– Мы все поняли... – мать Коннела не дала сказать ни слова сыну. – Обещаем, что мы и за порог дома не переступим!

– Рад слышать... – отец Варб перебирал четки. – Кстати, господин Тайен, это ведь вы столь красиво переписывали старые церковные книги?

– Мне трудно судить, что именно вы имеете в виду... – подал голос младший брат Коннела. – Но ранее никто из служителей церкви не жаловался на мою работу. Более того – заказов хватало, без работы не сидел.

– А тот свиток, что нашли в вашем доме...

– Не знаю, откуда он там взялся!.. – голос парня хотя и усталый, но твердый. – Кстати, вы его видели, этот самый свиток? Лично мне всего один раз показали эту писульку... Если я правильно понял, вам на глаза уже попадались переписанные мной книги, верно? Тогда вы должны знать, какой у меня почерк, аккуратный и четкий, пишу ровно, да и ошибок практически не допускаю. Что же касается того несчастного свитка с невнятным текстом, то там строчки идут вкривь и вкось, полно ошибок, да еще и пара клякс посажена... Тот, кто составлял тот текст, был весьма неумелым переписчиком, да к тому же еще и безграмотным, а меня обвинили в том, что это будто бы я не только автор, но и исполнитель этого творения!..

– Не забудьте об условиях, на основании которых разрешено ваше временное освобождение... – наклонил голову отец Варб.

– Да, да, конечно... – заторопился Коннел, делая шаг к дверям. – Мы их не нарушим...

... Мы все уже седмицу жили в небольшом домике, который Коннел снял для всех нас. Как обычно бывает в подобных случаях, люди, долгое время живущие в постоянной тревоге или нервном напряжении и готовые, кажется, переносить все тяжести и трудности – такие люди, оказавшись в сравнительной безопасности, частенько падают без сил. Ну, таких несчастных можно понять – обвинение, суд, тюрьма, ожидание самого худшего – и вдруг приходит освобождение! Тут от радости поневоле сляжешь...

Вот и с родными Коннела произошло то же самое: едва оказавшись в небольшом уютном домике, они просто-таки свалились с ног, и все заботы по дому нам с Коннелом на какое-то время пришлось взять на себя. Знаете, совместный уход за больными или разобщает людей, или же скрепляет их отношения, и, по счастью, у нас был второй вариант предполагаемого развития событий. Уход за новыми родственниками мне был не в тягость, тем более что в свое время я немало занималась лечением Евгара. Конечно, сейчас не время терзаться воспоминаниями, тем более что ничего из прошлого уже не вернуть, только вот из памяти ничего исчезать не хочет.

И еще одно меня беспокоило: едва ли не каждую ночь мне снился Евгар, и каждый раз он ничего мне не говорил, но мне все одно казалось, будто он хочет мне что-то сказать. Не знаю, что это может означать, но я пыталась не думать об этих странных сновидениях.

Первые три дня освободившиеся из тюрьмы лежали, не вставая, да к тому же женщины то и дело вытирали слезы, вспоминая произошедшее, но постепенно нашим больным становилось лучше. К тому же, когда долгое время постоянно находишься с теми или иными людьми, то лучше их узнаешь, глубже понимаешь взаимоотношения в семье, а они здесь были просто замечательными. В своей семье у меня было понимание только с отцом, который меня очень любил, а позже (как я считала) было единение душ с Евгаром, моим первым мужем. Все остальное время я должна была тянуть на себе всех своих родных, получая вместо благодарности вечное раздражение и недовольство.

Здесь же, в семье Коннела, все было совершенно не так: отношения между родственниками были просто-таки пронизаны теплом и привязанностью друг к другу, желанием взаимной поддержки и любви. К таким светлым чувствам быстро привыкаешь, и вскоре я, к своему изумлению, поняла, что не имею ничего против подобной семейной жизни. Возможно, причиной этому была моя накопившаяся усталость от постоянного желания тащить на себе весь воз проблем, а может, мне, как и любому человеку, просто хотелось иметь теплый и любящий дом, где тебя просто ждут. Если уж на то пошло, то моя новая семья – чего уж там скрывать!, мне очень нравится. К тому же Коннел оказался нежным и любящим супругом, и постепенно я приняла как должное и новую семью, и мужа, понимая, что это далеко не самое плохое из того, что могла послать мне судьба. Пожалуй, стоит выбросить из памяти все мысли о разводе после полугода семейной жизни. Конечно, к Коннелу у меня не было той сумасшедшей и всепоглощающей любви, которую я когда-то испытывала к Евгару, но такие чувства два раза не повторяются, и поэтому стоит ценить то, что уже имеешь.

... В тот день мать Коннела готовила обед – увы, но из меня повариха была никакая, и она учила меня, как надо жарить рыбу. Коннел только что пришел с рынка, и выгружал продукты из корзины, а Тайен пытался хотя бы немного напоить молоком свою молодую жену, которую с утра всерьез тошнило. Эту семейную идиллию прервало появление Якуба.

– Здравствуйте, господа хорошие... – постучавшись для приличия, парень открыл дверь. – Хозяйка, Коннел – вас Павлен к себе зовет.

Хотя Якуб уже заглядывал к нам пару раз, все же появление в доме чужого человека всегда вызывало страх в сердцах бывших арестантов – к несчастью, подвалы инквизиции запоминаются надолго. Теперь в каждом человеке, который заглядывал к нам, они боялись увидеть того, кто заявился для того, чтоб вновь отправить всех в те каменные мешки. К тому же, после всего пережитого, бедолаги просто боятся услышать дурные вести от малознакомых людей. Вот и сейчас моя свекровь дрогнувшим голосом спросила:

– А зачем им куда-то идти?

По счастью, бедная женщина не знала о том, что Павлен тоже инквизитор, причем в немалом звании, а не то перепугалась бы еще больше. Мы как-то сказали ей, что с человеком по имени Павлен познакомились в Зайросе, и теперь мне пару раз надо будет зайти к нему по торговым делам.

– Не знаю... – Якуб пожал плечами. – Это вы мою бывшую хозяйку спросите – она в коммерции не промах...

– Мы постараемся не задерживаться... – Коннел неохотно направился к дверям. – Не беспокойтесь понапрасну.

Неподалеку от входа в дом стояла карета, и Якуб кивнул головой:

– Вам в нее.

– И куда же мы едем?

– Там скажут.

– Ты лучше скажи мне о другом, чадушко непутевое... – вздохнула я. – Ты свой долг перед кредиторами оплатил? Сколько там у тебя набежало с процентами? Надеюсь, еще помнишь, что твой отец в долговой тюрьме сидит?

– Чего вы, хозяйка, в самом-то деле, совсем меня за негодяя держите... – обиженно пробурчал парень. – Сумма, конечно, набежала немалая, но я все уплатил, до последней монеты. Я буду не я, если папашу в самое ближайшее время не выпустят.

– Что ж, хоть какой-то прок от твоего пребывания в Зайросе есть... – сделала я радостный вывод.

Однако стоило нам забраться в карету, как мы носом к носу столкнулись с отцом Варбом, который все так же перебирал четки и благодушно смотрел на нас.

– Опять вы?.. – брякнула я первое, что пришло в голову.

– Я там, где у Святой церкви есть нужда в помощи и защите... – любезно ответил священник, без остановки перебирая четки. – Если можно, то поторапливайтесь – у нас не так много времени.

– А в чем дело?.. – спросила я, когда карета тронулась с места.

– Беда в том, что наш всемилостивейший король Корайн, как это ни прискорбно звучит, доживает свои последние часы или минуты... – вздохнул отец Варб. – Скорей всего, он не доживет до полуночи.

– А как же...

– Увы, но его сын Гордвин, вернувшись тяжело больным из путешествия по дальним странам, тоже вряд ли надолго переживет отца... – священник был совершенно спокоен. – Прискорбно, но дальние путешествия по опасным местам очень плохо влияют на здоровье. Боюсь, что вскоре состоится двойное отпевание в главном храме нашей страны.

– Сочувствую... – мне только и оставалось, что развести руками.

– Все мы смертны... – философски заметил инквизитор.

– Что, принц настолько крепко достал всех, кто сейчас с ним общается?.. – не выдержал Коннел. – Похоже, довел всех до белого каления, верно? Не ошибусь, если предположу, что окружающие считают часы и минуты до того блаженного времени, когда принц освободит мир от тяжести своего бытия...