– Понятно, – сипло пробормотала я, силясь как-то уложить новые знания в голове.

Выходит, если Фарлей продолжит покрывать меня, то пострадает не только его репутация. Наверняка заподозрят, что его отец позволяет своему сыну то, что не позволил бы никакому иному дознавателю.

Демоны! Да лучше бы меня паралич разбил, когда я согласилась идти с Фарлеем на этот треклятый бал! Да лучше бы я все-таки грохнулась с каблуков и себе ногу сломала, когда вздумала побежать за Грегором!

Понятия не имею, какие еще несчастья я бы призвала на свою глупую голову, но Фарлей, украдкой сцедив зевок в раскрытую ладонь, встал.

– Мой отец прав, – сказал он, глядя на меня сверху вниз. – Я слишком устал сейчас, чтобы рассуждать здраво. Поедем, Агата. Надеюсь, завтра на свежую голову меня осенит внезапная догадка.

Правда, в его последней фразе при этом послышалась затаенная тоска.

– А почему ты так упорствуешь и не желаешь арестовывать меня? – спросила я, не торопясь в свою очередь подняться. – Я ведь уже говорила тебе, что не обижусь.

– На моей памяти ты первая, кто так отчаянно рвется за решетку. – Фарлей с трудом растянул губы в улыбке, но тут же посерьезнел. Тихо ответил: – Во-первых, Агата, это будет означать победу Норберга Клинга. Пусть небольшую, но все же. А я не желаю позволять ему даже краткого торжества над собой. А во-вторых, как только ты окажешься за решеткой – то по твоему следу тут же отправятся толпы жадных до новостей и сенсаций газетчиков. Пока подробности расследования никому особо не известны. Да, твое имя знают, но лишь как свидетельницы, которая обнаружила тело. Но после ареста, увы, раскрытие твоей настоящей фамилии будет вопросом ближайших суток.

– Ясно, – хмуро проговорила я и неохотно поднялась на ноги.

И вновь карета неспешно катила по ночным улицам Гроштера. Фарлей сидел напротив меня и словно бы дремал. Но в отблесках проплывающих мимо фонарей я видела, как его ресницы то и дело вздрагивают, а руки, лежавшие на коленях, до побелевших костяшек были сжаты в кулаки.

– Что еще ты хотела обо мне узнать? – вдруг услышала я негромкий вопрос.

– В смысле? – настороженно переспросила, уловив в голосе Фарлея иронию.

– Ну, ты расспрашивала Орландо, – напомнил он. – И я обещал тебе в полной мере удовлетворить твое любопытство. Просто так, без всяких взаимных условий. Неужели забыла?

– Да нет, просто не думала, что момент подходящий, – честно призналась я.

Фарлей негромко фыркнул от смеха. Затем пожал плечами и сказал:

– А почему бы и нет, Агата? Мне надо отвлечься от своих рассуждений, которые пошли уже по третьему кругу, если не по десятому. Поэтому с превеликим удовольствием удовлетворю твое любопытство.

– Хм-м, заманчиво, – пробормотала я и замолчала.

Что скрывать очевидное, больше всего меня интересовало, по каким причинам Фарлей до сих пор один. Он молод, хорош собой, богат. Ни за что не поверю, что наследницы богатых и не очень семейств не открыли в свое время на него настоящую охоту, силясь завоевать перспективного жениха.

Но почему он так ловко миновал все расставленные на него сети? Или в его прошлом тоже есть трагедия, подобная тому, что довелось пережить Ричарду? Но тогда если я спрошу его об этом – то не обижу ли безмерно?

Впрочем, он ведь вызнал абсолютно все о моем прошлом. А там у меня скрывается столько скелетов, что хватит на настоящее кладбище.

– Агата, ты такая милая, когда хмуришься. – Фарлей опять рассмеялся. Ловко перехватил мою руку и проникновенно проговорил, чуть сжав ее: – Честное слово, можешь задавать абсолютно любые вопросы.

– Ну хорошо, – с сомнением пробормотала я. Набрала полную грудь воздуха, словно перед прыжком в ледяную воду, и выпалила на одном дыхании: – Почему ты до сих пор не женат?

– Потому что еще не встретил свою единственную, – спокойно ответил Фарлей.

– Да ладно. – Я с сарказмом фыркнула. – Фарлей, ты же вращаешься в высшем свете! Вокруг тебя целые толпы красавиц, готовых на все, лишь бы ты обратил на них свой благосклонный взгляд. И хочешь сказать, никто из них тебя не заинтересовал? Знаешь, как говорят про одиноких мужчин за тридцать?

И тут же испуганно прикусила язык.

Ой, куда-то меня не туда занесло. Когда я уже научусь следить за словами!

– И что же? – с явным интересом переспросил Фарлей.

– Да так, ничего, – буркнула я. – Не обращай внимания.

– Нет, теперь я хочу это услышать! – принялся настаивать Фарлей и сильнее сжал мое запястье. – Ну же, Агата! Если начала – то закончи, пожалуйста.

– А ты не обидишься? – с опаской спросила я.

– На тебя я вообще не могу долго злиться, – со странной улыбкой заверил меня Фарлей. – Куда скорее я обижусь, если ты оставишь меня в неведении. Завела такой интересный разговор – а потом в кусты.

Я насупилась. Отвела взгляд в сторону и медленно проговорила, тщательно подбирая каждое слово:

– Говорят, что одинокие мужчины за тридцать напоминают общественные уборные. Все приличные заняты, а в свободные и по доброй воле не сунешься.

После чего напряженно выпрямилась. Даже страшно представить, как Фарлей отреагирует на народную мудрость.

Неполную минуту он молчал, видимо, переваривая услышанное. И вдруг грохнул хохотом.

Я с невольным облегчением вздохнула. Все-таки не обиделся. И это радует.

– Прости, Агата! – простонал Фарлей, свободной рукой вытирая выступившие на глазах слезы. – Но такое сравнение, честное слово, я слышу впервые.

Всхлипнул от смеха в последний раз и затих.

В карете было темно, но я не сомневалась, что он сейчас смотрит на меня. И почему-то мне казалось, что как раз ему тьма не мешает.

– Ну если ты действительно хочешь это знать, то ловеласом меня назвать нельзя, но отношения с женщинами у меня были, – наконец, сказал он. – Большинство из них, правда, завершалось достаточно быстро – через пару-тройку месяцев. Но с одной девушкой я встречался около года. Если тебе интересно, то ее звали Нирия Эйплан. Мы даже жили вместе и планировали помолвку.

– И почему вы расстались? – спросила я, не уловив в его голосе особого разочарования из-за оборвавшейся некогда связи.

– Работа, Агата, – со вздохом произнес Фарлей. – Я всегда слишком много работал. А ей хотелось большего. Хотелось, чтобы я постоянно был рядом с нею. Чтобы мчался к ней по первому зову. После нескольких крупных скандалов по этому поводу она пошла на отчаянный шаг. Вздумала пробудить во мне ревность.

– Увлеклась и изменила? – догадливо переспросила я.

– Да нет. – Фарлей негромко хмыкнул. – Хотя точно не уверен. Тогда я расследовал одно очень запутанное дело. Домой появлялся далеко за полночь, падал замертво в постель, а уже на рассвете уходил. И, честное слово, я в упор не замечал цветов, якобы присланных ей неизвестным воздыхателем, не улавливал в ее разговорах намеков на таинственного ухажера. Это оскорбило ее пуще прежнего. Разразилась новая ссора. Настолько масштабная, что ни о каком продолжении отношений после этого не могло идти и речи. Слишком много обидного было высказано мне в лицо.

– Удивительно, – проворчала я.

– Что именно? – переспросил Фарлей. – Тебя удивляет, что я ушел после ссоры? Ты сама знаешь, как могут ранить некоторые слова.

– Удивительно, что ты что-то там не замечал, – пояснила я. – По-моему, ты видишь абсолютно все вокруг.

Фарлей молчал так долго, что я подумала, будто он решил завершить разговор на столь непростую тему. Но в тот момент, когда карета уже останавливалась во дворе его особняка, он вдруг задумчиво обронил:

– Возможно, Нирия была права в своих обидах. Когда по-настоящему любишь человека – то даже чувствуешь, что ему снится. И всегда будешь рядом, чтобы отогнать кошмары.

А вот теперь я порадовалась мраку, царившему в карете. Почудился в словах Фарлея прозрачный намек на прошлую ночь, когда он успокаивал меня от рыданий.

Но я тут же предпочла отогнать эту мысль подальше. Да ну, чушь какая! Эдак ты, Агата, еще вообразишь, будто настырный блондин по уши влюблен в тебя.