— Вы полагаете, что мне грозит тюрьма?

— Не знаю. Через некоторое время мы направим вас в прокуратуру, там все и решится.

— Я понимаю.

— А что, собственно, у вас за дело? Клевета?

Кудрета вдруг осенило:

— Совершенно верно. Обо мне позаботился один фанатик-реакционер.

— Так я и думал. А чем вы занимались?

— Возглавлял редакцию в одном из крупных деловых домов в Джагалоглу[18], издавал две газеты, возможно, вы их знаете: «Вестник рабочих» и «Голос кустарей и лавочников».

Лейтенант впервые слышал о таких газетах, однако уточнять не стал, а лишь спросил:

— Ясно. Что же дальше?

— Наши кустари и лавочники в большинстве своем настроены реакционно. Вы заметили, разумеется, что с появлением моды на демократию оппозиционные партии быстро разрослись, главным образом за счет торгашей и кустарей ну и какого-то количества рабочих. Видно, все они запамятовали злополучную историю с Либерально-республиканской партией. А между тем убийцы Кубилая[19] вновь зашевелились.

Кудрету показалось, что он нащупал слабое место лейтенанта.

— А какова их цель? — продолжал он наступать. — Это яснее ясного: при благоприятных обстоятельствах они постараются возродить поверженную и стертую с лица земли Османскую империю. Для всего народа это будет истинным бедствием.

Кудрет на мгновение осекся: ведь не известно, каких взглядов придерживается лейтенант. Он, правда, представитель армии, но лучше быть осторожным, пока не выяснишь всего до конца.

— Мой враг как раз из людишек такого сорта. И знаете, в чем суть дела? В том, что во имя защиты интересов народа я с редакционными сотрудниками совершал рейды на учреждения, где не все было благополучно, а потом публиковал в своих газетах разоблачительные статьи. Допустим, я клеветал. Тогда надо было подать в суд и вывести меня на чистую воду! Верно, эфендим? Но разве осмелятся они предстать перед правосудием? Да они как огня его боятся!

— Так вот, оказывается, в чем дело! А прокурор говорил, будто в доносе речь идет о правонарушении уголовного характера…

— Я не знаю, кто на меня донес, и потому истинная подоплека мне не известна. Но на суде, я полагаю, все выяснится.

Принесли чай, бублики, сыр. Вместе позавтракав, они распрощались, и Плешивый Мыстык повез «ревизора» на своем фаэтоне в прокуратуру.

Прокурор глядел на стоявшего перед ним человека с любопытством, но без малейшего удивления. Каких только легенд не наслушался он об этом человеке с первого же дня своего назначения в этот город! Всем своим обликом и манерами арестованный действительно производил впечатление важного государственного чиновника и, очевидно, действовал магически на всех окружающих. Но эта сторона дела интересовала прокурора меньше всего. Судьба арестованного всецело зависит от следователя, а потом — от суда. Солидная внешность, конечно, играет немалую роль. Неспроста по городу расползлись слухи о важном чиновнике, посланном Анкарой со специальным заданием. Но все это, разумеется, досужая болтовня. Не могли же, в конце концов, оставить прокуратуру в неведении. И прокурор, как только были оформлены документы, сдал арестованного жандармам.

В расположенное на первом этаже помещение для арестованных Кудрет вошел с гордо поднятой головой. Он отлично знал, что именно отсюда начинается тюрьма, в которую он будет нынче же отправлен, и потому решил не мешкая завоевать расположение всех, кто здесь находился.

— Да поможет вам аллах! — с достоинством приветствовал он арестантов. Все, кто лежал или сидел прямо на полу, прислонившись спиной к стене, — все разом подняли головы и словно по команде вскочили на ноги. Уж не помощник ли это прокурора? А может, сам генеральный прокурор? Будь он чисто выбрит, вполне сошел бы и за председателя уголовного суда.

— Благодарим!

— Спасибо, бей!

Все наперебой стали предлагать ему свое место, пытаясь догадаться: да кто же он такой? Зачем пожаловал?

— Не беспокойтесь, — вежливо отвечал Кудрет и принялся разглагольствовать: — Не знаю, какое вы предпочтете слово: доля, судьба, рок? Только учтите: из постигшего вас несчастья необходимо извлечь урок! Точнее, необходимо уметь его извлечь!

Кудрет вынул из кармана пачку «Енидже», одну из тех, что принес ему Плешивый Мыстык, и стал всех угощать. А заметив, как некоторые отказываются, видя, что сигареты на исходе, достал вторую пачку и назидательно сказал:

— Долг мусульманина, братья мои, делиться последним…

Все переглянулись, недоумевая: что же это за человек?

Кудрет между тем вынул коробку спичек, дал всем прикурить, сам запалил последним.

— Пожалуйста, бей! Пожалуйте сюда, бей-эфенди!

Но прежде чем сесть, Кудрет обратился к молодому человеку, уступившему ему свое место.

— Ты, юноша, совсем еще молод. Дай бог, чтобы все так же уступали тебе свое место, когда ты достигнешь моего возраста.

Здесь были два вора, вор-карманник, убийца, некто, уличенный в том, что, как говорят, «мочился против солнца», то есть нелестно отзывался о власть имущих, и еще два подростка. Все они обступили Кудрета и внимательно его разглядывали. А он, польщенный вниманием, из кожи вон лез, изображая важную личность. Пятеро взрослых и два подростка быстро прониклись к нему уважением и никак не могли поверить, что он арестованный, так же как не могли понять, кто же, в конце концов, он такой.

А Кудрет только и ждал момента, чтобы наиболее выгодным для себя образом удовлетворить их любопытство, а заодно и войти в доверие. Но подходящий момент все не представлялся, и он решил, что тянуть больше незачем.

— Скажите, братья, и вы мне: «Да поможет тебе аллах!»

И сразу все прояснилось. Выходит, этот бей-эфенди попался на чем-то, как и все они. Думали, он в небе летает, а оказалось, по земле ползает… Сначала от него отошли подростки, за ними — оба вора и карманник. Остался лишь высокий упитанный мужчина. Судя по одежде, житель касабы. Он молча постоял, потом спросил с характерным деревенским выговором:

— Выходит, что и вы, бей, мочились против солнца?

У этого сорокалетнего седеющего человека был очень добродушный взгляд. На нем был костюм из дорогой, добротной ткани, пальцы в массивных золотых перстнях, сигареты самой лучшей марки. Кудрет понял, что перед ним помещик или, во всяком случае, человек, получивший солидное наследство.

— Как ты, земляк, определил, что я мочился против солнца? — улыбнувшись, спросил его Кудрет.

Мужчина тоже улыбнулся:

— Стоило мне на тебя взглянуть, и я подумал: «Нет, этот на убийцу не похож, да и вором или бродягой его не назовешь. Что же тогда остается?»

— И ты мочился против солнца?

— Выходит, так.

— Как же это с тобой случилось?

Мужчина, видно, искал повода, чтобы излить кому-нибудь душу. Они сели на скамейку, и он принялся рассказывать:

— Я, собственно, не здешний, живу неподалеку, в касабе. Имею клочок земли, хозяйство, виноградник. Все меня уважают. Но вот пришлась мне по сердцу Новая партия. С этого все и началось. Ну скажи ради аллаха, дорогой, какое преступление я совершил?

Кудрет сразу смекнул, в чем дело, и ответил:

— Никакого! Разве это преступление? У нас демократия. Каждый имеет право на собственное мнение. Верно?

— Золотые слова. Да я готов тебя расцеловать за них. — Он склонился к самому уху Кудрета: — Сами выдумали эту «демократию», сами же и… А я возьми да и бабахни: «Комедию ломаете, заигрываете с народом!» Сторонники правящей партии, конечно, взбеленились. И пошла у нас перепалка. Вспомни, говорят, либералов-республиканцев. А я им: не те нынче времена. Протрите глаза! В общем, сам знаешь, стоит откупорить бутылку, ракы в ней и капли не останется. Как сказал я это, один из них, седоватый такой, вспыльчивый, заявляет: «Мы все равно вам нашу партию навяжем, как шляпу на голову напялим, хотите вы этого или не хотите». — «Вашу дерьмовую партию?» — говорю. Тут они налетели на меня как коршуны, кричат, что я нанес оскорбление их партии. Забрали нас всех в участок, составили акт. У них свидетелей сколько хочешь, а у меня — ни одного. Комиссар, само собой, тоже на их стороне. Словом, вывернули все так, будто я во всех смертных грехах виноват. Ну, я, конечно, психанул…