— …а выгода будет гораздо больше, чем казна на этом может потерять. Так вы дадите свое высочайшее разрешение?

Очнувшись, она обнаружила, что Виш говорил что-то еще. Наверное, все про тот же караван, который нужно вызволить из лап злобных сборщиков налогов. Что ж, в такое тяжелое для Кинамы время товарам нельзя приходить в негодность — люди нуждаются в каждой мелочи.

— Разрешаю, — ответила Невеньен и развернулась, не понимая, отчего у Виша вдруг сделался такой счастливый вид. Главное — кесет не вырос опять перед ней, как из-под земли.

Летящие ей в спину благодарности, в которых традиционные сехенские пожелания перемешивались с кинамскими, она едва расслышала. Уши как будто забили ватой, но при этом они оставались удивительно чуткими к тому, что Невеньен обычно не интересовало, — шепоткам, мимолетным замечаниям и сдавленному смеху слуг, а глаз невольно подмечал улыбки на лицах, косые взгляды, чересчур манерные или, наоборот, нарочито небрежные поклоны. Те две молоденькие служанки в боковом коридоре — над чем они хихикали, прикрывая рты, и почему при виде королевы у них стал такой притворно-серьезный вид? А голос управляющего замком, раздающийся из-за поворота — к кому он относил свои упреки в бестолковости и легком поведении? Разобрать она так и не смогла.

Многие ли знали о том, что Иньит ей изменяет? В королевском замке, как уже убедилась Невеньен, нет уединенных мест, и слухи здесь разносятся быстрее, чем ветер успевает долететь от одного дерева до другого. Если кто-то видел Невеньен с Иньитом, невзирая на то что они изо всех сил старались прятаться, то кто-то видел и то, как к нему приходит Бьелен. Что теперь говорят о королеве в свете? Наверняка над ней насмехались, а если еще нет, то обязательно будут. Как же, эта малолетняя дурочка снова продемонстрировала свою недалекость!

Обидные мысли, которые заставляли Невеньен кривить губы от внутренней боли, не могли выжать из нее ни капли слез. Это было так странно — она помнила, как выплакивала целые озера, узнав об убийстве Акельена. Почему она не способна плакать сейчас? Слезы принесли бы ей облегчение, но она так и не пролила ни одной, всю ночь глядя сухими, воспаленными глазами на лакированную поверхность балдахина. В детстве ей рассказывали страшные истории о том, что если не сжечь человека после смерти, то Шасет может поселить в тело злую душу, чтобы та под видом живого человека совершала в мире зло. Единственным способом отличить самозванца было заставить его плакать. Ущипни живого — и его глаза сразу станут влажными, а мертвый будет смотреть на тебя непонимающе и сердито.

Щипать себя Невеньен боялась.

Она прошла через весь замок и добралась до левого крыла, где жили некоторые аристократы, соблазнившиеся красивым видом на Эстал с этой стороны холма. По пути ей встретился Таймен. Может быть, он собирался узнать, есть ли сегодня у королевы свободное время для занятий по экономике, а может, повозмущаться очередными тратами из казны. Тем не менее он к Невеньен так и не приблизился — замер на полшаге, открыв рот и уставившись на нее, а потом зачем-то извинился ушел. Вслед ему она глядеть не стала. Цель была уже близко, и Невеньен не хотела, чтобы ее отвлекали.

— Дочь, подожди!

Звук этого голоса заставил ее прибавить шагу, изменив свое недавнее мнение. Пожалуй, меньше всего сейчас она хотела видеть не Виша, а отца. От кесета действительно было сложно отделаться, но генерал Стьид при этом еще и унижал. Только он мог вот так вот запросто крикнуть королеве что-нибудь вроде «Эй ты, погодь» или «Смотайся-ка, распорядись о том-то».

— Невеньен, стой!

Стук подбитых сапог, которые носил генерал, ускорился. Стьид, большую часть своих лет проведший в армии, среди набранных из простолюдин солдат, не любил церемонии. Припустить за королевой, как юноше, ему не стоило ничего.

— Моя королева, пожалуйста, подождите!

Она остановилась — больше потому, что отца ей все равно было не перегнать, а не потому, что он наконец-то подобающе к ней обратился. Подступивший к ней Стьид выглядел, как всегда, безукоризненно — мундир со знаками отличия и многочисленными белыми полосами на груди сидел как влитой, напомаженные черные сапоги блестели, а такой выправке позавидовали бы и молодые гвардейцы. Из-за этого застывшее на его лице раздраженное выражение, свойственное скорее пекарю или сапожнику, казалось принадлежащим другому человеку.

— Что ты скачешь, как сорвавшаяся с привязи коза? — зашипел он. — Я уже слишком стар, чтобы бегать за тобой. Если я тебя зову, значит, у меня есть к тебе дело!

Она подняла голову и встретила его взгляд. Лицо генерала изменилось. В карих глазах полыхнул знакомый опасный огонь.

— Это Иньит, да? Он обидел тебя?

Невеньен растерялась. Отец знал или каким-то образом догадался? Она не отвечала, и Стьид, схватив ее за локоть, оттащил в сторону, туда, где их не могли подслушать. Прежде чем заговорить снова, он оглянулся. Левое крыло не отличалось оживленностью, по коридору шли всего трое слуг, но предосторожность лишней не бывает.

— Что тебе сделал этот ублюдок?

Квадратная челюсть отца дергалась, на скулах ходили желваки. Невеньен не помнила, чтобы когда-нибудь видела его таким. Даже когда она привела в Острые Пики сотню солдат, он не был настолько взбешен.

Повинуясь жесту Невеньен, гвардейцы отодвинулись на приличную дистанцию. Будучи ее извечными сопровождающими, они наслушались о королеве много неприятных вещей, но ту грязь, о которой спрашивал отец, ей не хотелось доверять никому. Хватит и того, что об этом известно Тьеру.

— Ничего, — равнодушно ответила Невеньен.

— Не ври. Он изменил тебе?

— Почему ты так решил?

— Я хорошо знаю, как выглядят женщины, внезапно узнавшие о неверности любовника.

Она скривила губы.

— Не самое лучшее начало для попытки утешить меня.

Стьид через силу усмехнулся.

— Извини. Так это правда? Мне уже можно начать собирать армию, чтобы разбить его треклятых разбойников, раздери их Шасет? Если попросишь, я принесу тебе его голову на пике.

— Голову Шасета?

— Иньита.

Невеньен нахмурилась, не понимая, шутит он или нет. Неужели отец считает, что она способна потребовать чьей-то казни лишь из-за того, что этот человек разбил ее сердце? Она бы никогда так не поступила. Да она и не жаждала смерти Иньита. Для этого нужно было его ненавидеть, а Невеньен не чувствовала к нему вообще ничего. Словно в ней что-то задушили, а затем, привязав камень, утопили в бездонном море.

— Не надо. Глупая затея… — она вздохнула. — И вообще, с чего ты вдруг взялся меня защищать? Полгода назад ты знать меня не желал.

Тогда ее мог обидеть кто угодно, и никто пальцем бы не пошевелил. Отец отлично знал, что отдает дочь замуж за мятежника и если она попадется в руки Тэрьина, то ее казнят. А когда погиб Акельен и она думала, что никому не нужна, когда ее захватил в плен Гередьес… Где Стьид был все это время? Он предал ее так же, как Иньит. Правда, она никогда и не ждала от отца подарков. Отказываться от дочерей было его привычкой.

— Это политика, — он с сожалением покачал головой. — К тому же…

Что такое случилось с его мимикой? Не может быть, чтобы сквозь маску вечного пренебрежения проступили неуверенность и… стыд?

— Я недооценивал тебя. Когда Ламан в Острых Пиках сказал, что ты моя дочь, моя достойная наследница, я не поверил ему. Я думал, кровь в тебе течет такая же жидкая, как и в твоей матери. Я ошибался. Ты не смотри, что я постоянно стараюсь тебя задеть — каждому правителю нужен человек, который бы ставил его на место.

Жаль, он не учел, что на эту роль у Невеньен были сотни кандидатов.

— Я буду тебя защищать, — продолжал Стьид. Кажется, он говорил искренне. — Причем потому что ты моя дочь, а не только из-за того, что ты королева и тобой легко управлять.

— Но и, конечно же, поэтому тоже, — утвердительно произнесла Невеньен.

— Ну… — отец, криво улыбаясь, развел руками. — И поэтому тоже.