обсуждались вокруг него. В конце концов он под каким-то предлогом ушел в лес и остался там до тех пор, пока темнота не заставила его вернуться обратно.

Он не помнил, сколько времени он стоял, глядя на дверь своего домика и на дом Кхелри, собирая все свое мужество перед встречей с Нориссой. Он был уверен, что она рассердится на него за утреннюю ложь — наверняка Медвин раскрыл его обман. Может ли она рассердиться настолько, чтобы пожалеть о своем признании в дружеских чувствах?

Темнота внезапно стала не такой густой — это Медвин с посохом вышел на деревенскую площадь вместе с Нориссой. На некоторое время они задержались там, чтобы побеседовать с Бреметом и Ятраем. Бремет в знак приветствия кивнул, Ятрай поклонился, затем подошел к Нориссе почти вплотную и что-то зашептал ей на ухо. Норисса рассмеялась, и ее смех, громкий и приветливый, разбудил в груди Байдевина что-то вроде зависти. Он стоял, глядя на всю четверку, освещенную серебристым сиянием волшебного посоха, и ответ внезапно пришел к нему сам. Магия — вот что он может предложить Нориссе!

Он попытался опровергнуть эту мысль и ту радость, которую она внезапно подарила ему. Он мало общался с магами, не считая толкователя снов, с которым советовался его дядя. Но эту мысль не так просто было отбросить.

Маленький уголок его мозга все еще сопротивлялся, но что еще мог он предложить ей? Не военный совет — для этого у него были Боср и другие члены совета деревни. Свою армию — состоящую из наемников и потому надежную только наполовину? Но разве не было в ее распоряжении целой страны, готовой сражаться до конца по призыву своей настоящей королевы?

Но ему удалось увидеть сияние волшебного посоха, он почувствовал его силу. Этого не показал Нориссе даже ее могущественный амулет. И если ей предстоит сражение с колдуном или колдуньей, то не лучше ли будет, если в этой битве ее будут поддерживать не один, а два волшебника?

Байдевин провел рукой по стволу ближайшего дерева. Прикосновение напомнило ему о том, как он в первый раз взял в руки посох Медвина. После битвы с солдатами на поляне он хотел только спрятать от чужих глаз его серебристое сияние, завернув в накидку одного из убитых. Но когда он коснулся гладкого, чуть шишковатого дерева, его рука ощутила теплоту и шевеление… чего? Признания? Приветствия? Эта резная палка оставила в нем ощущение, словно он прикоснулся к Знанию. Оно ответило ему так, словно было живым и открытым для него.

Гном чувствовал, как серебристое сияние притягивает его. Ему стало любопытно, что получится, если он позовет его. Посох был желанным предметом, и Байдевин подумал, что если он пожелает его достаточно сильно, то возможно…

Медвин вдруг встрепенулся и схватился за посох обеими руками. Байдевин ощутил его резкое сопротивление и остался беспомощно стоять, борясь с волной гнева, которая окатила его в следующее мгновение. Медвин уставился прямо на него с такой уверенностью, что Байдевин понял — никакая тьма не сможет надежно укрыть его.

Заметив волнение Медвина, Ятрай и Бремет схватились за мечи и готовы были поднять тревогу, но Медвин что-то тихо сказал им. Оружие вернулось в ножны и двое мужчин удалились, широко шагая по деревенской площади. Некоторое время Медвин продолжал смотреть на то место, где во мраке прятался гном, потом он отвернулся, и они с Нориссой медленно пошли к дому. Маг качал головой, успокаивая встревоженную девушку.

Байдевин поежился. Страх, благоговейный трепет, недоумение обуревали его. Он чуть было не вырвал у мага его посох! При мысли об этом испуг затопил все вокруг, и Байдевин попытался представить себе все последствия своего опрометчивого поступка. Никакой волшебник, будь он самым добрым, никогда не потерпит, чтобы у него попытались отнять самый ценный из его инструментов. На минуту Байдевин представил себе, как Бремет и Ятрай подкрадываются к нему в темноте, чтобы броситься на него, схватить и доставить пред очи разъяренного мага. «Беги!» — шепнул ему внутренний голос.