Но тот поцелуй. Тот сон. Я не мог не думать об этом. Каждый раз, закрывая глаза, я видел это. Была ли Ана женщиной из моего сна, или она просто оказалась в моих руках, когда я проснулся? Может, это не было настоящим. Но ощущалось настоящим. Та женщина сказала, что любила меня. Я ответил, ее слова тогда звенели правдой. Жаль, у меня не было камня правды, чтобы проверить.

Наступила ночь, ветер стал тяжелым, влажным. Он трепал шерсть и щекотал нос. Небо разверзлось, грохотала буря, и мир потемнел, его озаряла молния. Я пытался уснуть, но, когда отвлекся от бури, меня атаковали воспоминания — как губы двигались с моими в нежном поцелуе, как шелковистые волосы щекотали мои руки, как два тела сливались в гармонии.

Когда пепельное небо стало стальным утром, я решил, что мне нужно узнать, что она чувствовала, и есть ли для нас шанс. Века впереди выглядели светлее, если увиденное будущее исполнится. Я хотел спросить у Анамики, говорила ли она правду, что любит своего тигра. Даже если она еще не любила человека, это было началом.

Мысли о возможном между нами наполнили меня новой надеждой. Мое сердце было разбито не один раз, но еще билось. Я все еще мог любить. Мне было что предложить. Я встал, стряхнул влагу с шерсти и потянулся как тигр. Я широко зевнул и пошел по знакомой тропе. Я редко бывал в своих джунглях и хотел почтить родителей.

У места, где они похоронены, я уловил знакомый запах. Не зная год, я был осторожен, но если с кем и можно было пересечься, то это с ним. Может, я смогу задать ему пару вопросов. Я шел по запаху к чаще деревьев на другой стороне, раньше там был сад моей матери. Он сидел там за растениями. Он нашел себе укрытие.

Я тихо зарычал, он обернулся, прижав ладонь к сердцу.

— Здравствуй, сын, — сказал он осторожно, переведя дыхание.

Я стал человеком, прошел мимо растений и кустов.

— Кадам, — я кивнул и вскинул брови. — Что ты ищешь? — спросил я.

— Хороший вопрос, — он нервно облизнул губы.

Я услышал узнаваемый шум самолета. Он застыл, его глаза были впавшими.

— Ты хотел мне что-то сказать? — спросил я.

— Нет. Это… если у тебя есть вопрос, уверен, я могу…

Я поднял руку, прерывая его.

— У меня много вопросов. Во-первых, что ты здесь делаешь?

— Могу спросить то же самое.

— Я пытаюсь понять, что чувствую к Ане, и…

— Ана? — он нахмурился.

— Да. Ана. Богиня Дурга?

— Богиня? — рот Кадама раскрылся. Его потрясение пугало меня. Он сглотнул.

— Ты в порядке? — спросил я в тревоге. — Путешествие во времени сказалось?

— Путешествие в… О, ясно. Ты бродишь, как я.

— Да, — я растянул слово, глядя ему в глаза в поисках срыва. Щеки Кадама были впавшими, а кожа — бледной.

Он выдохнул.

— Это хорошо, Кишан. Я переживал, что меня раскрыли, — он сжал мою руку. — Признаюсь, я боялся, что схожу с ума. Мое сердце стынет в предвкушении, и я не могу описать, как меня успокаивает твое присутствие. Ты останешься со мной до конца?

— До конца? — спросил я.

— Моих… похорон, — прошептал он.

— Похорон? — повторил я. Вены на его шее и руках стало видно сильнее, он сжал мою руку. Я понял. — Да, — тихо сказал я. — Я останусь до конца, — самолет сделал круг, и я нахмурился. — Ты сделал посадочную полосу? — спросил я и посмотрел на кусочек амулета на его шее. Нет. Он не мог. — Жди здесь, — сказал я. — Я на минутку.

Я остановил время, отправился к части джунглей, где помнил посадочную полосу. Я направил стихию земли, как Ана в Шангри-Ла, двигал деревья и кусты, землю, поднимал твердые минералы, чтобы была прочная дорога, чтобы Мерфи мог сесть. Закончив, я вернулся к Кадаму и сделал нас невидимыми, чтобы он больше не прятался.

— Они нас не увидят, — сказал я, поманив его. — Мы в безопасности.

Его голос был слабым.

— Ты уверен?

— Да, — я попытался успокоить его улыбкой. — Я уже так делал.

Он робко пошел со мной. Мы поднялись на холм с видом на посадочную полосу, смотрели на самолет. Мы стояли и безмолвно смотрели, как Рен и прошлый я бережно вытаскивают неподвижное тело из самолета и идут по дороге. Я кивнул в сторону Келлс и Нилимы, он поплелся за мной. Мы прибыли и услышали Мерфи:

— Почему он решил, чтобы его похоронили посреди глуши? Этого мне не понять.

Мерфи начал вспоминать, как встретил Кадама на Второй мировой войне. Кадам сидел и слушал, а я смотрел на Рена и прошлого себя. Слезы катились по лицу Рена, он пытался копать. Прошлый я яростно бил землю киркой. Было жутко смотреть на это снова и с другой перспективы. Я помнил, как тяжело было всем нам.

Я коснулся амулета, смягчил землю, убрал часть, чтобы копать было проще, но не вызвало подозрений. Рен все равно заметил и прокомментировал это.

Вспомнив, что гроб был готов, и не увидев его, я отправился в старый дом, создал длинные доски, что легко сочетались, скрепил углы не гвоздями, а стихией земли. Когда крышка была готова, я соединил ее, чтобы она открывалась на деревянных петлях. Я оставил гроб там, где его легко нашли бы.

Я пошел туда, где оставил Кадама рядом с Келси. Нилимой и Мерфи, сел рядом с ним и слушал их воспоминания. Пролилось много слез. И Кадам плакал. Мне было тяжело от воспоминания.

Когда Рен и другой я вернулись, Кадам был готов. Странно, наверное, ему было смотреть свои похороны. Он не говорил мне, что делал это. Он говорил, что видел то, что не стоит видеть человеку. Может, он говорил об этом.

Обезьяны вопили наверху, пока мы шли по дороге. Я не скрывал наши запахи, хоть нас уже не было среди живых. Кадам сжал мое плечо, они опустили его тело в гроб. От запаха смерти я пошевелил пальцами, чтобы ветерок унес его. Это меньшее, что я мог тут сделать.

Прошлый я коснулся пальцами плиты моего отца.

— Что там говорится? — спросила Келси.

Старый я ответил:

— Там говорится: «Раджарам, любимый муж и отец, забытый владыка империи Муджулайн. Он правил с мудростью, зоркостью, храбростью и состраданием».

— Как на твоей печати, — сказала Келси.

Я подумал о печати. Я ее еще не вырезал. Я оставил ее дома с Аной.

— Это копия, если присмотреться, — сказал Рен, опустился у могилы нашей матери и прочитал надпись. — «Дэчень, возлюбленная жена и мать».

При мысли о матери мое сердце заныло. Я вспомнил, как они с отцом любили Ану. Она не была похожа на Джесубай или Келси, но сразу получила их доверие. Они бы одобрили ее как пару, если бы я спросил. Может, не для меня как подростка, но теперь — точно. Я улыбнулся, вспомнив, как мама приглашала ее на тренировки. Но даже мама, хороший воин, не могла одолеть Ану.

Я вернулся к сцене перед собой, когда Рен упомянул тигриные кости. Я нахмурился и посмотрел на Кадама, но его уже не было рядом. Я вдохнул, пытаясь уловить его запах, но не мог найти его, кроме останков в гробу. Он ушел, не сказав мне? Следов не было.

Группа начала погребение, я побежал к дому, проверил его укрытие в саду. Я слышал свой голос, разносящийся по саду:

— Было огромной честью сражаться с тобой бок о бок…

Я сходил с ума. Он ушел? Где он? Почему ушел сейчас?

Келси прочитала стихотворение, слова следовали за мной, пока я искал. Я вернулся к гробу и встал с другой стороны. Заговорил Рен, а я посмотрел на тело. Рен сказал:

— Дверь закрой, захлопни ставни,

Чтобы в окнах не увидать

Дома, навеки оставленного,

Темную безблагодать…

Вспышка чего-то, крохотное движение в гробу. Я решил, что это игра света, но веки затрепетали. Это заметил только я. Рен закончил, Келси подошла с белой розой. Она опустила ее в гроб, и я моргнул. Время окружало меня, Рен и прошлый я замедленно поднимали крышку. А я за мертвой плотью увидел скрытого внутри человека. Живого.

И он кричал.

Другие закрыли крышку.

Я заморозил время и махнул пальцами. Крышка отлетела в дерево и разбилась. Я не переживал из-за этого. Мне нужно было понять, как это случилось. Я склонился над гробом и закричал: