Я опустила взгляд на острые носики своих туфель, моментально ощутив стыд. Щёки горели. Я никогда не опускалась до такого унижения — просить о чём-то мужчину, не то, что забрать мою девственность. Кстати, об этом — ни одного слова, ни слова я ему не скажу. Вообще, больше, ничего. Это невозможно. Я обернулась, опустилась на корточки, подойдя к плащу, подняла его. Медленно натянула на свои руки до локтя, — до плеч не было сил. В какой-то лихорадке запахнулась в лёгкую ткань, прячась, как в кокон. Губы дрожали от обиды, что прошибла тело. Вместо шага вперёд, я опрометчиво и неловко завела ногу назад, — это заставило меня уткнуться спиной в грудь Дориана, а поясницей ощутить возбуждённый фаллос, спрятанный плотной тканью брюк. Я ухмыльнулась от этой мысли, ещё более счастливая от того, что он не видит моего лица в эту секунду. Его горячие мышцы под упругой кожей были полностью обнажены, я облизала сухие губы от странного ликования, — он избавился от рубашки. Голосом, полным уверенности в самой себе, я прохрипела:

— Я не хочу заставлять вас, мистер Грей, не утруждайтесь…

Внезапным дуновением ветерка пронзило моё тело — краткое шипение трения ткани о ткань, в одну секунду, — мой рот был накрыт широким длинным поясом. Я выдохнула, со стоном зажав его между зубами, тяжело сглатывая.

— Не утруждай свой язык, — шикнул он мне на ухо. Плащ безвольно упал на паркет.

Я быстро обернулась в его руках, дрожа от трепета, перемешанного с возбуждением, и посмотрела в его сияющие глаза. Пояс моментально оказался на моей шее, Дориан притянул меня за него близко к себе. Сжав оба конца в кулак, накрутив ткань на свои пальцы, он склонился к моим губам и хрипло прошептал:

— Вы будете громко кричать, мисс Дэрлисон, — голос мой совершенно сел, я ничего не могла ответить.

С безмолвной мольбой смотрела в его глаза, такие глубокие, делающие из меня его рабыню. Внутри него нечто магнетическое, опасное, сексуальное и сейчас я представить себе не могла, что меня ждёт. Дориан спустил по моей шее, по плечам, по локтям, — к запястьям, пояс. Ловко, будто это для него самое обыкновенное дело, он связал обе мои руки, подытожив плотным узлом. Я дрожала от его уверенности действий, решительности в лице.

— В этом правда есть надобность? — тяжело сглотнула я.

— Пугает? — коротко спросил он.

— Захватывает дух. Но я бы хотела… касаться тебя.

— Через несколько минут ты об этом забудешь, — прохрипел он.

Я вздрогнула, когда он резко притянул меня к себе и, будто ведя в танго, широкими шагами приблизил меня к стеклянной стене, за которой расстилалась панорама ночного города, манящего своими огоньками и красотой первозданной майской ночи. Но это было не так важно, ведь…

Ведь весь мой тыл оказался прижатым к холодной поверхности стекла. Ах!.. Дориан завёл мне руки над головой, стукнув меня о ледяную поверхность ещё раз, в этот раз я ударилась затылком, с глухим звуком, услышала свой низкий гортанный стон, который заставил меня прикусить губу от неловкости. Дориан стоял напротив меня и смотрел в мои глаза. В его льде играло пламя, которое я хотела излить на себя. Дориан сократил расстояние между нами до минимума, к моему животу был прижат его член в натянутой ткани брюк. Я хотела спросить у него, как он это терпит, зачем? Колени ног дрожали, а я в туфлях, что усложняет положение не трястись и держаться ровно. Но без них его дружок был бы ещё выше самого страдающего без него места… Тело ломило от возбуждения и желания.

— Дориан, чего ты ждёшь? — прохрипела я, на что получила «т-ш» и прижатый к губам большой палец. Он медленно повёл им по моим губам, размазывая малиновую помаду.

Давя, он двигал подушечкой пальца плавнее, по губам, подбородку, пульсирующей на шее вене. Он беззвучно дышал, моё тело - оголённый нерв, дрожащий от каждого лёгкого прикосновения его рук. Он размазывал помаду по моей ключице, вокруг груди, по костяшкам рёбер. Вторая рука Дориана держала две мои над головой. Я закатила глаза и стукнулась всем телом о стекло, когда он обхватил пальцами мой сосок и крепко сжал. Я громко застонала, выплюнув ком воздуха, который забил гортань. Безудержно пьянела от этого мужчины и боялась смотреть в глаза, поэтому просто закрыла их, желая отдаться мерному ходу действий. Но всё хаотично и разрушительно — до невозможности внезапно в мой рот проникли три его длинных пальца, дошли до глотки, собирая влагу. Я промычала, грязно хлюпнула, почувствовав ненужный рефлекс и сразу выпрямилась, как по струне. Он не убирал рук. Он смотрел мне в глаза.

— Соси, — хрипло шепнул Дориан, безапелляционно, и я поддалась приказу больше по инстинкту, чем по желанию. Я желала другого. Я желала его во мне!

Я сосала с причмокиванием и стонами, Дориану, безусловно, это нравилось. Он дрожал от эмоций, я это чувствовала; желал быть ко мне как можно ближе. Его фаллос рвал ткань брюк, скользил по моему напряжённому животу, заставляя меня откидывать голову назад от зрелища. Моя попка, лопатки, бёдра липли от пота стеклу, соки стекала вниз по лодыжкам, я стонала, без всякой стеснительности, беря его пальцы глубже, смотря прямо ему в глаза. Он вытащил их из моего рта так резко, что я услышала собственный лязг зубов и промычала от опустошения во рту. Его, намоченные моей слюной, пальцы накрыли клитор, заставив меня громко взвизгнуть. Он медленно кружил по нему буквально пять секунд, сводя меня с ума, срывая с уст гортанные стоны… А затем принялся тереть его так жёстко, что мне оставалось лишь в безмолвном крике неподкупного наслаждения широко открыть рот и биться, тереться бёдрами о его пальцы и выпрашивать, молить, глядя в глаза, чтобы он быстрее вошёл в меня. Дрожащий стон сорвался с губ, когда он шлёпнул мой клитор и меня отчаянно затрясло. Я металась по стеклу как рыба по льду, брошенная без дыхания. Каблуки трещали от той тряски, влага уже стекала к колену. Дориан поднял свою измоченную соками киски руку и облизал каждый палец. Сочно причмокивал, точно дразня. Меня трясло. Завизжала, когда его свободная рука схватила бусинку клитора, больно её оттянув; губы упали на грудь, будто извиняясь: он глубоко, с вакуумным звуком всосал их. Я изо всех сил ударила связанными кулаками о стеклянную поверхность позади: не понимала, что со мной происходит. Свет свечей стал ярче, десятки пар моих глаз на портретах будто ожили, обезумев оттого, что я чувствовала. Я сгорала в пламени огня и желания. Бёдра болят, точно сломались все кости, ноги леденеют. Стон за стоном, я опять бьюсь головой о стекло, сотрясаясь от собственного тяжелого дыхания. Какое безумие, Господи, что за безумие…

— Что это? — поднявшимся, тонким голоском спросила я.

— Только не говори, что никогда не чувствовала клиторальный оргазм, — хрипит он, склонившись прямо к моему уху, опалив его горячим дыханием.

Я чувствовала, что причёске конец, как и макияжу. Мокрые спутанные волосы липли к шее и вискам, помада растёрта, в глазах всё размыто. Всё, кроме Дориана. Он божественен. И то, что он дал мне почувствовать, божественно. Я тону в этой чистейшей воде пьянящих омутов, меня качает от страсти, желания и… удовольствия. Я хочу ещё, я хочу снова, я хочу много раз. Восстанавливая дыхание, я смотрела в его глаза, пока он расстёгивал ремень брюк. Я закусила губу, дрожаще улыбнувшись. Его взор потемнел. Я захотела его ещё больше. Визг молнии и вот уже дрожь съедает конечности. Я широко распахнутыми глазами смотрела на его крупного дружка, пытаясь понять, где его конец… О, боже, — сердце во мне замерло, губы стали ловить воздух, судорожно, часто, большими глотками, когда твёрдый ствол в этом горячем бархате кожи коснулся складок, а головка проскользнула к входу. Я чувствовала его горячую влагу, становясь всё мокрее. Пьяный взгляд Дориана проскользнул по моему телу, заставляя меня вздрогнуть и изогнуть спину. Я стукнулась попкой о стекло, чувствуя пламя, бегущее вверх по позвоночнику. Мужчина предо мной широко открыл губы во вдохе, на что я облизала свои и прижалась к его мокрому рту. Я целовала его со всем неистовством, желая выпить весь вкус из его губ. Я хотела поглотить его в себя. Съесть. Зацеловать. Сделать его совсем своим, полностью. Его горячие ладони сжимали мою талию, вдавливая меня в стекло, он открывал губы для моего рта, он вторил моему языку, который не просил пощады, желая быть искусанным, иссушенным, разорванным его умелыми губами, уверенными ласками его языка и жёстким прикусом зубов. Мои руки отлипли от стекла, когда локти задрожали, — я накинула их, как хомут на его шею, сжала плотным кольцом. Ломая свои запястья, я выворачивала руки в связке, лишь бы схватить и потянуть влажные кончики его буйной копны тёмных волос. Дориан гортанно рыкнул мне в губы.