– Хочу тебе кое–что показать. – Он спрыгнул с дивана и ждал, пока я нажму на кнопку, чтоб автомат вернулся в исходную позицию. Он выгнул бровь. – Знаешь, можно просто слезть.

– Ни за что, – возразил я. – У меня до сих пор на заднице шрамы от ботинка Наны. Я спрыгнул с ее кресла, мне тогда было шесть. С того момента я послушно поднимаю каждое кресло, в котором сижу.

Он рассмеялся и кивнул в сторону лестницы.

– Пойдем.

Я проследовал за ним, оценивая открывшийся вид на его зад. Он остановился в дверном проеме, но я мог рассмотреть, что было внутри: его огромная постель размера «кинг–сайз» с массивным деревянным каркасом, покрывало и одинаковые черно–золотые подушки, и даже не касаясь их, я знал – они были дорогими. И мягкими.

– Если ты хотел меня в своей спальне, стоило только попросить, – пошутил я.

 Только вот я не шутил. Я был бы не прочь провести немного времени в его комнате.

Он прошел к другой двери.

– Вообще–то в шкафу.

– Хочешь меня в гардеробной?

Он с недоумением уставился на меня.

– Где?

Чертовы австрализмы не давали покоя.

– Блин. Шкаф. Гардеробная. Одна фигня. Серьезно, тебе необходимо выучить австралийский, чтоб общаться со мной. Ты реально возьмешь меня в шкафу? – Я пожал плечами. – Меня извращения не смущают.

Он остановился, касаясь рукой двери.

– У меня нет извращений, – возмутился он. – Ты всегда говоришь только о сексе?

– Не всегда, – признал я. – Еще частично о еде и музыке.

– В каком–то конкретном порядке?

– Нет. Люблю менять местами. Заставлять гадать.

Он закатил глаза и отвернулся к двери.

– Я еще никому этого не показывал, но думаю, ты сможешь оценить.

Я припомнил, насколько он волновался, когда решил мне что–то продемонтсрировать, поэтому мне стало любопытно, что же это такое. Он открыл дверь, и с правой стороны длинного гардеробного шкафа виднелись полки и аккуратно висящая одежда. А слева – голая стена. Только это была не просто стена. Над моей головой было длинное узкое окно, откуда пробивалось естественное освещение, а стену покрывали борды. Они явно были нарисованы им; некоторые черно–белые, некоторые цветные. Одни полностью завершены, другие были лишь набросками.

– Ого, – прошептал я, сразу же узнал персонажей из просмотренных фильмов и не мог оторвать от них глаз. – Эндрю, они невероятные.

 Он усмехнулся, кажется, почти с облегчением. Он правда считал, что мне не понравится?

– Они довольно классные.

– Классные? – повторил я. – Они потрясающие. Ты потрясающий. Не верится, что ты их нарисовал! – Смущение вперемешку с капелькой гордости окрасили его щеки. – Почему они не в гостиной вместе с драконом?

Он посмотрел на них и вздохнул.

– Не знаю. Наверно, не хотел, чтоб работа ежедневно пялилась на меня. Я многогранен, – тихо сказал он.

– Справедливо, – ответил я. – Понимаю твою точку зрения. Но серьезно? Они невероятные! Почему хотя бы не на стене в спальне?

Он прыснул.

– Сомневаюсь, что взрослый мужчина оценил бы мультяшных персонажей. – Он прокашлялся. – Если ты понимаешь меня.

Я хмыкнул.

– Тогда ты точно привел в дом не того парня. – Хотел сделать импровизированное замечание, но вдруг задумался: – Эли они нравились?

– Да. Но думаю, он радовался, что они были спрятаны. Как я уже говорил, никто их не видел.

– Я под впечатлением, – я опять глянул на рисунки. – Который твой любимый?

Его лицо засияло.

– Этот. – Он указал на цветной рисунок Марти, зебры с радужным афро из «Мадагаскара». – Его было весело рисовать. Который нравится тебе?

Я ткнул в одного из двух героев «Кун–фу Панды».

– Мне нравится, что это всего лишь набросок с общими формами тела. Мы можем понять, кто они, но…

– Что но?

– Здорово, что он открыт для интерпретации. Они могут уходить, как бы прощаясь, к нам спиной или, наоборот, возвращаться. Типа знаешь, только самое начало.

Не дождавшись ответа, я повернулся на него и заметил, что он таращился на меня. Рот его был открыт, но потом он покачал головой и решил не произносить того, что было на уме.

– В этом вообще есть смысл? – спросил я. – Или я не правильно понял?

Он с трудом сглотнул, глазами приклеившись ко мне, и прошептал:

– Превосходный смысл. Спасибо.

Внезапно воздух в гардеробной стал наэлектризовываться. Я хотел коснуться его, поцеловать его. Господи, мне хотелось попробовать его губы на вкус. Но все было не так. Я был здесь, чтоб помочь ему вернуть бывшего. Благодаря напоминанию, какого черта мне тут понадобилось, я глянул в окно и увидел цвет неба.

– Э… – Я сделал вдох, пытаясь собраться. – Уже поздно. Нам еще нужно поесть, да?

Он отступил на шаг назад и медленно выдохнул. Значит, электричество между нами не было плодом моего воображения.

– Да.

Я развернулся в сторону развешенной одежды.

– Знаешь, никогда раньше не видел настолько опрятного шкафа. – Даже на полках одежда лежала совершенно.

Он коснулся висящей рубашки.

– В последнее время у меня было много свободного времени.

О, точно. Эли. Снова вернулись к нему. Я начинал ненавидеть этого парня, а ведь даже в глаза его не видел.

– Здесь есть его одежда?

Глаза Эндрю слегка сузились.

– Нет.

– Какая жалость. Надеялся, он оставил рубашку или типа того.

– Почему?

– Чтоб я надел ее, – сказал я ему. – Чтоб он мог заметить. Мы же хотим добиться его реакции, так?

– Наверно, – ответил он, вытащил трикотажный жилет в том же стиле, что и надетый на нем свитер, только серо–синий, а не красно–синий. И поднял его на вешалке. – Он купил его мне.

– Еще лучше, – сказал я с улыбкой. – Можно я надену?

Он удивленно моргнул.

– Ладно.

Я приложил его к рубашке.

– Сочетается?

– Хм, не очень–то.

Он был прав. Оттенок синего был другим. Я снял белую рубашку на пуговицах и с длинными рукавами с вешалки.

– Вот что мне подойдет.

Мы были примерно одинакового роста, но совершенно разной комплекции. Я был худощавым, он плотным, а ознакомившись с его прессом, могу сказать – он был в прекрасной форме. Жаль, что он прятался под своим свитером и неважно, каким милашкой в нем выглядел.

Я начал расстегивать рубашку.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Я не могу надеть твою рубашку поверх своей. – Я расстегнул последнюю пуговицу и стянул ее с себя. – Не переживай, я оплачу химчистку.

– Не в том дело, – сказал он и откашлялся. Он пытался не смотреть на меня, но, кажется, не мог себя перебороть. Меня его взгляд не смущал. – У тебя голая грудь.

– Эй, – сказал я, глубоко оскорбившись. – У меня растут волосы на груди. – Я пригладил свой пушок.

Он засмеялся, а покраснел настолько густо, что даже уши порозовели.

– Нет, я о том, что у тебя на груди нет татуировок.

– Не, только «рукава». – Я посмотрел на свои плечи, где заканчивались чернила, и начиналась чистая кожа. – Что? Удивлен?

– Ну, да. Просто предполагал, что они у тебя…везде. – Он до сих пор краснел и пытался не пожирать меня глазами и не улыбаться.

– Еще нет. Может, когда–нибудь. Они вызывают привыкание, но меня пока все устраивает. – Я набросил рубашку и приступил к пуговицам. – Если найду правильную, наверно, сделаю.

Он призадумался, но ничего не произнес.

Покончив с рубашкой, я поднял обе руки.

– Села очень хорошо. У тебя есть вкус в одежде.

Он слегка улыбнулся.

– Спасибо.

Я начал закатывать рукава, но остановился.

– Рукава вверх или вниз? – спросил я. – Хочешь, чтоб он увидел, или нет?

– Решать тебе, – ответил он.

– Нет, решать как раз таки тебе. Твои слова, что он не поверит, что ты можешь встречаться с парнем в татуировках, поэтому я могу их не заворачивать. Без проблем.

Его глаза встретились с моими, и он покачал головой.

– Вверх. Не строй из себя того, кем не являешься.

Я зашелся в хохоте, хотя ничего забавного не было.