Вертолет несется, едва не задевая колесами за камни. В поблескивающих стеклах кабины замечаю лицо пилота; тот знаками пытается мне что-то объяснить, но я не понимаю его. Взревев мотором, машина зависает. Из грузовой дверцы падает, раскручивась, веревочная лестница. Хватаюсь за нее. Она рвется из-под ног, почти опрокидывает навзничь. Чувствую, лестницу подтягивают. У самых ступенек меня подхватывают под руки и втаскивают в кабину.

— Немедленно нужен врач! — кричу я, пытаясь разглядеть в полумраке кабины лица моих спасителей.

— Туристы из Москвы? — спрашивает меня офицер-пограничник.

— Откуда вы знаете?

— Тьфу! — в сердцах произносит второй — видимо, бортмеханик. — Так я и знал! Зайдут черт знает куда, переломают ноги, а потом врача им подавай.

— Да не мне! Мы задержали нарушителя! Он ранен. И одна из группы тоже! — кричу я в отчаянии. — Вот мои документы. Я вам серьезно говорю.

Офицер смотрит на мой паспорт, на разрешение находиться в пограничной зоне и кивает бортмеханику:

— К заставе!

Путь, на который я потратил бы еще день, вертолет пролетает за десять минут.

Вид у меня, наверное, настолько истерзанный, что капитан, начальник заставы, сразу же вызывает врача. Пока тот промывает и перевязывает мои ожоги и ссадины, я рассказываю о наших поисках каравана Джангира, о двух нарушителях, о пакете, найденном у Шёневеттера.

— Любопытно! — барабанит по столу капитан и щелкает рычажком селектора. — Дежурный! Тревога!

Он поворачивается к пилотам:

— На перевале трудно зависать, но надо лететь. Что вы предлагаете, лейтенант?

— Максимально облегчу машину, полечу без второго пилота и механика, возьму только врача.

— Действуйте! А остальных… — капитан смотрит на офицера, который летел в вертолете, — мы вывезем на лошадях. Выполняйте!

— Товарищ капитан! — Я невольно вскакиваю с места. — А меня куда?

— Отдохните у нас. Мы справимся одни.

— Никак нельзя, я хорошо знаю тропу и место, где остались ребята.

Тон у меня решительный. Капитан улыбается:

— Ну что ж, действуйте. Умеете на лошади?

— Приходилось…

Вскакиваю в теплое, нагретое солнцем седло. Лошадь нервно водит ушами.

— Отделение… галопом… — звонко командует офицер, вырываясь вперед, — марш!

Кони несутся к перевалу, где меня ждут друзья.

13. ПОГРЕБЕННЫЙ В ЛАВИНЕ

Мы доехали до ледника и услышали рокот вертолета. Машина уже возвращалась. Представляю, как трудно было пилоту найти площадку среди сплошных скал и ледяных торосов, забрать Ляльку и подняться. Вертолет покачивается с боку на бок — пилот дает знать, что все в порядке.

Мы невольно подгоняем коней. Крепкие мохнатые лошади, приученные к горным тропам, и без того идут быстро.

К вечеру добираемся до пещеры и видим такую картину: Шёневеттер со связанными руками сидит на краю тропы. Юрик и Стас около глубокой траншеи растирают снегом и спиртом неподвижное тело второго нарушителя с морщинистым, обезьяньим лицом. Стас, смахивая пот, говорит:

— Знакомьтесь, Карл Минцель… Во всяком случае, так нам рекомендовал его господин Шёневеттер.

— Он мертв? — спрашивает офицер-пограничник.

— В глубоком обмороке, — отвечает Стас. — Ему повезло: в момент падения лавины он прижался к скале, и снег не задушил его.

Юрик шутливо толкает меня в бок:

— Ты слетал прямо на крыльях, Егорушка!

— Да уж и вправду повезло!

Двое пограничников, сменив Юрика и Стаса, энергично делают искусственное дыхание Минцелю. Наконец тот издает слабый стон. Офицер вливает ему в рот спирт. Минцель кашляет и открывает глаза. Он различает зеленые погоны на гимнастерках солдат, переводит взгляд на нас.

— Плохо, деер шлехт, камараден, — выдавливает он.

— Почему же плохо? — спрашивает Стас. — Мы вернули вас из ада.

Приподнявшись, Минцель замечает Шёневеттера. Тот безучастно смотрит в сторону.

— Плохо потому, что я остался цел. — Он вздыхает и снова закрывает глаза.

Пограничники переносят Минцеля к тропе, обертывают горячей войлочной попоной. Отогревшись, Минцель просит спирта. Жадно пьет несколько глотков и, пьянея, кричит со злостью:

— Дьявол побери, теперь я снова ваш пленник!

Юрик и Стас увлекают меня к траншее.

— Мы нашли караван Джангира, — загадочно произносит Стас. — Смотри.

В траншее замечаю ледяной грот. Зеленоватый свет струится между толстыми сосульками, которые висят на потолке.

— Смотри лучше! — Стас показывает рукой на стенку грота.

В полупрозрачной зелени льда что-то темнеет.

— Слушайте… — испуганно шепчу я. — Вон там, кажется, лежит лошадь, а рядом что-то похожее на фигуру человека…

Фантазия подсказывает мне, что замурованное в столетнем льду и похожее на глыбы камня — останки каравана Джангира. Лавина — могучая, быстрая, свирепая — застала караван на привале, люди устроились на ночлег.

Я словно вижу полосатые халаты погонщиков, бараньи курпеи, снятые седла, оружие в козлах, сплющенные котлы у костров.

Что-то заставило Джангира спуститься с тропы на ровное поле льда. Его люди поужинали и легли, утомленные дорогой, рядом с лошадьми и верблюдами. Громадная лавина накрыла лагерь, как рука муху. Никто не успел спастись.

Шли годы… Под солнечными лучами снег превратился в лед, замуровав навеки своих пленников.

— Надо бы пробить шурф во льду, проверить наши догадки, — говорит Стас, взволнованно протирая очки.

— Нет, ничего нельзя трогать. Мы расскажем ученым. Сюда прибудет специальная экспедиция.

«И я обязательно буду в этой экспедиции», — подумал каждый из нас про себя.

Взволнованные необычным открытием, выбираемся из грота.

Шёневеттера и Минцеля усаживают на лошадей к дюжим пограничникам. Чтобы они не вздумали прыгнуть с седла, крепко привязывают их реп-шнуром.

Мы грузим на свободных лошадей рюкзаки и тоже взбираемся в седла.

Едем по тропе. Невдалеке замечаем горную козу с козленком. Коза жует жвачку, невозмутимо поглядывает на нас. Только козленок тревожно кружит возле нее, тыкаясь в бок узкой мордочкой.

Из скал вырывается ручеек. Голубая струйка брызжет водяной пылью, и над блестящими влажными камнями повисает радуга, такая крохотная, что ее можно обнять руками.

С вершин, как белые реки, спускается в долины вечерний туман. Клубясь, образует свои водопады и перекаты, отсвечивает розовыми боками. Чуть в стороне набухает сиреневая, отяжелевшая от влаги туча. Ее передергивает молнией, и с треском катится по горам гром. И как это всегда бывает здесь, в продолжение грому грохнула лавина — вершина сбросила с отяжелевших плеч снежный карниз.

Мы сейчас выше облаков и грозы. И гроза и облака — у наших ног. И возникает какое-то гордое чувство родства с этими горами, с дикой и беспокойной стихией.

Теперь мы знаем, где и как погиб караван. И мы пойдем в новую экспедицию. А она обязательно будет. Наука не любит оставлять на своем пути «белые пятна». Всегда находились люди, которые шли на поиск — пусть через год, сто, тысячу лет.

Е. ШТЕНГЕЛОВ

ШТУРМОВОЙ ОТРЯД

ЖАРКИЙ ЛЕТНИЙ ДЕНЬ

В пять часов прозвенел звонок. И сразу за стенами, над потолком и под полом захлопали двери. По коридору, цокая каблучками, смеясь, прошли лаборантки из отдела петрографии. Алик выключил лампу микроскопа и, прислонившись затылком к стене, закрыл глаза. В мерцающей темноте, разгораясь и потухая, плыли, вращались разноцветно светящиеся многоугольники кристаллов.

Выйдя из института, он нашел в кошельке трехкопеечную монету для автомата и выпил стакан воды. Солнце пекло с бесцветного неба, и приятно было пить холодную, кисловатую воду, смотреть, как в нише автомата дрожат солнечные блики и вьются, ползают осы.