Понятно, что Хейнцу приходилось не по душе ее сопротивление. Он не мог взять в толк, откуда у этой злой карапузихи, как он называл ее, брались проворство и сила, чтобы отразить его атаки.

Но однажды в жаркий летний день Хейнц все же испытал торжество. Незаметно подкрался он к ничего не подозревавшей Мирьям и ловким приемом завернул ей руки за спину. Мирьям старалась ударить его ногой, пыталась укусить противную конопатую руку — безуспешно, так как неожиданность предоставила нападающему несравненные преимущества.

Хейнц затолкал девочку в сарай. Скрежеща ключом в замке, он остроумничал в щелку:

— Постарайся уж поладить с крысами, они — мои друзья!

Больше всего на свете Мирьям боялась змей и крыс. И хотя ни одной ползучей гадюки она вовек не видела, но тем страшней были ее «змеиные сны». Большущих крыс с горящими глазами она постоянно видела в подвале и всегда, так же как и Рийна, с визгом кидалась домой. Впоследствии, конечно, было стыдно, только что поделаешь: ее подгонял необоримый страх.

Мирьям сидела в одиночестве на чурбаке в сарае Хейнца и голыми сбитыми пальцами копалась в теплых опилках. Палящее солнце накаляло покрытую толем крышу, и в сарайчике стояла спертая духота.

Мирьям со злости молчала. Она не звала на помощь, а с мрачным спокойствием сидела на чурбаке и время от времени со страхом поглядывала по углам — не покажутся ли крысы. Поначалу они не появлялись, лишь противные, с крестами, пауки покачивались на паутине.

Из соседского сарайчика сквозь удушающую тишину послышался шорох. Не иначе крыса! Мирьям почувствовала, как забилось сердце, и схватила валявшийся на полу чугунный утюг. Рассерженная, держала его наготове, чтобы ударить, — бежать отсюда некуда. Надо было готовиться к самому худшему. Чтобы крыса не вцепилась своими хищными зубами в ее голые пальцы, Мирьям тихонько забралась с ногами на чурбак.

Хейнц пришел посмотреть, что поделывает пленница. Его поразила тишина в сарае. Сквозь щели между досками двери он увидел Мирьям, стоявшую на корточках на чурбаке с утюгом в руках, и Хейнц, посмеиваясь, принялся издеваться:

— Хочешь, я принесу тебе еще кочергу? Крысы все равно обгрызут у тебя уши и пальцы — они у меня ученые! — И, весело насвистывая, он удалился.

Мирьям промолчала, да и что скажешь, когда по спине пробегает холодная дрожь и в висках стучит. Злоба на Хейнца помогла ей пересилить страх, и Мирьям так и не позвала никого на помощь. Пусть попробует кто-нибудь еще назвать ее карапузихой — это ее-то, большую отважную девку!

Ой, что это!

Крыса!

Возле рассохшейся капустной бочки она уставилась прямо на Мирьям. Принюхиваясь, чуточку задрала носик, алчные глазки навострены, лапки готовы сорваться с места, хвост, изогнувшись, лежит на опилках. Мирьям не спускала с хищницы глаз. Вдруг резким движением, вложив в него все свои силенки, девочка швырнула тяжелый утюг прямо в сторону крысы.

Трах!

С грохотом рухнула клепка рассохшейся капустной бочки. Крыса лежала на опилках — одна из досочек придавила ей хвост, а возле крысиной мордочки появилась маленькая темная струйка.

Почему-то стало еще страшнее.

В замке скрипит ключ. Это Хейнц пришел освобождать арестантку — девочку уже сколько времени ищет мама. Она как раз пошла за ней в сад.

Обозленная Мирьям осуществляет самый мужественный в своей жизни поступок, от которого стынет кровь в жилах. Она откидывает досочку, берет крысу за хвост и прячет ее за спиной.

Хейнц выпускает Мирьям из сарая. Когда девочка оказывается во дворе лицом к лицу со своим врагом, она, не долго думая, швыряет ему в лицо мертвую крысу, восклицая:

— Твой друг хочет поздороваться с тобой! Во!

Хейнц орет благим матом и несется домой.

Из садовой калитки выходит мама и сердитым голосом спрашивает дочку, которая стоит посреди двора:

— Где ты пропадала? Давно пора есть!

На этот раз Мирьям оставляет вопрос без ответа и шагает следом за мамой домой.

Сегодня Мирьям моет руки с особым старанием. Матери кажется, что дочка делает это для ее удовольствия, и она смягчается.

На следующий день Хейнц побитым волком бродит по закоулкам и строит новые козни.

Сегодня он никого в сарай не запирает, только ходит, заложив руки в карманы, сбивает носками ботинок клочки травы и гоняет перед собой камушки. Даже не обращает внимания на Рийну Пилль, которая, завидя его, с криком пускается бежать. Рыжий дылда по-прежнему расхаживает задумчивым и медленным шагом по двору.

Черная кошка Мурка сидит на крыше канализационного колодца, греется на солнышке со своим котенком Нурром и щурит зеленовато-желтые глаза. Хейнц останавливается, смотрит некоторое время на кошек, в голову ему приходит какая-то мысль, и он быстрым шагом исчезает в своем сарае.

Мирьям занялась работой в саду. Уже зацвели пионы. Один пышный куст после ночного дождя прямо-таки разваливается. Мирьям втыкает в слежавшуюся землю палки и подвязывает ветки.

Струится насыщенный ароматами воздух, и монотонно жужжат пчелы — все это действует усыпляюще. Мирьям садится на пенек спиленного каштана, чтобы передохнуть. Рассматривает отливающие синевой оконные стекла, за которыми не заметно никакого движения. Бабушка отправилась к подружкам, отец ушел в поисках работы, дядя неизвестно где, а мама с Лоори пошла к зубному врачу — при воспоминании о нем по спине у Мирьям пробегают противные мурашки.

Мирьям разглядывает бабушкины окна с тюлевыми занавесками и вспоминает горящие свечи и черную фигуру бабушки возле дедушкиного гроба. Как давно это было! Вот только боль в душе никак не проходит. Снова и снова приходит на ум дедушка. Хорошо хоть то, что в дедушкиной смерти нет ее вины. После похорон, заболев, в бреду она выдала свою страшную печаль. Когда Мирьям поправилась, отцу с матерью пришлось долго убеждать ее, прежде чем она поверила, что у дедушки просто остановилось сердце, и никакого отношения это к дедушкиному падению с кровати не имеет.

От раздумий девочку пробуждает белая бумажка, которая шлепается у ног вместе с камнем. Мирьям разворачивает оторванный клочок и читает по складам:

«Беги скарей ко мне в сарай твой друк хочит с табой поздороваца».

Девочку охватывает дурное предчувствие. Она быстро поднимается с пенька, хватает для самозащиты маленькую зеленую лопатку, прислоненную к груше, и торопливо выскакивает из садовой калитки.

Старый дворничихин пес скулит под дверью, шерсть на загривке всклокочена, морда задрана к небу. В дверях появляется рассерженный дворничихин муж и, схватив собаку за ошейник, тащит ее в комнату.

Под окном, натянув очки на нос, сидит жена извозчика Румма — читает книгу и вяжет.

Из комнаты Хейнца, в раскрытое настежь окно, доносится веселый смех госпожи Бах.

Из двери и окошка прачечной валит пар, и слышно, как плещется на каменный пол вода — не иначе, из котла вытаскивают простыни и перекладывают их в лохань.

Хейнц, повернувшись спиной к двери, колет в сарае дрова и самодовольно насвистывает себе под нос. Чуть в стороне от его головы на упаковочном шпагате повисла кошка Мурка…

Хейнц колет дрова и насвистывает.

Пар из прачечной медленно поднимается к безоблачному небу.

В комнате у дворничихи скулит собака.

Перед глазами у девочки поплыли непонятные круги, и припухлые губы вытянулись в резкую черточку.

Мирьям машинально нащупывает лопатку. Затем хватается обеими руками за черенок и плашмя, гулко ударяет Хейнца прямо по голове.

На его вскрик жена Румма откладывает книгу и сдергивает с носа очки. Госпожа Бах подскакивает к окну, а в дверях прачечной, вытирая о передник распаренные руки, появляется мать Пээтера.

Мирьям убегает домой, бросается на диван и утыкается лицом в малюсенькую круглую подушечку, на которой вышит добродушный гном. Обеими руками она натягивает подушечку на уши.

Со двора далеким эхом доносятся возбужденные женские голоса. Пищит запутавшаяся в занавеске навозная муха. На столе степенно и добродушно бьют мозеровские часы: дзинь-дзень-дзинь! Эхо ударов отдается от стены к стене и еще на некоторое время повисает в воздухе.