Меж тем варан тоже заметил птицу, лежащую на земле, и, отвернувшись от нас, быстро потрусил к ней. Надо сказать, что и фадермус увидел приближающегося к нему ящера, а потому попытался, было, ударить того своей страшной лапой, но варан оказался шустрей – он вцепился зубами в лапу птицы, с хрустом перекусывая ее, и одновременно с тем ударив своим хвостом фадермуса по голове...
Что было дальше – не знаю, потому как Коннел негромко скомандовал:
– Уходим, быстро!
Два раза повторять не пришлось, мы и сами были рады убраться отсюда как можно скорей, а потому кинулись прочь, особо не разбирая дороги. Беда в том, что тот склон, но которому надо было спускаться, был круче того, по которому мы поднимались на эту гору, да и растительности на нем было поменьше, так что по этой осыпи мы не спускались, а, скорее, скатывались, обдирая руки, лицо, да и оказавшись внизу, поторопились уйти подальше. Кто его знает, вдруг этот огромный варан отправиться за нами? Ведь не просто же так его называют скальным... Еще хорошо, что отец Арн едва ли не сразу же забрал у меня свой меч – не хватало еще тащить с собой лишнюю тяжесть, и без того дорожный мешок за спиной становился все тяжелее и тяжелее.
Походя перемахнули еще один склон, еще круче первого, с россыпями мелких осколков камней, и почти лишенный растительности. Идти здесь было очень трудно, приходилось выбирать опору для ноги едва ли не при каждом шаге, и когда мы преодолели этот склон, то поняли, что без отдыха мы сейчас и шагу не сделаем. Правда, здесь находились лишь сухая каменистая почва и редкие кустики жесткой травы, но выбирать не приходилось.
Лежа возле большого валуна, я смотрела, как крохотные ящерки охотятся на пауков и мошек, и понимала, что в эту минуту на ноги меня не поднимет даже появление еще какого-нибудь чудища. Во всяком случае, когда из-под валуна выскользнула большая гадюка с узнаваемой узорчатой линией на спине, и проползла подле моей руки, едва ли не касаясь ее своим чешуйчатым телом, то у меня не хватило сил испугаться или хотя бы просто отдернуть руку, хотя я всю жизнь терпеть не могла этих хвостатых. Лишь подумала устало: ползет себе – и хорошо, лишь бы меня не трогала. Правда, Коннел, увидев, как возле меня извиваясь, скользит ядовитая змея, только что не дернулся в растерянности, но ничего не сказал, а остальные мужчины и вовсе не обратили на подобное никакого внимания – мол, эту особу какой-то там змеей не испугаешь...
– Этот скальный варан... – наконец подал голос Павлен. – Их тут много?
– Ну, не сказать, что их очень много, но встречаются... – вздохнул Коннел. – Они, бывает, даже с гор спускаются, и к монастырю подходят. Монахи жаловались, что одно время эти ящеры чуть ли не паслись возле дороги, шагу за ворота ступить не давали. А что такого, преодолеть большие расстояния для варанов несложно. Ползают довольно-таки неслышно, бегают достаточно быстро, так что человек далеко не всегда может улизнуть от них.
– А как же варан отстал от нас ради всего лишь одной птицы?.. – задала я давно интересующий меня вопрос. – Думала, он за нами побежит...
– Так птица раненая была, а подобные вещи любой зверь улавливает моментально... – развел руками Коннел. – И потом, не следует ожидать долгих раздумий от такого ящера – он видит раненое существо, и сразу же кидается к нему. Тем не менее, фадермуса тоже так просто не съешь, он попытается сопротивляться. Не сомневаюсь и в том, что он все же сумеет поранить нападавшего, так что этой огромной ящерице будет не до нас. Вообще-то скальный варан предпочитает падаль, но не откажется и от свежего мяса.
– Если я правильно понял, то в племени Серых Барсуков ранее не встречали фадермусов?.. – поинтересовался Павлен. – А мы уже второго видим...
– Да раньше этих пташек тут и близко не было... – подосадовал наш проводник. – Вернее, о них никто и слыхом не слыхивал! Откуда они тут взялись – представления не имею! Может, прилетели в эти места из каких-то глубинных земель? Но за последние несколько лет возле Птичьей Гряды их встречается все больше и больше. Правда, раньше они отсюда далеко не улетали, но, похоже, времена меняются. И еще у фадермусов есть привычка охотиться как на людей, так и на животных.
– А кто их назвал этим словом – фадермус?.. – спросила я.
– Не знаю... – пожал плечами Коннел. – Говорят, кто-то из ученых людей, что были здесь, сказал, что эти летуны один в один напоминают фадермусов, тех птиц, что давным-давно вымерли в наших родных краях... Кстати, отец Арн, должен сказать, что вы прекрасно умеете бросать ножи! Где вы так научились?
– Чтоб стать охранником веры, можно приложить некоторые усилия... – неохотно отозвался святой отец. – Впоследствии они окупятся сторицей.
– И когда же мы отправимся дальше?.. – поинтересовался Павлен. Что тут скажешь – не сидится мужику спокойно! Вернее, не лежится...
– Еще отдохнем минут десять – и пойдем... – прикрыл глаза Коннел.
Дальше... Значит, надо снова ползти по горам и спотыкаться о камни... Ой, ну скажите, и на кой ляд в свое время я послушалась Павлена?! Зачем согласилась на его условия, и для чего меня понесло в Зайрос?! Ведь знала же, что добром все это не кончится! Впрочем, у Пса Веры не было сомнений в моем согласии на эту поездку, ведь с инквизицией не спорят! Ох, надо было мне еще дома, услышав предложение насчет Зайроса, сразу же в монастырь уйти, вернее, бежать туда со всех ног. Зачем? Да вместо того, чтоб здесь пропадать, лучше в женской обители грехи отмаливать – ни забот тебе там, ни тревог, ни волнений, ни таких вот скачков по горам за невесть какой надобностью!.. Вот кто мне ответит на вопрос: зачем отца Витора (или кто он там на самом деле) понесло в горы, да еще и в одиночку? Братца захотел увидеть? Я, разумеется, рада за крепость их семейных уз, но иногда и голову на плечах иметь надо, думать, что делаешь, тем более что в поступке отца Витора, на мой взгляд, напрочь отсутствует логика!..
Потом мы снова шли по высоким крутым холмам, поднимались, спускались... Идти легче не стало, но показывать свою слабость мне никак не хотелось, и потому я, стиснув зубы, шла вперед. Наверняка вокруг нас были красоты горной природы (чтоб ее!), только мне было не до того, чтоб любоваться здешними пейзажами – эта прогулка выматывала у меня все силы. Правда, Якуб несколько раз пытался, было, пожаловаться на усталость, только его никто не слушал. Я же была уверена в одном: если мы и дальше будем чесать в том же темпе, то в ближайшее время я обязательно помру.
Однако через какое-то время идти стало легче: дело в том, что во время одной из остановок Коннел показал нам на невысокий кустик, похожий на спутанный клубок серых веток, сплошь покрытых удлиненными зелеными листочками с зубчатыми краями.
– Собирайте эти листья!.. – почти что скомандовал наш проводник. – Если их жуешь, то есть совсем не хочется, да и сил прибавляется. Правда, злоупотреблять ими тоже не стоит – можно и отравиться. Пять листьев за одни раз – и хватит.
– А что это такое?.. – Павлен с подозрением покосился на куст.
– Это растение называется кокай... – Коннел сорвал пару листиков и сунул их себе в рот. – Нам повезло, что мы его нашли – кокай встречается довольно редко, и у здешних жителей эти листочки в большой цене. Кстати, на этом кустике листья можно оборвать хоть все, вы, главное, ветки не ломайте, а новые листики на них быстро отрастут...
И верно – после того, как каждый прожевал по несколько листиков, идти стало куда легче. Чуть кисловатые листья, по вкусу похожие на щавель, словно придали каждому из нас второе дыхание, однако куда больше радовало то, что, по словам нашего проводника, в ближайшее время путь станет легче – вскоре мы начнем спускаться вниз.
– Ой, это еще кто?.. – только что не взвыл Якуб, тыкая пальцем в небо, где над нами даже не летела, а проплывала птица непонятного пегого цвета. Хм, во всяком случае, вряд ли каждому из нас стоит тревожиться – это точно не фадермус, а самая обычная птица, хотя, возможно, и хищная. Впрочем, неподалеку в воздухе парила еще одна такая же летунья.