— Дориан, я… Я поражена, я…

— Ты вся дрожишь, — он повернул меня к себе. Так нежно, так бережно сжал в своих горячих руках мои ледяные ладони.

— У меня нет слов, — просипела я, еле слышно, — Не могу поверить, что вижу это. Я ещё никогда в жизни не испытывала… подобного.

— Чего именно?

— Мне трудно найти сейчас слова, кроме как… Спасибо, Дориан. Это похоже на сказку, — выдохнула я, сглотнув. Осмотревшись, дрожа, я слабо ухмыльнулась против своей же воли, — Опять свечи… Ты же не любишь их, ведь… не романтик. Хоть и поступки твои говорят об обратном.

— Мне просто хотелось сделать тебе приятно, — еле слышно прохрипел он. Сердце безумно застучало во мне.

— Мне приятно. Очень приятно, — шепнула я, смотря на его сладкий рот.

Будто прочитав мысли, он накрыл мои губы своими, вплёл пальцы в локоны и склонил голову ниже, забираясь языком в мой рот. Я хрипло вскрикнула, когда его зубы прикусили мою губу. Ох, Боже! Ноги точно подкосило. Я повисла на Дориане, вцепившись в его бицепсы. С жадностью и страстью, поднявшейся с самой глубины сердца, я отвечала на его смелые поцелуи и теряла контроль над своим телом. Губы горели. Там, где я чувствовала его руки, рот, тепло кожи — вспыхивал пожар, а всё остальное тело леденело. Его уста сползли по подбородку на мою шею, я не смогла сдержать стона и дрожи, которая заставляла всё жёстче прижиматься к нему. Мои руки накинулись на грудь Дориана, я с дикой хаотичностью скинула с него галстук, пиджак. Он целовал моё декольте, доводя меня до потери сознания. Внизу всё стонало от болезненного желания, от спазмов боли, смешанной с наслаждением. Я вцепилась в рубашку Дориана и стала расстёгивать пуговицы, отрывая их от нетерпения. Одна моя рука царапала кожу его головы. Когда его мокрый порочный рот коснулся моей ключицы, а зубы впились в неё, я дрожаще застонала, теряя последнюю связь с разумом. Дыхание стало поверхностным и быстрым. Дориан замер, прервавшись и осторожно, аккуратно отодвинул меня от себя за талию. В рёбрах кольнуло так, что дышать стало невыносимо.

— Почему ты остановился? — осевшим голосом прохрипела я.

— Лили, я… Я думаю, что это всё… несколько неправильно.

— Что неправильно?

— Я боюсь, что… потом ты будешь жалеть. Я немного отличаюсь своими взглядами от общепринятых стандартов, это основное препятствие.

— Подожди, я… Не понимаю, о чём ты говоришь. При чём тут секс и общепринятые стандарты? — жестикулировала возмущённо я, — Ты привёз меня сюда. Я же вижу, что ты не равнодушен ко мне! Ты так целуешь меня, ты… Ты же хочешь меня так же, как я тебя, — я схватила его щёки, сжала изо всех сил, — Дориан, не отвергай меня больше. Не отвергай. Просто сделай то, что хочешь.

— Я не могу.

— Почему?! — отчаянно вскрикнула я.

— Потому что я… не для тебя. А ты не для меня. Я понимаю, что… сопротивляюсь самому себе, своим чувствам, но разум во мне пока ещё побеждает. Вряд ли я когда-нибудь смогу отказаться оттого, чем живу последние годы. Я не хочу давать тебе ночь, которая впоследствии сможет принести много боли.

— Сейчас не ночь приносит мне боль, а ты, — всхлипнула я, — Я никогда об этом не пожалею. Я пожалею, только если пойму, что напрасно ты меня привёз сюда. Потому что мне больно оттого, как ты притягиваешь меня к себе, а затем резко отрубаешь! Дориан, я не игрушка, которую можно посадить на качели «туда-обратно» и наплевать с высокой колокольни, наблюдая за процессом. Это что ли, твоя специфика? Заставить женщину сгорать от желания и гнева к тебе?! — прошипела я.

Дориан, приоткрыв губы, изумлённо, зачарованно смотрел на меня. Я сглотнула комок слёз, подкативший к горлу. Шумно сглотнув, я резко кивнула, быстро, запнувшись, влезла в туфли и пошла прочь из гостиной.

— Лили! — он выбежал за мной в холл.

— Я всё поняла. Спасибо за прекрасный вечер, — выдавила я. Сняв с вешалки плащ, я зашла в лифт и выдохнула, когда дверцы закрылись.

Меня трясло от обиды. Мне хотелось плакать. Второй раз, это уже не шутки, чёрт подери! Подонок. Сумасшедший художник. Долбанный эстет. Моё подсознание материло его во всех направлениях. Я всеми возможными и невозможными силами сдерживала себя, чтобы не зарыдать навзрыд. Я ненавидела себя за то, что хочу его. За то, что влюбилась в него, как последняя идиотка. Я же чувствовала, знала, что всё это невозможно, пустая трата времени. Я смотрела на своё отражение и видела в нём жалкую, отвергнутую овечку. Знаешь что, Дориан Грей? Ты поцелуешь меня в зад! Я приехала, потому что хочу. Потому что мне нужно, чтобы этот осёл, который не действует без дополнительных толчков подарил мне успокоительные толчки, мать его.

Я разделась. Догола. Даже сняла это гипер –сексуальное бельё, к чёрту. Натянув лёгкую ткань плаща на покрытое ледяным потом от гнева и волнения тело, я застегнула все до последней пуговицы. От всей души я была благодарна плотной ткани, которая не обтягивала соски, а скрывала их. Нажав на кнопку лифта с надписью «обратно», я поправила растрёпанные локоны, что закудрявились больше прежнего, достала помаду из клатча и вернула свой прежний образ. Бросив в холле вещи в шкаф, я помчалась в гостиную.

— Ты вернулась, — с искренней радостью произнёс он, глядя в мои глаза.

Так, я не должна поддаваться на эту сексуальную в своей простоте улыбку. Мне хотелось лечь перед ним на пол, и раздвинуть, чтоб его, ноги, пропев «Welcome to me»!

— Проклятый мужчина, — прошипела я, чуть щурясь. Этот наглец звучно улыбнулся шире. — Это не смешно, Дориан Грей. Ты доведёшь своё дело до конца, или я не Лили Дэрлисон.

— Лили, пойми…

— Я не хочу ничего понимать. Я хочу, чтобы ты был во мне в ближайшие десять минут, — прошипела я, — Если ты не понимаешь языка жестов и намёков, я говорю прямее некуда. И не надо включать аналитика. Я всё равно ничего не пойму. И не хочу этого делать, не сейчас, — я скинула с плеч лёгкий малиновый плащ, смотря прямо в его глаза.

Он не ожидал увидеть меня обнажённой, да и сама я от себя такого не ждала, но это было самым веским аргументом того, что я его хочу и готова заполучить здесь и сейчас, во что бы то ни стало. Он не шевелился, смотря на меня. Его грудь в разрезе рубашки манила рельефами и белизной кожи, она тяжело поднималась и с тем же трудом опускалась. Я хотела коснуться его кончиками пальцев, оказаться к нему совсем близко, — смертельно близко, чтобы губы слились в поцелуе, а тела унеслись в рай. Колени дрожали от глубины его волнующего взгляда, скользящего по моему телу сверху вниз и снизу вверх. Я впилась ногтями в свои бёдра, не выдерживая напора этого прожигающего взора цвета небес, и откинула голову назад, сглотнув. Мне хотелось заскулить от нетерпения. Его губы дрогнули, когда он попытался сказать хоть слово, но так и не смог. Я видела этот голод во взгляде. Только бог знает, как я держалась на каблуках. Медленно я подошла ближе к нему, чувствуя порочную влагу между лодыжками и холодные капельки пота на спине и висках. Как в агонии, я хрипло прошептала:

— Пожалуйста, Дориан, — он доводил меня до отчаяния.

— Ты понимаешь, что я… — предмет моего возбуждения пытался найти слова, и мне определённо нравилось, как пьяно заплетался его язык, — Пойми, что я не могу нежно. Я не могу изобразить для тебя любовника девятнадцатого века, дарящего оргазм мурлыканьем. Я могу грубо. И только грубо. Так что… оденься, Малиновый Плащ, — «он ещё и издевается?!» Я закрыла глаза, чтобы подавить гнев.

— Сделай это грубо. Жёстко. Как угодно, только здесь и сейчас. Я прошу тебя. Я хочу этого. Я пришла к тебе снова, потому что хочу тебя! — голос поднялся до хриплого крика.

Дыхание упало. Я сжала руки в кулаки, — острое в мягкое, — ногти во влажные ладони. Дориан приоткрыл губы во вдохе. Я сглотнула, смотря на эти мягкие, обветренные уста, местами покусанные, порочные и не зацелованные. Такие желанные, что внизу живота всё сводит и эта боль спазмами…

— Не заставляй меня думать, что ты… не желаешь меня так, как я тебя, — я нахмурилась от внезапно пришедшей мысли о том, что всё это может быть правдой.