Когда пришел инженерский пароход, Кнорринг велел быть нам готовыми к пересадке на его пароход. Мы и все чиновники приготовились, связали каждый свой багаж. Я побежал в Чернееву купить на дорогу хлеба. Но в это время Кнорринг получил телеграмму, в которой телеграфировали, чтобы на пароход садилось не более пяти человек, так как пароход этот дойдет до известного места, а там встретит его пароход, иной, маленький, а этот обратно пойдет в Благовещенск. Получив эту телеграмму, Кнорринг не знал, кого с собой брать и кого оставлять. Наконец, решил взять генерал-прокурора с секретарем и одного больного полковника с женой. Генерал Мелик-Гайказов с семейством, Ющенко, Литвинов и мы остались скучать в Чернеевой. На каждый день ожидали мы: вот придут маленькие пароходы и нас увезут, или вода прибудет, — и на этих уедем. Ждали 4 дня и ничего не дождались. На 5-й день пришел пароход сверху, который увез инженера Кнорринга с прочими и сдал их на маленький пароход; сам обратился в Благовещенск. Командир предложил генералу Мелик-Гайказову ехать с ним в Благовещенск. Гайказов решился ехать обратно в Благовещенск и уже оттуда чрез Владивосток морем до Кавказа. Нам предлагал Гайказов ехать вместе обратно морями. „Амуром вследствие мелководья не проедете, — говорил нам Гайказов. — Вы напрасно и поехали через Сибирь: вам лучше бы из Японии направиться через Америку и тогда скорее могли бы доехать на Урал. Теперь вам не пробраться через Сибирь — наверно зазимуете в Чернеевой станице”.
Смутились мы и не знали, что делать: ехать ли с генералом обратно, или ожидать удобного времени и пробираться через Сибирь. Наконец, вспомнили слово, сказанное Кноррингом. Когда он отъезжал от нас, то сказал: „Вы, уральцы, остаетесь, жаль мне вас, но все-таки держитесь за Литвинова!” Мы предчувствовали, что рано или поздно выедем с Литвиновым, а не зазимуем. На предложение генерала мы не пожелали. „Нет, Ваше Превосходительство, обратно морями не поедем. Быть может случайно придется и пешком следовать. Не излишне посмотреть нам и сибирские места“.
Генерал уехал обратно. Мы остались в Чернеевской обдумывать, какими судьбами пробираться нам восвояси. Купить лодку и тянуться? Берега словно осыпаны сплошной галькой. Сухопутием пробираться, — нет тележной езды, только небольшая тропинка извилисто тянется по горам и оврагам, покрытым густым лесом, по которой от времени до времени верховые вооруженные казаки возят простые пакеты, пока Амур не покроется льдом и лед не окрепнет, после чего езда бывает Амуром, а леса остаются непроходимыми; по ним только блуждают бродяги, бежавшие с Сахалина острова и прочих каторжных работ. Мы вознамерились (все-таки) ехать этой тропинкой верхом и стали подряжать опытного казака провести нас тайгой до Сретенска, 837 верст. Казак просил за проезд 1 рубль с каждой версты. Ющенко предлагал купить лодку и тянуться лямкой берегом; Литвинов— верхом ехать и в лодке тянуться не согласен, опасаясь бродяг. Пока судили и рядили, каким путем пробираться восвояси — получилось известие, что правительство принимает меры к приисканию мелководных пароходов для передвижения вверх по Амуру, как почты, так и народа. Находящиеся на пароходе пассажиры конечно радостно услыхали это известие и стали иметь надежду, что на пароходах скоро доставят до Покровки. Прошел день, прошел другой и третий. Пассажиры от нечего делать разнесли одно слово по каменистому берегу. Пока несется это слово обратно, откуда оно вышло, — оказывается к нему уже пришито девять слов таких. „Правительство теснит компании пароходов, на которых мы приехали, — говорили пассажиры, — чтобы выплатили пассажирам все убытки: кто купил хлеба, кто мяса, кто чего иного". Вследствие скопления множества на пароходах народа — цены на все продукты в Чернеевой очень повысились: хлеб по 17 к. и тот неудачный (пресный). Мясо и по 20 коп. за фунт дай, да его нет.
В ожидании мелководных пароходов народ утешался этими баснословиями. Наконец из Благовещенска пришел пароход. Толпившийся на берегу Амура народ повалил к пришедшему пароходу. Спросили, идут ли мелкоходные пароходы для передвижения всех пассажиров из Чернеева к Сретенску? — „Нет, — ответил командир парохода, — даже об этом ничего неизвестно. Идет только небольшой пароход под названием „Зейка" для снятия с „Игнатьева” парохода почты (который мы обогнали два дня тому назад). Ход его очень тихий— придет сюда не раньше — через два дня. Вам располагать на него надежды нельзя, потому что пароход „Зейка" очень маленький, его одна почта загрузить".
Это известие командир пришедшего парохода влил людям на сердце, как ушат холодной воды. В это время один пароход „Бурлак” выгрузил часть товару и вознамерился пройти до Сретенска. Народ потянулся вереницей к „Бурлаку". При пароходе находился сам хозяин Машкович, из евреев. Машкович принимал народ по 4 рубля с человека, — довести до Покровки. Мы также вознамерились уехать на „Бурлаке". Ющенко и Литвинов наше решение одобрили. „В случае мы вас на „Зейке" нагоним, говорили они, и будет место, то мы попросим командира принять вас к себе. А если вам не ехать на „Бурлаке”, а на „Зейке” может не окажется для вас места, как уже и было при отъезде Кнорринга: не токмо остались вы, даже генералу и нам не пришлось уехать”.
После чего поместились мы на „Бурлаке”. Снялись с пристани и отошли сажень сто, подан был с почтового парохода знак, чтобы остановились. „Бурлак” дал задний ход, подошли к почтовому пароходу. Командир стал просит Машковича принять с почтового парохода 70 человек отпускных солдат. Машкович согласился, принял солдат известной ценою до Покровки; тронулись в ход. Подошли к перекату, посилились через него шагнуть, но не тут-то было: нас ударило на мель, насилу сорвались с неё и невесело поехали обратно в Чернеевку, чтобы снять часть тягости. Когда подъехали к пристани, то на этом месте стоял вновь пришедший из Николаева пароход „Михаил Архистратиг", который тоже снимал часть груза. Машкович приказал бросить якорь, выставили сходни. Пока выгружали товар, сделалась опять ночь. По утру снова тронулись, вслед за нами пошел и почтовый пароход. Но и на этот раз вышла неудача, и оба вернулись в Чернеевку. Наконец пароход „Михаил Архистратиг” сложил еще больше грузу и стал принимать к себе пассажиров только без багажа. Мы в числе народу поместились на нем. Литвинов также стал просить командира парохода принять его, но как у него багажу было более 10 пудов, поэтому его на пароход не принимали. „Мы свой товар выгрузили, говорил командир, а чужую тягу будем принимать— этого нельзя. Без багажу, на легких идите. Иначе нельзя". — „Совестно будет вашему хозяину Шустову, когда я его увижу в Сретенске", — сказал Литвинов. — „Почему так?" — спросил командир. — „Потому что ваш хозяин раньше находился у нас лет пять в приказчиках и по милости нашей стал знаменитый купец, а вы меня не принимаете на пароход”.
„Ну, если так, то поместим. Садитесь скорее, чрез четверть часа пойдём в ход".
9-го сентября, в 10 ч. утра, снялись с пристани и опять подошли к перекату. Пассажиров с парохода высадили на берег, вытянули канат, дали ход вперед во все пары. Задели на лебедку и канатом, с помощью всех людей, пароход потянулся кверху. Машинист и лоцман употребляли все искусство, несколько раз делали задний ход и опять давали на всех парах ход вперед. Пассажиры, в свою очередь, изо всех сил тащили за канат; и так с великим трудом перешли этот препятственный перекат и постепенно на перекатах, где на лебедку, где шестами, с помощью народа подвигались вперед.
Пройдя 200 верст, на левом берегу Амура — станица Албазиха. С правой стороны в Амур впадает река Албазиха, против её устья виднеются признаки бывшей казачьей крепости, из которой (как уже говорилось), более 200 лет назад, часть казаков уведена китайцами в плен. От Албазихи, пройдя более 200 верст, встретил нас пароход, шедший из Сретенска, того же купца Иннокентия Яковлевича Шустова, под названием „Батрачек". Он принял всех пассажиров с „Михаила Архистратига” и обратился в Сретенск, а „Михаил” обратился в Благовещенск. Проехали верст 70. С левой стороны впадает в Амур река Ольдой. Поднявшись выше по р. Амуру 100 в., впадает река Амазар. Пройдя 35 в. выше у Покровской станицы сошлись две реки: левая называется Шилка, а правая Аргунь.