— На лесовозе? — с каким-то испуганным удивлением переспросил Борька.
— Да, надо постараться залезть на него — по субботам туда только этот лесовоз едет. Иначе пешочком придется…
В это время из-за поворота показалась машина, за которой поднимались огромные клубы молочно-кофейной пыли.
— Приготовьтесь! — приказала нам Лена.
Но что толку! То же самое сделали и все остальные.
Лесовоз еще полностью не остановился, а вся группа дачников, сжав зубы и стараясь как можно реже дышать (потому что всех накрыло плотным облаком пыли), уже бросилась штурмовать его.
Из кабины высунулся молодой шофер:
— Здрасьте, девоньки! — почему-то не заметил он мужчин. — Самых красивых прошу в кабину! — объявил шофер и указал на четырех молоденьких девушек. В том числе и на нашу Лену. Нам, разумеется, было приятно. Но об этом мы вскоре забыли, оказавшись среди наваленных в беспорядке бревен, которые чудом удерживались на лесовозе.
Я, обхватив мертвой хваткой металлическую стойку, почувствовал себя самым несчастным нижним бревном, на которое давит вес полностью загруженной машины. Особенно доставалось мне на ухабах, казалось, моя грудная клетка вот-вот рассыплется на отдельные ребрышки. А ухабы здесь случались так же часто, как на испытательном автодроме. Только там, полагаю, они значительно меньше.
Борьке на этот раз повезло: он с рюкзаком за плечами висел на конце трубы, которая метра на два высовывалась из прицепа.
Доехал я вроде живым. Лена и Борька вытащили меня из-под груды тел, следовавших далее.
— Ну, мальчики, скоро отдохнем от городской жизни — дача совсем рядом! — весело сказала Лена.
Нам, а особенно мне, было не до веселья. Но надо признаться, двухкилометровая прогулка по лесу, бодрящий воздух сделали свое дело, и к дачному поселку я пришел уже в довольно сносном состоянии. Лениной дачей оказался деревянный особняк на окраине, с резными окнами, дверьми и верандой, окруженный со всех сторон, словно сказочный теремок, высокими деревьями.
— Правда, здесь хорошо? — скинула Лена кроссовки. — Я всегда так рвусь сюда, — присела она на крыльцо.
— Хорошо, — негромко согласился Борька и с облегчением сбросил с плеч рюкзак.
— Да, — подтвердил и я, растянувшись на мягком, душистом травяном ковре. — Блаженство!
— Это потом, мальчики. Отдыхать и валяться будем потом, — энергично встала Лена. — Видите ли, мой папа считает, что дача — это отдых от гиподинамии. На даче каждый человек должен обязательно хорошо потрудиться физически. Папа не любит уклоняющихся. А мне так хочется, чтобы вы ему понравились, мальчики! Поэтому, пока я буду готовить пищу, вы распилите вон то бревно, — указала она на солидный ствол. — Пила, мальчики, в сарае.
— Ну и папочка! — недовольно пробурчал я, медленно переставляя ноги в сторону сарая.
Борька молча плелся следом.
— Начнем, что ли? — поставил я пилу на ствол, намереваясь отпилить метра полтора сразу.
— Мальчики! — распахнулось окно в доме. — Отпиливайте примерно по полметра, чтобы свободно в печку влезало.
Мы двинулись ближе к краю.
Нам удалось без особых усилий сделать только два движения: ширк-ширк. Третье пила почему-то делала уже с трудом, на четвертом полотно дугообразно вздыбилось и протяжно застонало.
— Ты что, никогда пилы в руках не держал? — прикрикнул я на Борьку.
— Нет, — признался он.
— И я тоже, — после паузы сказал я, с большим напряжением перетягивая полотно на свою сторону.
— Собрались пильщики, — невесело усмехнулся Борька и с такой силой рванул на себя ручку пилы, с какой, наверное, штангист отрывает штангу от помоста. Потом настала моя очередь тянуть на себя…
Мне показалось, что распил бревна продолжался не одни сутки. И даже когда Лена позвала обедать — а это совпало с окончанием работы, — у нас не хватило сил обрадоваться.
— Дачный обычай, — сообщила Лена. — Кто впервые приезжает на дачу, кушает за торжественным столом.
Она подвела нас к большому плоскому камню-валуну. «Стол» был накрыт, и вокруг него властвовал дурманящий запах пищи.
Борька настолько сроднился с пилой, что зачем-то приволок ее к камню и положил возле себя.
Вид у нас, надо полагать, был совершенно убитый, если Лена, взглянув, забеспокоилась:
— Мальчики, вам нехорошо? Что с вами?
Ответить мы ничего не смогли, а только посмотрели друг на друга потускневшими глазами и принялись за еду.
— Ой! — вскинула Лена руки к лицу, когда обратила внимание на пилу. — Мальчики! — почти шепотом сказала она. — Милые вы мои мальчики! Вы же не ту пилу взяли— надо было другую, которая справа висит. Эту пилу папа в пилоточку понесет — она совершенно тупая!
У меня кусок в горле остановился от таких слов. Борька поперхнулся. Несколько секунд мы сидели словно очумевшие, молча уставившись в тарелки.
До конца обеда Лена не переставала удивляться и жалеть нас.
— Вы знаете, мальчики, что лучше всего снимает усталость? Баня! Сегодня же вы убедитесь в этом. Пока отдохните, — убирала она с камня-стола посуду, — а потом наносите воды в баню, ладно? Родители приедут поздно вечером, они не успеют. Правда, насос у нас вышел из строя и воду мы носим из ламбушки, но это недалеко, — успокоила нас Лена.
До воды действительно было не очень далеко, но путь к озерку — крутой, скалистый.
— В бане у нас всего два чана по триста литров, — продолжала хозяйка дачи. Вода достаточно быстро нагревается, так что вам не слишком много надо колоть дров.
Мы бесчувственно взирали с Борькой то на ламбу, то на баню, то на Лену, а потом, не сговариваясь, поднялись и медленно, а затем все быстрее и быстрее зашагали прочь от дачи.
— Мальчики! Вы куда? — услышали мы вслед. — Вам что, отдыхать надоело? Тогда идите не по дороге, а по тропинке. Так до деревни ближе.
Нам было уже все равно. Мы твердо знали одно: там, куда мы идем, нет дачи!
На значительном уже расстоянии от дачного поселка Борька неожиданно остановился:
— У меня там рюкзак остался, — удрученно проговорил он.
— А-а, — махнул я рукой. — Как знаешь!
И целеустремленно продолжил свой путь.
…Уже несколько лет Борька и Лена женаты. Говорят, они все свободное время проводят на даче.
РЕЦЕНЗИЯ
Многоуважаемый товарищ Кошельков!
Я ознакомился с Вашими работами, помещенными на 26, 29, 33 и 35-й страницах «Книги».
Ну что же, скрывать не стану, скажу Вам прямо — Ваши вещи производят впечатление, что уже само по себе немало.
Кроме того, в них есть явные творческие находки, на которых мне хотелось бы остановиться подробнее.
В первую очередь обращает внимание Ваше знание жизни. В жизни Вы не новичок, нет! Именно такой человек мог написать: «В девятнадцатом веке ничего подобного…» (стр. 29), или: «Когда я пришел в одиннадцатый раз на первую примерку…» (стр. 33), или: «А ведь когда-то пуговицы пришивались крепко…» (стр. 26).
Нельзя не отметить и Вашей острой наблюдательности, Вашего зоркого и строгого взгляда на происходящее. У Вас есть строки: «Такое я видел только на свалке…» (стр. 26), «В глазах от увиденного потемнело…» (стр. 29), «По-моему мнению, творящееся не лезет…» и т. д. Все это зримо, достоверно и объемно!
А как ярко в Ваших творениях блистают словесные жемчужины! Это истинные шедевры! К примеру, такие: «Вынесли ретро-мешок» (стр. 35), «…появляется нахально-бракодельная физиономия» (стр. 33)… Разумеется, это далеко не все то положительное, что несут в себе Ваши работы.
Вы щедро наделены поэтическим даром и необыкновенным чувством времени. Да, да, не удивляйтесь! Поначалу я сам был поражен этим маленьким открытием, но затем понял, что это естественно для вашей возвышенной натуры. На странице 29 Вы написали: «Возмущен до предела», а на странице 33: «Он не переделал». Чувствуете рифму? И я чувствую! «Космические сроки исполнения заказа» и «Со сверхзвуковой скоростью влетела» (стр. 35) — это ли не веяние времени, это ли не современность?