— Ты хорош там, где ты есть, на своем посту, — говорил ему Филипп. — И придет день, когда ты это поймешь и перестанешь пытаться быть кем-то другим. В тебе говорят мальчишеские амбиции, а ведь дело, в котором ты гениален, уже нашло тебя.

Арнольд знал, что в своем деле он действительно хорош, но разве это было достаточным поводом запирать его в четырех стенах в клетке бумажной работы? Ведь он хотел другого! Неужели природные таланты могли стать приговором? Если бы Харриссон только дал ему шанс!.. Но он не собирался этого делать. А ведь Арнольд демонстрировал верность организации каждый день! Он все делал правильно… но его оставляли на должности жалкого клерка, который должен был возиться с бумажками, составлять отчеты и проверять счета. Очередной разговор увенчался ничем, очередное прошение направить Дюмейна на оперативную работу отправилось в мусорную корзину. И при этом Филипп смотрел на своего преданного сотрудника с почти отеческой любовью и просил… о чем? О том, чтобы Арнольд остался в «Кресте», если пост руководителя займет Джеймс!

«Будь моим помощником, будь моей правой рукой, будь моим доверенным лицом, но помни свою цену, ведь ты не стоишь ни гроша и встретишь смерть организации, которой посвятил жизнь» — вот, что слышал Дюмейн в этих словах. Его просто оставляли на задворках. Его, орла, хищника высокого полета, обладавшего силой и стремлением к власти, заставляли принять роль рядового бумажного служащего и остаться в этой роли. Больно! Это было невыносимо больно, а для Арнольда Дюмейна не было ничего страшнее, чем боль, которая уязвляла гордость.

И вот после того, какой смертный приговор Дюмейн вынес Филиппу Харриссону из-за обиды и этой самой боли, глава «Креста» посмотрел на него с мольбой, перемешанной с дикой агонией и осознанием неотвратимости смерти. Мутный взгляд за желтоватой пеленой нашел глаза Дюмейна и заставил его сердце облиться кровью.

— Мне так жаль, сэр… — произнес он тогда одними губами.

— Стреляй! — голос Филиппа Харриссона звучал сдавлено и почти не по-человечески. — Стреляй, сынок! — и с последним словом новый шип вонзился в истекавшее виной сердце Дюмейна. Как ему хотелось все исправить! Но это намерение улетучилось в следующее мгновение, потому что в своем бреду, казавшемся поначалу вернувшейся волей, Филипп Харриссон взмолился, — ну же, Джеймс, стреляй!

Пистолет в руке теперь держался твердо. Пуля прошила голову «перевертыша» насквозь, и в душе Дюмейна в ответ на это расползся лишь холод. В следующий миг холод сменился жаром обиды, а затем ноющей болью: даже в последние свои минуты Филипп Харриссон приписал заслуги Дюмейна этому безответственному увальню Джеймсу! А ведь его даже не было здесь! Он даже ни о чем не знал! Почему? Почему Филипп так и не прозрел? Почему так вышло? Джеймс ведь даже интереса к делу не проявлял! Почему для Филиппа так важна была эта клятая наследственная преемственность? Или дело было в том, что деревенщина из Медсин-Крика попросту не подходил на пост руководителя «Креста», каким бы преданным сотрудником ни был?

Обида еще сильнее скручивала сердце Дюмейна при одной мысли об этом. Он успокаивал себя только одним: скоро он добьется от Харриссона признания его должности. Пусть даже это будет другой Харриссон, наделенный все той же властью в «Кресте» — для Дюмейна уже давно каждый член этой семьи воплощал в себе не столько личность, сколько грандиозное наследие человека, который создал эту великую организацию. Арнольд не раз искал лазейки в составленных документах, которые назначали следующего Харриссона на пост руководителя, и понимал, что без подписи и отказа Джеймса от должности он никогда не сумеет официально получить это место. Церковники и негласные спонсоры отчего-то находили в обычае перехода власти в «Кресте» определенную… святость, поэтому ни за что бы не стали спорить с волей основателя.

Но за этим дело не станет, — убеждал себя Арнольд. — Уж Джеймс Харриссон точно откажется от поста главы. В конце концов, он никогда не хотел продолжать дело отца. Нужно только дать ему понять, что я разберусь во всем самостоятельно, стоит ему только поставить свою подпись…

Каково же было удивление Дюмейна, когда он услышал от Джеймса Харриссона согласие! Злость и отчаяние поначалу сменились надеждой. Дюмейн подумал, что новый руководитель сможет по достоинству оценить его таланты и позволит проявить себя в любимом деле на оперативной работе. Дюмейн ведь за свою жизнь не уничтожил ни одного вампира! Столько раз изучая за своей бумажной работой мемуары Гарольда Харриссона, он с трепетом мечтал об этом и теперь в нем забрезжил луч надежды. Сначала оперативная работа, а после можно будет подумать и о более властной должности…

Но надеждам этим не суждено было сбыться. Никогда не знакомившийся близко с делами организации, сын вел почти одинаковую политику с отцом — по крайней мере, касательно кадров. Он тоже отказался позволить Дюмейну вступить в оперативный отряд. Сначала он сказал, что без познаний Арнольда в делах «Креста» ему никак не разобраться. А после Джеймс убедился, что Дюмейн «слишком хорош на своем посту». Эти слова оказались ударом сокрушительной силы. И при этом ведь фамильное сходство было таким сильным, что иногда Джеймс выглядел и говорил точно, как Филипп! Самым подлым поступком Джеймса было официально сформировать Совет, который, по сути, заменял его на руководящей должности, пока он занимался мстительными поисками Валианта Декоре. Харриссоны, похоже, готовы были кого угодно поставить во главу угла, но только не деревенщину из Медсин-Крика… не Дюмейна.

Арнольд ненавидел себя за то, что не сумел добиться поста. Ненавидел он себя и за то, что все же остался на своем месте и продолжал исподволь наблюдать за Джеймсом, дивясь его удивительному сходству с отцом.

Что за странные чувства он питал к этой семье? Это оставалось для него загадкой. Он ненавидел Джеймса всем сердцем, и все же безоговорочная преданность наследию его семьи заставляла испытывать к этому человеку почти братскую любовь. Видимо, даже самому Дюмейну никогда не удастся понять этого.

И ведь Джеймс оказался на удивление упорным и волевым человеком, что тоже по-своему восхищало. Арнольду не удалось сломить его неудачами в поисках, которые он подстраивал, информируя Декоре и позволяя ему ускользнуть. Не удалось сломить сложностью работы… не удалось сломить даже тяжелейшим личным ударом, который должен был положить конец всему! Казалось, Джеймс готов был стерпеть все, лишь бы продолжить дело отца, а после, как того и хотел Филипп, закрыть и распустить «Крест». Уничтожить наследие Харриссонов… точнее, довести его до логического конца, как завещал его создатель Гарольд.

Арнольд посвятил этой работе всю жизнь и не представлял себя без «Креста». Не представлял, куда еще может податься. Нет, он любил не только дух этой работы, не только важнейшее наследие Харриссонов, но и само это место. Он знал, что всеми силами будет пытаться его сохранить. Составляя отчеты и полностью контролируя их, Дюмейн не позволял никому из церковников или вовлеченных тайных акционеров «Креста» узнать реальное положение дел. Он писал, что вампиры продолжают населять планету, и тот «светлый день», когда удастся очистить землю от них, еще и не думает приближаться.

Во время того же составления отчетов Дюмейн углядел занятную деталь, что некоторые исследования сотрудников «Креста» оставляли после себя неучтенные материалы, следы которых исчезали из организации. Это стало первым шагом к тому, чтобы выйти на Дрейка Талоса и его протеже Александра Гордона. В свою очередь, Дрейк Талос, будучи одним из основных акционеров «Креста», сам обратился к Дюмейну с вопросом о количестве вампиров. Устав пытаться подловить друг друга на махинациях, эти два человека пришли к выводу, что, в сущности, хотят одного и того же: чтобы организация даже после смерти последнего вампира продолжала существовать. Талосу был выгоден штат квалифицированных работников, которые под прикрытием церковной организации смогут выполнять его специальные теневые заказы, являвшиеся основным источником его дохода, а Дюмейн хотел этой организацией руководить. Хотя бы руководить, раз уж не удастся испытать на себе хоть раз, что такое уничтожить вампира. Талос руководящего поста не желал и вовсе не хотел светиться в «Кресте». Это положило начало сотрудничеству, которое вот-вот должно было принести свои плоды.