- Почти два года вместе… - горестно вздохнул Солодухин. - Уж было ли это?.. И началось-то с пустяка. Написал, что не могу приехать на ее день рождения. Ну, не мог! - сказал он с силой, будто жена была тут же, в каюте. Затем устало добавил: - А дальше - и пошло, и пошло… Черт знает что!..

- Вон как, оказывается… Раскапризничалась… - сказал Белов, становясь на сторону друга. Ох, и написал бы он письмо этой Галине! Нет, не злое. Зачем? Он спросил бы ее - знает ли она, что такое жизнь моряка на боевом корабле, представляет ли штормовые походы, студеное зимнее море, трудные вахты в глухие ночи? Гордиться должна перед подругами, перед родней своей, что муж - моряк, офицер флота… Ишь, подвиг какой - давай разведемся!.. Легко что-то относитесь к жизни, товарищ Галя!.. «А ты, Тось, смотри у меня, не задури тоже! Ваш брат на все способен», - мысленно погрозил Олег своей любви, которая озорно и мило глядела на него со снимка над столом, как бы невзначай обернувшись через плечо.

Вадим отвлек его от этой беседы:

- Может, молчать, не писать пока? Спохватится, одумается…

Олег понимал, что трудно Вадиму побороть свои невеселые думы. Будет писать жене или не будет - смута на сердце вряд ли скоро пройдет. Надо бы чем-нибудь помочь другу, сказать какие-то убедительные слова, а слов тех, как на зло, не было…

Дня через три после этого разговора, укладываясь спать, штурман сообщил Олегу:

- Ты знаешь, не утерпел, все рассказал вчера замполиту. - Голос был тихий, словно перенес Вадим долгую и тяжелую болезнь. - А сейчас вызывал командир. Кажется, тоже знает. От замполита, наверно. Беседовал-то о другом. «Есть, - говорит, - возможность, штурман, заняться практикой. Мы-то еще когда в море будем, а сосед на днях уходит. Поход дальний, интересный. А штурмана на корабле нет - в отпуске. Не желаете?» - спрашивает. Я ухватился. «С удовольствием, - говорю, - товарищ капитан второго ранга». Ты-то понимаешь: мне случай этот сейчас - просто спасение! - «Ну, так я, - говорит, - договорился с командиром. Завтра можете переходить к нему. Надеюсь, не ударите лицом в грязь». Заботится о моем настроении… И, знаешь, мне - веселее.

Хотя Олег пока не видел этой перемены в друге, но верил, что стоит Вадиму уйти в большие дела, как действительно он повеселеет. Потому-то Олег и мысль командиру подал о плавании Солодухина на соседнем миноносце.

Перед выходом в море Вадим забежал к другу. И сразу же заторопился:

- Я на минутку.

Олег отложил в сторону журнал, которым он был занят в послеобеденный час.

- Если будут письма, так ты не пересылай их мне, хотя бы и оказия подвернулась. Пускай ждут моего возвращения. - Штурман улыбнулся, но улыбка вышла грустная.

- Не вздумай там еще страдать! Мужчина ты или нет?.. Уйди в работу, плюнь на все, - посоветовал Олег. - Давай-ка, на дорожку я прочту тебе стихи. Честное слово, кстати… - Он придвинул журнал и стал читать нараспев, несколько шутливо, подражая школьнику:

- Правда, подходят, - одобрил Вадим.

- Нет, а ты дальше слушай:

- Доброе напутствие. Спасибо!.. Вот расстаемся,- Вадим тоскливо поглядел на Олега. - Хотя, как знать, одному тебе, может, лучше. Хандра моя тебе, наверно, во - по горло надоела…

- Ну, это ты брось.

- А мне с тобой хорошо. Веришь?..

Олег сильно привязался к штурману, и отсутствие его почувствовал сразу же. Перед сном, в минуты раз-думья хотелось, как бывало, поговорить о чем-нибудь задушевном, а в беседах этих заменить Вадима было некем.

Однажды поздним часом Олег полез зачем-то в стол и, перебирая бумаги, увидел последнюю записку жены Вадима и ее фотографию. И как тогда, при чтении записки, снова стало неприятно, хотя и не ему адресовались те жестокие слова. «Оставил, - подумал он про забытый штурманом снимок жены.- Была бы не такой - берег бы сейчас у самого сердца, тосковал бы, нежные слова говорил».

Он хотел было захлопнуть стол, но остановился в нерешительности. Взял снимок в руки. Куда-то в сторону, мимо него, без намека на улыбку, задумчиво смотрела та, что когда-то покорила сердце курсанта военно-морского училища Вадима Солодухина. Олег разглядывал ее простенькое лицо, чуть видневшиеся косы, капризные губки, и тотчас вспомнил Вадима: «Бодрствует сейчас где-то в море». Потом с укором и жалостью подумал по адресу жены его: «Дуреха ты, дуреха! Такого пария обижаешь!..»

Перевел взгляд на другой снимок, тот, что на переборке над столом, и вслух - горячо и убежденно - сказал своей далекой подруге:

- Ты ж у меня совсем другая!..

«Сесть за письмо к ней, что ли? Да не к тебе, казачка! - улыбнулся он той, что озорно глядела на него через плечо. - Напишу-ка ей обо всем: и о снимке забытом, и о муках любовных Вадима, и о трудной службе морской, и о том, какой хотелось бы видеть подругу моряка».

Олег невольно вспомнил женщину, которая, как ему казалось, могла быть примером для многих жен. Раз вел он строй матросов в Дом офицеров. Заметил, как торопливо выбежали из свежепокрашенного голубенького павильончика две женщины. Одна - та, что поменьше, поаккуратней - на ходу крикнула ему:

- Товарищ лейтенант! (Тогда он был еще лейтенантом). Просьба к вам…

Белов замедлил шаг.

- Одним словом, - сказала она, подойдя ближе,- нужна помощь ваших матросов.

Он остановил строй и обернулся к женщине:

- Я слушаю вас.

- Дело-то пустое. Вон те две игрушечки, - указала женщина на лежавшие близ тротуара якоря, - надо бы перенести сюда, к павильону, чтоб украсить вход.

- У нас с Анной Ивановной силенки не хватило, - лукаво улыбнулась вторая женщина.

Когда якоря были водворены на место, Анна Ивановна, поблагодарив моряков, пригласила их потом посмотреть фотовыставку о флоте, которую они разместили в павильоне.

Другой случай снова привел встретиться Белову с этой женщиной.

Как-то командир корабля Валентин Александрович Королев пригласил офицеров зайти к нему домой в день рождения своей жены на пироги. Среди приглашенных был и Олег. Он очень удивился, когда в жене командира узнал ту самую Анну Ивановну, что хлопотала с оборудованием фотовыставки. Позже Белов много наслышался о ней: она и жен офицеров вовлекла в общественную работу, в художественную самодеятельность и добилась открытия детского сада в базе, она чуть ли не на всех флотах побывала, кочуя с мужем за их семнадцатилетнюю жизнь вместе, и двоих детей своих растит настоящими людьми.

…Олег встал, прошелся по каюте.

«Обо всем написать жене Солодухина - так, чтобы проняло!» С этой мыслью он снова сел к столу, положил перед собой лист бумаги. Скоро на него легли ровные лиловые строчки: «Товарищ Галя! Прошу простить, если мое письмо будет слишком откровенным и резким. Но, мне кажется, я, друг Вадима, имею право на такой разговор…»

Через час письмо в четыре страницы было в конверте.

Штурман Солодухин вернулся из похода обветренным, осунувшимся, но веселым, говорливым, с прежним задором в глазах - таким, каким знал его Белов на первых порах их жизни в одной каюте.

Когда друзья остались вдвоем, Олег спросил:

- Что ж ты письмами не интересуешься?

Вадим тяжело опустился на стул.

- Их ведь все равно нет.