Изменить стиль страницы

Вдобавок ко всему работать мне приходилось не просто много, а очень много, ведь для того, чтоб вновь поднять наш торговый дом, мне надо было трудиться, не разгибаясь. Конечно, трудов мне пришлось приложить немало, но своего я добилась – не только вновь сумела, так сказать, отвоевать свое место под солнцем, но и вернуть многое из, казалось бы, навсегда утраченного. Сейчас оборотам моего торгового дома можно только завидовать, и, надо сказать, что они растут постоянно, хотя и не так быстро, как бы мне того хотелось.

Все бы ничего, но Коннел оказался жутким ревнивцем, и бывало такое, что он устраивал мне сцены ревности, причем совершенно безосновательные. Среди торговцев нашего города было совсем немного женщин, и потому я в основном общалась с мужчинами, что, естественно, не могло нравиться молодому мужу. Доходило до того, что раз пять мы с ним расставались навек, и Коннел, хлопнув дверью, уезжал к своей матери и брату, которые жили далеко за городом, но не проходило и нескольких дней, как он, словно побитая собака, появлялся у дверей нашего дома. Знаете, что нас все же выручало в этой ситуации? Понятие того, что Коннел любит меня, а раз дела обстоят так, то спасти можно многое.

Сейчас все бурные страсти остались далеко позади, у нас с Коннелом уже двое детишек – мальчик и девочка, с которыми большей частью (и, каюсь, к моему великому стыду) занималась мать Коннела, а еще няня, которая в наших малышах души не чаяла. Я же, в свою очередь, старалась вечерами придти домой как можно раньше, чтоб хоть немного дольше побыть с детишками до той поры, пока они не уснули. В это же время, как правило, домой приходил и Коннел – дело в том, что уже несколько лет работал в таможне, и показал себя умным и знающим человеком. Ну, таможня есть таможня, работы там хватало, но по вечерам мы оба стремились домой, ведь любящая семья и дети – это едва ли не самая большая ценность, которая есть у человека.

Кстати, у нас с Коннелом было что-то вроде негласного договора: все те проблемы, что у каждого из нас возникают на рабочем месте, мы лишний раз старались не обсуждать дома – ни к чему тащить туда лишние вопросы и сложности.

Радостная возня с детишками, рассказ свекрови об их дневных проказах – все это прекрасно. Заодно мать Коннела сказала и о том, что вскоре собирается поехать на пару дней за город, к младшему сыну: в той семье уже трое детишек, так что хлопот хватает и там. Пожалуй, наших двоих чадушек тоже можно отправить с ней: сейчас конец лета, стоят прекрасные теплые дни, так что пусть съездят за город, побегают по сосновому бору. Правда, мне страшно представить, что будет твориться в том загородном доме, когда там окажется сразу пять малышей – эти маленькие разбойники все перевернут с ног на голову! Впрочем, это уже случалось не единожды, и в самое ближайшее время, без сомнений, семейство младшего брата Коннела ожидают весьма бурные дни...

Все было бы замечательно, если б не очередной визит деда, которого, по моему приказу, не пускали дальше дворницкой. Старик опять заявился по будто бы неотложному делу, желает немедленно меня видеть! Знаю я все его неотложные дела, тут нет ничего нового...

Прошло уже шесть лет с того времени, как дед украл из сейфа все деньги и полностью разорил меня, но, тем не менее, старик все еще не теряет надежду на то, что я вновь позволю ему жить в моем доме. Его объяснения и разговоры не меняются все эти годы: мол, да, признаю, взял я эти деньги, так я уже в том не раз раскаялся! Если уж на то пошло, то в то время я был сердит на тебя, и потому просто решил наказать. А что такого, я старший в семье, и имею на это полное право, и ты должна это понимать! И потом, я ж не себе взял это несчастное золото, а для твоих сестер, которые в то время крайне нуждались, а от тебя помощи все одно не дождешься! В толк не возьму, отчего ты все еще никак не можешь перестать злиться, тем более на старого человека, ведь все одно сумела выкрутиться из всех сложностей, и сейчас дела у тебя идут даже лучше прежнего!.. И вообще, мол, священники в храмах велят прощать оступившихся, так не пора ли и тебе, внученька, последовать их добрым советам?..

Сейчас старику остается только вспоминать о том блаженном времени, когда его жизнь текла спокойно, с уверенностью в будущем и без забот о хлебе насущном. Что ни говори, но ранее в моем доме он чувствовал себя едва ли не хозяином, командовал там едва ли не больше меня, да и отношение людей к нему было уважительным и весьма почтительным. Н-да, теперь старику только и остаются эти вспоминания, ведь его нынешняя жизнь с Гарлин, когда-то любимой внучкой, стала сущим наказанием. Ну, что такое обитать бок о бок с пьющим человеком – это поймут лишь те, кто имел сомнительное счастье хватить этой горькой жизни, которой не пожелаешь и врагу. Свой дом Гарлин продала уже давно, и теперь переселилась к деду, рассудив, что ей надо где-то жить, а домишко деда, по сути, далеко не самый худший выход из того невеселого положения, в котором она оказалась. Работать дорогая сестрица, естественно, не желала, постоянно требовала от деда денег на вино, жалуясь на свою разнесчастную жизнь и без остановки ругая Ройзи, которая украла все то золото, которое им притащил дед. Надо отметить, что одинокими пьянками дело не ограничивалось, частенько в доме старика собирались большие компании все тех же выпивох, которые бесконечно жаловались друг другу на горести несправедливой жизни и несовершенство этого безжалостного мира. При таких застольях деду частенько приходилось совсем плохо – гости, укушавшись до нужного состояния, могли и кулаки почесать о хозяина дома...

Почему я до сей поры так и не взяла несчастного старика в свой дом? Да потому что я не верю в то, что он изменился, а еще у меня нет ни малейших сомнений в том, что дед в глубине души меня по-прежнему ненавидит, и с годами ничего не изменилось. Жизнь его ничему не научила, и вполне дед может вновь подкинуть мне очередную пакость.

Правда, мать Коннела, добрая женщина, как-то поверила жалостливым словам деда, и решила все же уговорить меня простить старика, ведь он такой бедный и несчастный!.. Втайне от нас она разрешила старику остаться в нашем доме на несколько дней, только вскоре в этом раскаялась. Дед, будучи уверенным, что его никто не видит, ударил моего маленького сына, пробурчав нечто вроде того – дескать, какой только дряни не развелось в доме, так и шастают под ногами, как тараканы... Естественно, после этого старику указали на дверь, а свекровь долгое время бранила себя за излишнее мягкосердечие. Однако посещения деда так и не прекратились, и иногда я все же даю ему несколько мелких монеток, а иначе им с Гарлин не на что будет жить. К тому же дед прекрасно понимает, что бедные родственники, живущие в нищете в то время, когда у них есть богатая родня, вызывают жалость и сочувствие у большинства людей, так что мне поневоле приходится с этим считаться.

– Что, опять дед приходил?.. – поинтересовался Коннел, когда я вновь вернулась в комнату.

– А то кто же еще! Следует радоваться хотя бы тому, что в этот раз он был один. Выставила его за порог без долгих разговоров.

– Да уж... – ухмыльнулся Коннел. – Хотя бы в этом повезло.

Для подобного высказывания у мужа были все основания. Дело в том, что иногда дед заявлялся к нам с Гарлин – так сказать, для большей жалости, а заодно в надежде на то, что при виде той, с кем он вынужден сосуществовать, дрогнет мое холодное сердце. Ну, в этом ты, старик, просчитался, только вот понять этого никак не можешь.

Что касается Гарлин... Тут тоже не было ничего нового: если сестра была более-менее трезвой, то она без остановки ругала неблагодарную Ройзи, мужиков-сволочей, загубивших ее когда-то счастливую судьбу и злой рок, тяготеющий над ней. Вместе с тем Гарлин то и дело пускала слезу, оплакивая свою несчастную жизнь, в которой ей отчего-то не повезло. Еще у нее было явное желание понравиться Коннелу, только вот до нее все еще не доходило, что опустившаяся баба с отечным лицом, от которой просто-таки разит перегаром, вряд ли может понравиться нормальному мужчине.