Сашенька бросилась к отцу, освободила его голову от зажимов, сняла ремни, державшие в неподвижности тело. Брок осторожно пошевелил руками, чуть-чуть покрутил головой.

– Где это я? – тихо спросил он. – Ах, да… Операция… Сашенька, дорогая моя дочурочка, ты молодчина!.. Может, тебе в медицинский поступать?

– Ах, оставь, папа! – жеманно махнула рукой девушка и зарделась.

– Только вот… – заерзал Брок. – Я что-то никак не могу вспомнить, почему мы здесь?.. Драконы эти… Про драконов хорошо помню, а вот как мы с ними познакомились?..

– Ой, чего это он? – Саша испуганно посмотрела на Дурилкина.

– Откуда я знаю!.. – буркнул тот, обеспокоенно хмуря брови. – Может, послеоперационный шок… Пройдет!..

– Не пройдет, – внезапно подал голос Змей Горыныч. – Он помнит только то, что последние пару часов было… Остальное в мою долговременную память слилось.

– Ой! – вскрикнула Сашенька. – Папа всё-всё-всё забыл?!.. Но он же помнит меня, про институт вот тоже…

– Чего вы там несете? – заворчал Брок, выбираясь из установки. Всё я помню! Помню, как в лес пошли Костиного папу искать, потом… потом помню, как мы полетели к дому Глюк и увидели записку… Погодите, а что было между?.. – Глаза сыщика недоуменно забегали, а губы прошептали совсем неслышно: – …А еще я про драконов много чего помню…

Последнюю фразу Саша и Горыныч не расслышали, а насчет остального пришли к единодушному мнению, что вся Брокова память «слиться», к счастью, не успела. «Слив», по-видимому, происходил от недавних событий к более ранним и прервался как раз на походе к Сорокиной горке. Саша облегченно вздохнула. Отец не забыл, ни кто он есть, ни ее с мамой. А всё остальное она папе расскажет…

– Меня бы тоже не мешало отстегнуть, – напомнил Змей Горыныч.

– Ах, да, прости, – прервала размышления Сашенька и поспешила к Змею.

Когда с его освобождением было покончено, голос снова подал Дурилкин:

– Теперь меня!

Операция с головой Дурилкина заняла меньше времени – отрезать и пришивать требовалось в два раза меньше. Правда, Саше пришлось повозиться с головой Унглюк, пристраивая ту на «тумбочку». Хоть Дурилкин и объяснил ей предварительно, какую трубку куда следует прикрепить, девушка боялась ошибиться. Но всё, вроде бы, прошло успешно.

Сашенька хотела уже было отцеплять дракониху с дополнительной человеческой головой от кресла, но Брок вовремя вспомнил:

– Постой! Доктор нам кое-что обещал рассказать! Я, правда, не помню зачем, но хорошо помню – что!..

– А я тоже не помню, – прикинулся дурачком Дурилкин. – Вот режьте меня, память отшибло начисто!

– Ну, резать – это мы всегда пожалуйста! – Палец Сашеньки потянулся к кнопке, включающей гильотину, но тут вдруг вмешалась Глюк – «родная» ее голова, оставшаяся на шее:

– Погоди, Саша! Доктор врет, всё он помнит!.. Но резать ничего не надо, я сама вам всё расскажу про него.

– Откуда ты… – начала было Сашенька, но тут же вспомнила, что сознание драконихи и профессора DDD стало общим.

Дурилкин это тоже понял и только глухо простонал. Впрочем, он быстро успокоился. То, что хотели услышать от него сыщики, ничем не могло ему навредить. Да и молчал он до этого больше из вредности да из-за желания поторговаться. Сейчас же торг потерял актуальность, и доктор сказал:

– Ладно, я сам всё расскажу.

– Только смотри, я контролировать буду! – предупредила Глюк.

Глава 38. Дурилкин раскрывает карты, но загадки всё равно остаются

И профессор Дурилкин начал рассказывать. Сначала он говорил неохотно, цедя сквозь зубы рубленные фразы, но постепенно увлекся, разошелся, всё чаще стал вставлять в нить рассказа лирические отступления и красочные эпитеты. Рассказчик из доктора получился хороший, настолько, что слушатели стали забывать о том, что слушают реальную историю, а не фантастический рассказ. Суть же профессорской истории сводилась к следующему…

…Профессор Дурилкин, пребывая в состоянии депрессии после одной неприятной истории (он не стал пояснять, но Брок и Сашенька конечно же поняли, о чем идет речь), решил привести нервную систему в порядок, для чего выбрался в лес. Погулять, пообщаться с живой природой, которая, как известно, действует на психику очень умиротворяюще, да и собрать грибов, если те попадутся… Совместить, так сказать, приятное с полезным. Хотя, приятным и полезным было, собственно, и то, и другое.

Грибных мест доктор не знал, поэтому ломанулся в лес наугад, куда поближе. И обрадовался тому, что оказался вскоре в замечательном месте, где кроме него и щебечущих птичек не было ни одной живой души. Даже комары и мошки досаждали не сильно. А пройдя еще с полкилометра, Дурилкин с удивлением заметил, что птицы с насекомыми тоже пропали. Отсутствие пернатых его мало огорчило, а без комаров настала вообще благодать. Тем более, грибы будто сами выпрыгивали перед доктором, настойчиво просясь в его небольшое ведерко, которое очень скоро оказалось набитым крепенькими боровиками и подосиновиками доверху.

Профессор собрался было поворачивать к дому, когда заметил, что вышел к невысокому холму. Дурилкин удивился, что на склонах холма и на его вершине не росло ни одного деревца, зато вокруг, у подножия, раскинулось целое древесное кладбище. Поваленные деревья были совершенно сухими, выбеленными дождями и солнцем, многие из них топорщили в стороны мощные корни и вздымали к небу кривые обломанные сучья, будто моля о помощи.

Завалы сушняка вокруг лысой горки создавали такое впечатление, что холм и впрямь когда-то облысел, и эти деревья, словно утерянные волосы, усыпали его подножье. Может быть так оно и было, а возможно на горке изначально ничего не росло, а лес вокруг нее повалило каким-то узконаправленным порывом урагана, сделавшим вокруг холма несколько оборотов.

Как бы то ни было, место это Дурилкину не понравилось. Он поспешил уйти, но не успел сделать и пары шагов, как внимание его привлек некий слабый гул, похожий на гудение мощного трансформатора. Доктор обернулся, но никакого трансформатора, конечно, не увидел. Зато воздух в паре десятков шагов от него стал колебаться, словно снизу его что-то разогревало.

«Подземная аномалия! – подумал Дурилкин. – Может быть, торф горит?» Но профессор ошибся. Торфа тут не было, да и аномалия оказалась вовсе не подземной, а скорее наоборот – воздушной, поскольку именно в воздухе, метрах в шести-восьми от земли, стал проявляться вдруг некий большой серый предмет явно искусственного происхождения, поскольку имел правильную округлую форму и на первый взгляд был сделан из металла. Профессор даже вспомнил, что точно такую же форму имел спускаемый аппарат космических кораблей серии «Союз», только этот был раза в три больше. И поверхность его не выглядела обгоревшей при прохождении атмосферы, а тускло поблескивала под солнцем.

Странный аппарат «проявился» полностью, продолжая висеть в воздухе, а гудение усилилось. И этот низкочастотный гул словно вошел вдруг в резонанс с мозгами Дурилкина, у того сильно заболела голова. В глазах стало быстро темнеть, зазвенело в ушах, и профессор понял, что теряет сознание. А когда очнулся, никакого леса вокруг не было. Он сидел в кресле-ложементе, рядом стояло такое же, но пустое, а всё остальное пространство заполняли приборы с многочисленными индикаторами, циферблатами, дисплеями, тумблерами, кнопками, клавишами и прочей электронной атрибутикой. И было того пространства не так уж много. Аккурат столько, сколько мог бы в себя вместить увиденный в лесу аппарат. Дурилкин был далеко не глуп, чтобы сообразить, что он сейчас как раз в нем и находится.

Имелся в аппарате и небольшой иллюминатор, даже два. Только второй, сбоку от второго кресла, профессор не сразу заметил, он смотрел в тот, что находился прямо перед ним. И видел в нем странный синий лес под зеленым небом. Дурилкин почему-то совсем не испугался, но ему стало очень грустно. «Прощай, Родина!» – пронеслось в мозгу, хотя особой патриотичностью доктор никогда не отличался.