Анна, кажется, тянет последние дни. Никита может отправиться за ней. Он жил без них, почему теперь… Тогда у него было дело, за которое он боролся всю жизнь… Не будут его исключать из партии… Ну да, останутся только омерзительные шепотки: «А кто его знает…»
Безуглый выглянул в окно. Луну закрыла лохматая, черная туча. Она вздыбилась над горами, словно гривастое, безглазое чудище в стоптанных катанках. На село от него легла широкая и длинная тень. Коммунист пристально посмотрел на Анну и на Игонина. Ему показалось, что и у них потемнели лица.
В узком квадрате окна тихо появилась голова старшего сына Ефросиньи Пантюхиной — комсомольца Павла. Комсомолец глядел на задумавшегося Безуглого.
— Уполномоченный, заснул?
Безуглый чуть вздрогнул. Павел пожал ему руку.
— Выдь на улку. Дело есть к тебе.
Они вышли все втроем. Комсомолец сказал:
— Слышите?
Сквозь размеренный шум реки прорывались тихие, скребущие звуки лопат, визг свиней и мык коров.
— Хлеб, гады, прячут. Скот унистожают.
Анна прислушалась и сказала:
— Мелентий Аликандрович старается.
Павел возразил:
— Один рази он.
Игонин зашептал Безуглому:
— Ровно германец на фронте окопы роет, скотину у поляка шевелит.
В селе сильно пахло палениной.
Безуглый, как командир в строю, приказал:
— Товарищ Игонин, соберите всех надежных коммунистов и комсомольцев.
Игонин успел сделать только один шаг. В рыхлую тишину ночи гулко рухнул выстрел, загрохотал по улицам села. Около сельсовета кричал дежурный исполнитель:
— Убег! Держитя!
За околицей рассыпалась бешеная дробь копыт.
Второй выстрел был тише. Коммунисты услышали звон железа и взвизг рикошетирующей пули. Игонин крикнул:
— По стремю угодил… созвенело… может, коня охватил по брюху!
Андрон не чувствовал, что пуля оторвала у него мизинец на левой ноге. Он стеганул на обе стороны длинным поводом и бил ногами своего гнедого мерина.
Безуглый пожал плечами:
— Ну, что же, в горах одним медведем стало больше.
Пантюхин закричал, выбегая из ворот:
— Догоним!
Андрон Морев скакал далеко в горах. Конь под ним храпел и задыхался. В селе его верные солдаты рыли подземные склады, резали скот, ломали ставшие ненужными орудия земледельца. Они готовились к длительной осаде.
На двор к Безуглому собирались люди с трехлинейками и берданками. На всех улицах скрипели ворота, ржали лошади, звенели стремена. Коммунисты седлали коней.
~~~
<b>Первая публикация романа состоялась в журнале «Новый мир» в 1933 году (№ 6–12). Первое книжное издание «Гор» осуществлено Издательством писателей в Ленинграде в 1934 г., второе — в «Советском писателе» в 1935 г. Печатается по журнальному тексту.</b>
ОЧЕРКИ
Заметки о ремесле
Любезный товарищ и писатель
На многолюдном собрании во время перерыва один любезный товарищ подошел к молодому писателю и спросил:
— Вы автор книги..? — любезный товарищ назвал только что появившийся роман молодого писателя.
— Я.
— Как верно у вас описаны расстрелы… Вам что — приходилось самому? Вы участвовали?..
Молодой писатель улыбнулся:
— Вам это, так сказать, на какой предмет?
Любезный товарищ расхохотался.
— Нет-нет, я просто так, из любопытства, из литературного любопытства. Мне это дело, видите ли, очень хорошо знакомо.
Молодой писатель ответил:
— В наше время не нужно участвовать в расстрелах для того, чтобы описывать их. Теперь в каждом доме вспоминают, рассказывают. Писателю надо только слушать, комбинировать, концентрировать. К тому же, писателю совершенно не обязательно делать самому все то, что он описывает.
Любезный товарищ покачал головой, задумался.
— Ну, если не делать, то хоть посмотреть… Знаете что, приходите ко мне, я вам все покажу.
У молодого писателя запершило в горле. Он долго откашливался. Потом сказал чужим голосом:
— Хорошо. Приду.
Мостовые и тротуары были смазаны черным густым маслом. Ветер рвал с бульваров багровые листья. На стынущей грязной жиже они лежали нерастекшимися кровяными лужицами. Молодому писателю было холодно в тонкой шинели. Тяжелые красноармейские ботинки его вязли в грязи. Он очень долго ходил по городу и, в конце концов, решил, что все улицы ведут в белый трехэтажный каменный дом. Он вошел.
Любезный товарищ встретил его в своем большом светлом кабинете. Писатель попросил показать ему альбом с фотографиями тех, кого уже нет на земле. На столе появилась большая книга. Гость и хозяин долго перелистывали ее страницы. На них смотрели люди, задыхающиеся от страха. Их лица были перекошены, глаза расширены. Казалось, что чья-то невидимая рука сжимает им глотки. Иногда мелькали люди с наигранным, неискренним спокойствием на лице. Любезный товарищ и молодой писатель задержались на фотографии человека в белой русской рубашке. Его лицо не было искажено страхом, но каждая черточка на нем была скована глубочайшей тоской. Сидел он на стуле с высокой и прямой спинкой так, как будто у него вынули позвоночник. Его тело, раскисшее, изогнутое, едва держалось. Любезный товарищ встал, закрыл книгу, потянулся, прошелся по кабинету.
— Да, никто не хочет умирать.
Молодой писатель молча кивнул головой и попросил показать, как они падают. Любезный товарищ стал к стене лицом и показал. Потом он рассказывал, как они стонут, как переплетаются у них ноги, что говорят, что кричат они в последнюю минуту. Писатель попросил показать ему то место, где они падают в последний раз. Любезный товарищ позвонил. Вошел человек, высокий, в красном галифе, с большим револьвером на поясе, и молча застыл у дверей.
— Сведи вниз.
Высокий вопросительно посмотрел на своего начальника, потом на писателя. Начальник засмеялся.
— Нет, нет, только покажи.
— Зачем?
— Он тебе объяснит.
Лестница, ведущая вниз, велика. Два человека, спускавшиеся по ней рядом, успели договориться. Высокий, замедляя шаги, отвечал на вопросы писателя.
— Умирают хуже те, кто чином повыше или положением. Люди рядовые гораздо смелее, мужественнее.
— Наиболее типично состояние полного безразличия, какой-то мертвенной пассивности, равнодушия.
Когда стали опускаться в самый низ по крутой винтовой лестнице, писатель быстро спросил:
— Здесь падают?
— Частенько.
Писатель увидел узкое каменное помещение с земляным полом. Было темно. Высокий светил фонарем, с которым обычно конюхи ночью обходят конюшни. Он стал объяснять:
— Вот здесь они…
Все, что рассказал писателю высокий, все, что потом ему рассказывали десятки других людей, и все, что увидел сам, он тщательно записал. Из этих записей у него выросла повесть, повесть разрослась в роман. Роман этот будет скоро закончен и напечатан, и здесь нет надобности излагать его содержание. Мне ведь только хочется рассказать о первых шагах в литературе моего близкого товарища.
Молодой писатель был бледен, когда снова поднялся наверх и вошел в кабинет любезного товарища. Тот посмотрел на него внимательно и, едва заметно усмехаясь, спросил:
— Ну, что же — придешь ночью?
Молодой писатель понял, что ему пора ставить точку. Он быстро решил, что его роль праздного зрителя будет гораздо тяжелее ролей действующих лиц. Писатель твердо сказал:
— Нет, не приду, я и так себе все ясно представляю.
Мой товарищ
Познакомился я с ним очень давно. В моих тюремных дневниках, относящихся к временам отдаленным, я нашел записи, явно указывающие на это знакомство. Мой товарищ еще тогда пытался заниматься литературой. Он послал как-то даже рассказ в одну из «Правд», но его не пропустила цензура. Товарищ этот советовал и мне заняться беллетристикой. В дневнике у меня записано, что он часто старался помочь мне разложить имевшийся у меня материал по полочкам романа. У него к роману особое пристрастие.