— Источник, из которого ты хочешь пить, опьянит, тебя на несколько дней, но потом высохнет под твоими губами.

— Какие ужасы он говорит! — воскликнула Шоншон, отступая.

— Вы верите этим глупостям? — спросил ее Бюсси.

Факир поднялся и подошел к молодому человеку, на которого уже с минуту пристально смотрел.

— А ты сам не веришь?

— Конечно нет! — отвечал Бюсси. — Ты можешь предсказывать мне все, что тебе угодно: будущее далеко! Но бьюсь об заклад, что ты не скажешь мне ничего из моего прошлого, что могло бы меня поразить.

Факир пронизал Бюсси пристальным, блестящим взглядом, положил руку на его плечо и, помолчав с минуту, медленно сказал:

— Я сделал тебе больно, опершись на свежую рану, которую тебе нанес тигр?

Маркиз вздрогнул и побледнел.

— Признаюсь, я взволнован, — сказал он. — Возможно ли провидеть неисповедимые судьбы!

— Я вижу через время и пространство так же хорошо, как я видел рубец через материю твоей одежды; и это благодаря особой власти, которой я достиг путем размышления.

— Таинственная власть!

— Разве таинственна подзорная труба, которая приближает к твоим глазам то, что недоступно зрению? — важно сказал факир. — Много земных вещей кажутся невозможными, потому что они неизвестны. Я был погребен в течение шести месяцев в замурованной могиле, засыпанной землей, и лежал в ней в трех запечатанных гробах. Надо мной посеяли и сжали рожь. Когда отрыли могилу и увидали, что я открыл глаза и заговорил, толпа распростерлась передо мной, король бросился к моим ногам и предложил мне свои сокровища. Между тем в этом воскресении не было ничего волшебного. Я лучше других знаю законы природы — вот и все.

— Возможно ли, что у тебя мало гордости, когда ты стоишь так высоко над людьми? Ах, говори, предскажи мне мою судьбу!

— Я тебе не скажу всего будущего, сын мой; к чему заранее открывать книгу, которую тебе придется читать? Ты честолюбив; и ты прав, так как достоин того, к чему стремишься. Сегодня же вечером ты сделаешь первый шаг по дороге, которая приведет тебя к желанному концу. Но если ты хочешь, чтобы исполнились твои самые заветные мечты, слушай, что я тебе скажу, и не забывай моих слов.

— Я слушаю вас с доверием и уважением.

— Не понимая ничего в волшебстве, ты должен быть однако магом. Ты должен победить воображаемое зло мнимой силой. Запомни это. Твоя судьба интересует меня: я тебя еще увижу.

Сказав это, факир быстро удалился и затерялся в толпе.

Маркиз сел на мраморную скамейку; в ушах у него шумело, сердце сильно билось. Он, конечно, не верил в чудеса, и это волнение пройдет; но в данную минуту он взбаламучен.

Он так был поглощен своими думами, что не заметил, как мусульманский воин, не перестававший следить за ним, сел на скамейку недалеко от него. Незнакомец долго молча рассматривал его; и так как Бюсси, уставившись в землю, все еще думал, что он один, тот слегка дотронулся до его руки.

Маркиз подскочил и, узнав человека, которого он вызвал на дуэль, поднял глаза к небу, где еще блестели звезды.

— Еще день не наступил, — сказал он. — Чего ты от меня хочешь?

— Мне кажется, что ты человек, которого я ищу.

— Ну, так ты меня слишком рано ищешь, потому что наша встреча назначена на рассвете.

— Я не должен убивать тебя, если ты тот, за кого я тебя принимаю.

— Как! Ты искал меня раньше, чем я тебя вызвал? Разве ты меня знаешь?

— Я тебя не знаю, а вот уже много дней, как ищу тебя с зари до ночи.

— Вот это любопытно! Знаешь ли ты, как меня зовут?

— Нет.

— А тебя как зовут?

— У меня славное имя, и я не имею ни малейшего основания скрывать его: меня зовут Арслан-Хан.

— Ну так, Арслан, твоя слава не дошла до меня. Твое имя не вызывает во мне никаких воспоминаний. Тебе, наверное, придется еще поискать, так как я не тот, за кого ты меня принимаешь.

— Я слышал слова святейшего факира Сата-Нанды. Ведь он был послан сюда много, чтобы предложить свои услуги оживить праздник губернатора. Неужели ты думаешь, что такой человек, как он, согласился бы обесчестить божественную науку ради забавы этих зевак? Он был здесь единственно для тебя; и мои ожидания не обманули меня. Он через твою одежду увидел рану, нанесенную тебе тигром: именно по этому знаку я и должен был узнать тебя.

— Кто же послал тебя? — спросил маркиз с особенным вниманием.

— Некто, кто тебя ненавидит.

— Женщина?

— Царица!

— Урваси! Так это Урваси! — воскликнул молодой человек, задыхаясь от волнения.

— Не произноси так бесцеремонно имени царицы!

— Зачем она прислала тебя? Чтобы убить меня?

— Если бы для этого, то тебя уже не было бы в живых. Нет, до сих пор мне еще не дано приказания убить тебя.

— Оно будет дано позже: но покамест чего же от меня хотят?

— Благодаря тебе, эта царица, которую ты смертельно оскорбил, доведена до отчаяния; жизнь опостылела ей, потому что ты, не довольствуясь тем, что отверг все ее подарки, мешаешь ей, без сомнения, посредством чародейства очиститься от осквернения.

Бюсси удвоил внимание. Чародейства! Теперь он понял слова факира: в них заключался талисман, благодаря которому он мог восторжествовать. Этот факир был бог; маркиз хотел снова увидеть его, сжать в своих объятиях этот божественный скелет.

Но Арслан продолжал:

— Царица считает тебя чародеем; но я хорошо видел, что ты не маг, потому что ты не сумел скрыться от взоров Сата-Нанды.

— Кто тебе сказал, что я хотел скрываться? — возразил Бюсси.

— Ты отрицал его науку.

— Чтобы испытать его; но он очень скоро узнал во мне равного. Мы обменялись таинственными словами.

— Так, значит, все церемонии очищения, исполненные твоей жертвой, оказались тщетными по твоему желанию?

— Все ли обряды она исполнила? — спросил преважно Бюсси.

— Конечно! Брамин помогал ей и всем распоряжался. Он сам нарвал, при восходе солнца, священной травы, которую он называет Дарбой Вишны; он сам жег благовония и говорил всемогущие слова. Три раза произносили самое торжественное заклинание, и все три раза бесполезно.

— По какому признаку узнали, что священная церемония не была принята богами?

— Потому, что царица не приобрела покоя и чувствует себя более, чем когда-либо, сжигаемой осквернением.

— Этого-то именно я и хотел, — сказал Бюсси. — Знай, что пока они жгли Дарбу Вишны, я очищал мандрагору, сорванную при свете луны, и на их магические изречения отвечал гораздо более могущественными, которые уничтожали силу их изречений и обращали их в ничто. И знай, что так и всегда будет.

— За что такое ожесточение?

— Потому что эта женщина виновата передо мной и заслуживает наказания; и я накажу ее, пока она не расплатится со мной за свой долг благодарности.

— Этот ответ предвидели, — сказал Арслан с видом огорчения. — И царица просит, чтобы ты назначил цену или награду, какую тебе угодно. «Пусть он сам назначит выкуп за мой покой», — сказала она.

— О, какой сон! — прошептал Бюсси с сильно бьющимся сердцем.

— Реши же! — сказал Арслан. — И возврати мир этой смущенной душе.

Бюсси глубоко задумался.

— Прежде, — сказал он после долгого молчания, — одно ее слово, улыбка, цветок, сорванный ее рукой, сделали бы меня ее должником. Но теперь, после того, что я вынес, я буду более требователен.

— Я жду! — сказал мусульманин.

— Ну, так вот чего я хочу от нее: поцелуя! Больше ничего. Но этого я требую и не приму никакого другого выкупа.

— Поцелуя! — воскликнул Арслан, плохо сдерживая свое негодование.

— Я сказал!

— Я только простое орудие повиновения: я передам твой ответ.

— Меня зовут Шарль де Бюсси: ты меня легко найдешь.

— Господь да будет с тобой! — сказал Арслан, приложив руку сначала к сердцу, потом ко лбу.

— Да хранит тебя Бог! — ответил маркиз, кланяясь.

Воин быстро удалился и исчез.

Бюсси торопился домой, чтобы остаться одному, и направился к выходу; но в ту минуту, когда он проходил в почетные ворота, его остановил офицер.