Хотя ткань не работала, Ане понравился подарок. Она укутала ею голову, защищая от солнца в пути. Ощущая мою подавленность, она часто просила рассказать истории о тигре, и я с готовностью соглашался, описывал ей наши приключения, выдумывая, что я герой, хоть она не знала этого.

Ей понравилась история, где тигр бился с большим медведем в снегу, чтобы спасти жизнь красивой девушки. Я преувеличил с размером медведя, но ей не нужно было этого знать. Она не спросила, как тигр смог спустить девушку с горы.

Когда мы молчали, я думал, что будет, если я не выполню задание. Ана была в безопасности. Она вырастет с Сунилом. Старшая Ана любила брата. В этот раз он у нее будет. Он не оставит ее, а она не будет играть богиню. А я могу остаться с ее семьей. Может, меня примут работать на них. Я потирал щетину. Я могу тренировать солдат, как Кадам. Бывало и хуже, чем застрять с ней в прошлом.

Не такое будущее я себе представлял, и миру придется выживать без помощи богини, но Ана хотя бы вернется домой к любящим ее людям. Это стало для меня важнее всего.

Предупреждения Кадама не оставляли меня, но я ничего не мог сделать, кроме того, что уже делал. Я знал, что наставник не мог просить от меня еще больше, и я старался не думать о последствиях провала. Дни шли, я заботился об Ане. Я сосредоточился на этом.

— Тьма защитит тебя, — сказал я ночью, когда она тыкала палкой в костер после тренировки. — Помнишь, как тигр напал на нас?

Она кивнула.

— Тигры прячутся в траве и кустах. Они сливаются с окрестностями. Невидимость — их лучшее оружие. Не зубы и когти. Они сильные, но звери, на которых они охотятся, быстрые. Скрытность очень важна для выживания тигра. Используй это.

Ана растеряно нахмурилась.

— Ты хочешь, чтобы я одевалась как тигр, Кишан?

— Нет, — ответил я. Я думал использовать с ней другое имя, но понял, что, если мы застряли в прошлом, это не важно, а если я смогу призвать богиню, мы заберем воспоминания у юной Аны, как она сделала со мной. Я ответил на ее вопрос. — Используй внешность, чтобы другие ожидали от тебя меньше. Так ты скроешься на виду.

— Не понимаю.

Я провел рукой по волосам.

— Ты красивая женщина… девочка, то есть. Никто и не подумает, что ты еще и хорошо сражаешься. Они видят лишь оболочку. Особенно мужчины. Они расслабятся, потому что не верят, что женщина может быть лучше них. И тогда лучше всего ударить.

Она кивнула, а потом ее лицо стало теплым. Она заморгала и перебросила косу за плечо.

— Ты про такое? — спросила она, ее глаза сияли в свете огня.

Я невольно рассмеялся.

— Да, — я потянул ее за косу. — Никто не подумает, что у такой милашки в рукаве нож.

Ана помрачнела.

— Жаль, у меня не было ножа, когда меня украли.

— И мне жаль.

— Но это не спасло бы. Они обыскали бы меня и забрали его.

— Возможно.

Она молчала мгновение. А потом спросила:

— Кишан.

— Да?

— Думаешь… отец примет меня домой?

— Да, — быстро сказал я и добавил веток в огонь.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что он хороший человек. Мудрый. Он не станет винить человека, еще и такого юного, как ты, за ошибки других.

— Но никто теперь не возьмет меня в жены.

Я открыл рот, чтобы возразить, но знал, в какое время она жила. И я знал, что Анамика не была замужем в будущем.

— Ты хочешь быть женой? — спросил я.

— Нет, если он будет делать так же, как тот мужчина.

— Мужчина, что любит тебя, никогда так не ранит, — я прислонился к бревну, скрестил ноги в лодыжках. Она подражала моей позе. — Наставник говорил мне, что злодей может ранить разум и тело. Он может забрать дорогое, но не может убрать то, какой ты. Твое сердце, твоя душа принадлежат тебе, Анамика. Ты можешь отдать ее достойному человеку, но тебе решать, кем он будет, и если он не будет почитать этот дар, ты можешь просто забрать его. Никто — ни чужак, ни твой отец, ни тот, что ранил тебя, — не заставят тебя подарить этот кусочек себя. Любовь — дар. Когда или если ты решишь выйти замуж, мужчина падет к твоим ногам и будет поклоняться тебе как богине.

Она фыркнула и зажала рукой рот, чтобы сдержать смех.

— Не будет, — смеялась Ана.

Я улыбнулся.

— Уверяю тебя, это правда. Когда мужчина любит женщину, он будет дорожить ею все свои дни, и он все отдаст за ее счастье.

Мы смотрели на огонь, я взял камень правды и сжал в ладонях.

— Это как в истории о тигре, — сказала она. — Он любил девушку так сильно, все отдал ради нее. Даже выступил против богов. И получил крылья.

— Да, — сказал я, уголок рта приподнялся. — Порой даже тигр может найти любовь.

— Можно… уйти с тобой, если отец не примет меня?

— О, Ана, — тихо сказал я и выдохнул. — Да. Если это успокоит тебя, я обещаю остаться, сколько буду тебе нужен.

— Спасибо, — сказала она.

Той ночью я снова попытался призвать свою Ану, ветер поднялся и унес перо павлина. Я глубоко вдохнул и разглядывал небо. Близилась буря. Даже без тигриного носа я ощущал запах дождя. Она ударила через три часа. Я хотел дать ей поспать, но огонь зашипел от дождя, стучал по камням вокруг нас, вызывая сладкий запах, и я разбудил ее.

Я не знал, что ждало нас впереди, но помнил, что пару часов назад мы миновали место с каменным выступом. Я устроил ее в седле перед собой, сказал ей попытаться уснуть по пути в укрытие. Наши следы пропали от дождя. Я прикрывал ее, как мог, но ливень с ветром бил как молот по наковальне.

Наша одежда быстро промокла, и дождь стекал по моей шее и носу. Было холодно. Ветер выл, проносясь мимо нас. После третьего часа на коне я понял, что утес мы пропустили. Я коснулся камня правды, попросил помощи, и он, словно ощутив наше отчаяние, показал тропу слева. Я повернул туда, и мы скоро оказались у пещеры.

Я нырнул внутрь, надеясь, что в темноте не прячется хищник. Там было пусто. Я обнял дрожащую Ану, прижимающуюся к коню, чтобы закрыть лицо от дождя.

— Идем, — сказал я, перекрикивая ветер. — Пересидим бурю там.

Она укрылась внутри, я снял седло и наши сумки, привязал коня к дереву неподалеку. Места едва хватало двоим, конь не уместился бы, и хотя он возмущенно вопил, я знал, что он будет в порядке. Я выжал вещи, снял рубашку и повесил на камень. В пещере было два сухих бревнышка, и я сделал небольшой костер, и мы сидели и старались высохнуть.

Она дрожала, жара костра не хватило бы, чтобы растопить зефир, куда там согреть девочку. Молния ударила снаружи, конь громко завопил. Я услышал рев воды, задержал дыхание, глядя на землю. Нас могло тут затопить?

Буря была дикой. Ана спала, обвив себя тонкими руками, а я смотрел на бушующее небо. Огонь быстро догорел, сухого дерева больше не было, и я взял Ану на руки и сел у стены, прижимая ее к себе. Она не проснулась, и это было к лучшему. Я не хотел запугивать ее еще сильнее.

Если бы я мог превращаться, тигр легко согрел бы ее, но мое человеческое тело дрожало от холода. Но я прижимал ее к себе. Я уснул, а проснулся от пения птицы снаружи.

Рассвет был с тучами, моросило, но ветер утих. Дождь падал монотонно, это было терпимо, хоть и не удобно в седле. Я повернулся к теплу на моей груди и понял, что что-то не так.

— Ана? — я легонько тряхнул ее, но глаза, когда она их открыла, были рассеянными. Она быстро закрыла их, тихо застонала, не смогла связно что-нибудь сказать. Я не понимал ее. Тряхнув ее еще раз и не получив ответа, я обхватил ее лицо ладонями и ощутил жар лихорадки.

Я осторожно опустил ее и поискал в сумках воду. Я прижал флягу к ее губам, но капли стекали по ее горлу, мочили и без того мокрую тунику.

— Ана? — сказал я тверже. — Что такое?

Вопрос был глупым. Что не так? Ее забрали из дома, морили голодом, изнасиловали, и я допустил, чтобы нас промочил дождь. Удивительно, как долго она продержалась. Я беспечно потерял сок огнефрукта. Кадам говорил быть осторожнее, но разве я слушал? Конечно, нет.

Я вспомнил о камне правды. Он исцелил меня. Я так думал. Я был уверен, что не ходил в огненный лес во сне. Я вытащил его из сумки и опустил на него руку Аны.