Когда злые слова Якоба начали постепенно выветриваться из ушей Таниеля, он вдруг сообразил, почему сводный брат рассердился, почему затрясся от гнева. Хозяин Россы тоже внезапно ощутил себя смешным.

Якоб не хотел, чтобы кто-либо узнал о его тайных походах. Все делали вид, что ничего не знают о деятельности Якоба. Он ведь не предполагал, что наблюдательный Ионас мог и кое-что разболтать.

Задним числом вся эта прошлогодняя история выглядела довольно-таки неправдоподобной. Едва ли какой-нибудь другой отдаленный уголок земли мог с самого начала ощутить на себе дыхание нового времени — а вот через Иудин остров и болото оно пронеслось обжигающим пламенем.

Таниелю до сих пор оставалось непонятным, почему Якоб возлагал такие большие надежды на деятельность горожан. Хозяин Россы просто возликовал, когда они нашли в доломите следы руды. Якоб словно рехнулся, он без конца поглаживал на ладони осколки камня с блестящими прожилками. Юстина жаловалась, что Якоб даже по ночам бредит этими камнями. Не зря же он с горящими глазами слушал полупьяные разговоры господ из города.

Господа из города пробудили к жизни скрытые в Якобе страсти. Все снова и снова Якоб — он теперь уже не мог иначе — крался к развороченному сердцу Иудина острова, дробил камни, просеивал гальку, рылся и искал неизвестно что.

Якоб забыл о повседневных делах и даже о больших целях, которые до сих пор скрашивали его жизнь. Именно то, за что уважал своего сводного брата Таниель, теперь было предано Якобом забвению. Он больше не хотел сажать деревья. Он не испытывал ни малейшего интереса к своему образцово разбитому саду. Хуторские работы камнем висели у него на шее, с надутым видом он каждую секунду норовил убежать от плуга или косы. Якоб жил, как каторжник, мысли которого неотвязно цепляются за далекие дела. Казалось, он не замечал, как пускают ростки растения, не видел красоты цветения, а запах только что вспаханной земли едва ли достигал его ноздрей.

Должен же был Якоб с его здоровым и ясным умом когда-нибудь преодолеть, как болотную лихорадку, эту. странную страсть к камням.

Люди жалели Юстину, которая страдала вдвойне. Все больший груз работ ложился на ее плечи, к тому же ей показалось, что господа из города дали Якобу ядовитый табак, который свел его с ума.

И все же Иудин остров был хорошим пастбищем, радовавшим каждого хозяина. Прошлым летом лучшие поляны болотного острова разворотили, а этой весной в каменные ямы набралась вода. Словно на болоте мало было этих ямин! После первых взрывов Матис с Якобом снесли на Иудин остров еще немало ящиков с динамитом, и содержимое их тоже с грохотом взлетело в поднебесье.

Земная кора показала, что манила людей зря. Чем шире исследовали недра Иудина острова, тем скуднее становились пробы. К осени чужаки собрали свои пожитки и велели отвезти их в город. Они прямо сказали, что копать в этих краях бессмысленно. Взрывчатка не просто так летит в небо, большая сила ни с чем не считается, всегда остаются жертвы. Не только развороченный Иудин остров принес Россе убыток. У напуганных взрывами коров исчезло молоко, а у телок прекратилась течка. Осенью с Россы на ярмарку потянулся грустный обоз. Разъяренный Якоб хлестал едва передвигавших ноги коров, Матис плелся в хвосте стада, кнут его волочился по земле, он вдруг одряхлел и стал похож на столетнего старика. Ява с Юстиной стояли, прислонившись к воротам, и хозяйка Россы плакала громко и жалобно, словно хотела вместе со слезами выплеснуть из себя и все старые горести.

Обитателям баньки пришлось обходиться без молока до той поры, пока Таниель не добавил денег Матису, чтобы он смог купить на скотоводческой мызе телку. Ява еще раз вспомнила Мирт.

Весной россаскую скотину и скотину обитателей баньки, как всегда, погнали через болото на Иудин остров. В этот день все смогли убедиться, что такое сила привычки. Новые животные, привыкшие топать по суше, не могли пройти через болото на остров. Прежние коровы с телячьего возраста знали, что каждую весну и осень их ждал тяжелый переход. Эти сообразительные рогатые накапливали силы перед трудным путем. Если кому-нибудь из них случалось глубоко увязнуть в грязи, животное всегда само выкарабкивалось и следом за остальными добиралось до места. Иной раз провалившаяся в трясину скотина спокойно переводила дух и выжидала, пока к ней вернутся силы. В таких случаях люди лопатой очищали ей морду, чтобы грязная жижа через ноздри ненароком не забралась внутрь.

А новые животные, как только их выпустили из хлева, понеслись как бешеные в ту сторону, где перед ними не было изгороди. Едва ступив на болото, они начали барахтаться и с опасной быстротой погружаться в трясину.

Раньше у коров на переход с Россы до Иудина острова уходил целый день, каждый шаг надо было взвесить. Новые животные решили как можно быстрее добраться до места, но вместо этого очень скоро оказались в булькающей грязи и смотрели оттуда в небо, выпучив от страха глаза.

Вся россаская семья и обитатели баньки день-деньской провозились в болоте. Матис принес на спине воз досок; взяв веревку, он одним ее концом обвязался сам, а другим поочередно обматывал туловища наполовину откопанных животных и тянул с лошадиной силой. Женщины были по уши в грязи, они тоже тянули за веревку, и к вечеру руки у всех оказались истертыми в кровь. Скотину кое-как спасли. На обратном пути Юстина не могла пройти по мосткам, тело ее не держало равновесия. То одна, то другая нога соскальзывала через край, в конце концов Ява взяла ее за руку, чтобы отвести, как ребенка, домой.

С того дня, как стадо выпустили на пастбище, Матис всегда держал веревку под рукой и то и дело посматривал в сторону болота. Новые коровы не знали, что им придется все лето пробыть на Иудином острове. Матису не раз приходилось мчаться с веревкой на болото, потому что животные поглупее так и норовили вечером отправиться обратно в Россу, — эти коровы привыкли по ночам находиться в хлеву.

В пору цветения двое мужиков стояли на страже: Матис не спускал глаз с болота, чтобы предупредить несчастье, а Якоб посиживал в воротах и глядел на Долину духов. Хозяин Россы ждал возвращения господ из города. Прощаясь, чужаки уронили, что зимой будут изучать пробы камней, возможно, все это предприятие и не обречено на провал. Умоляющий взгляд мрачного Якоба выжал из них эти слова утешения. Якоб не мог примириться с тем, что на Иудином острове поставлен крест, что наступили покой и тишина.

Каждый в душе надеется на лучшие времена, никто не хочет просто так смириться с потерей, никто не хочет признаться себе в том, что очередной круг вновь завершился, часть жизни безвозвратно осталась позади, и ничего больше изменить нельзя. Только Юстина часто повторяла необычным для нее мягким и вынужденно спокойным голосом: как оно есть, так всего лучше.

Но как бы там ни было, а покой из Россы исчез. Воздух постоянно был наполнен каким-то тревожным звоном, словно жужжал невидимый комар, которому дана вечная жизнь. Люди становились все нетерпеливей и угрюмей, точно обязаны были равняться на Якоба, чье лицо изо дня в день хмурилось как туча.

Таниель заметил, что дети Якоба в последнее время почти ежедневно приходили к баньке. Когда Юстина звала их есть, они нехотя плелись через двор домой. Даже зимой они босиком неслись по сугробам в баньку, чтобы с разбегу прыгнуть на полати стариков и спрятать покрасневшие ноги под одеяло. Ява суетилась вокруг озябших детей. Не дай бог, еще заболеют! Запах чая из лесной малины не исчезал из дома. Долг бабушек следить за маленькими и держать под рукой высушенные лечебные ягоды. Молодое поколение надо было беречь, она тоже думала, что новое столетие сулит людям лучшее будущее. Никто из них не должен был зачахнуть, и без того в нынешние времена детей мало. Не то что у самой Явы — за подол ее юбки всю жизнь цеплялось сопливое войско.