РЯДОМ С НАМИ

- Хочу посоветоваться. - Старший матрос Константин Олехов присел, положил на стол книгу, на обложке которой секретарь комсомольской организации корабля Николай Щеглов прочитал название - «Поднятая целина». - Это я в библиотеку, - перехватив взгляд лейтенанта, пояснил Олехов. - Перечитывал, чтобы вспомнить. Говорят, скоро вторая часть выйдет… Здорово все-таки пишет! Никто Шолохову не ровня. Верно, верно… А посоветоваться вот о чем: думаем устроить вечер о трудовых успехах советских людей.

- Тема хорошая,-заметил Щеглов.

- Мне тоже так кажется. Собираемся включить рассказ отпускника об успехах в родном краю. Кое-кто получает с родины газеты - таким дадим слово про дела земляков. Некоторые сами недавно работали на заводе, в колхозе - стоит и их послушать. Есть письма от убывших в запас - зачитаем одно поинтересней. Самодеятельность выступит с рассказами, стихами, с песнями.

- А что, удачно задумано. Только, - Щеглов чуть улыбнулся, - пускай говорят без шпаргалок, как умеют.

- Да вы ж знаете - наши ребята речистые. Приходите послушать.

- Конечно, приду… А если еще пригласить на вечер несколько городских комсомольцев - с фабрики, из артели? Командир разрешит.

- Вот бы хорошо!

- Сделаем… А от целинников нет ответа на последнее ваше письмо?

- Рано еще, - ответил Олехов. - Я слышал - пионеры опять прислали.

- Большущее, забавное. Турбинисты взяли почитать.

- Молодцы ребятье! Поди-ка, многие задумали моряками стать…

Они оба хорошо помнили, как просто завязалась переписка с пионерами. На корабле узнали, что у матроса Яковенко есть в Харькове сестра - старшая вожатая дружины имени Героя Советского Союза Ивана Голубца. Написали пионерам коллективное письмо. Те не только ответили, но еще и подарки прислали - книги с надписями: «командиру корабля», «боцману», «коку», «кочегару». С корабля пошли в Харьков ответные подарки - фотоальбом о Ленине, пионерское знамя, барабан, шлюпочный Военно-морской флаг, ленточка с бескозырки. Пионеры и моряки стали большими друзьями…

Когда с вечером было решено, Щеглов спросил:

- Разве тебя Сашей звать, а не Костей? - он взглядом указал на синюю татуировку на левой руке Щеглова.

Старший матрос ладонью другой руки прикрыл простенький цветочек и надпись.

- Да нет. Это так, по глупости… Это имя бывшей знакомой.

- Значит, крепко любил?

- Кажется, и теперь еще люблю.

- Почему «кажется»?

- Замуж она вышла…

Их беседе никто не мешал, и Олехов рассказал историю своей любви:

- Жил я в Вологде. Окончил ремесленное, комсомольцем стал. Когда познакомился с нею, был токарем. Она - на третьем курсе педучилища. Потом уехала в село Романовку преподавать русский и литературу. Той же осенью меня призвали. Побывал на прощанье у ней в школе. Провожала вся учительская… Ну, а на Новый год она вышла… Прислала покаянное письмо, извинялась, что не дождалась. «Выхожу,- писала, - за Михаила». Я видел его, когда был в селе. Счетовод колхозный. «Один, мол, у родителей. Свой дом, корова, две свиньи». Шибко задели меня эти слова.

Олехов попытался улыбнуться, но улыбки не получилось. И снова заговорил:

- А сперва ведь она боялась, что я разлюблю ее. «Ты теперь моряк, - писала₎ - забудешь, не приедешь».

Щеглов заглянул в глаза Олехову. «Тоскует», - понял он по той грусти, что застыла под широкими сросшимися бровями его.

- Так и не виделись больше? - спросил лейтенант.

- Был я в отпуске на родине. До того полгода ходил будто в тумане. И тут опять ожило старое. Куда ни шагну - все о ней напоминает. О Саше… В Романовне мне, конечно, нечего было делать… Дважды поздравлял с днем рождения. Отвечала… Но к чему все это теперь?

- Встретишь девушку еще лучше, - попытался утешить Щеглов. - Сколько их, хороших, красивых, верных, всяких!

- Пока об этом не думаю. - Безразличие прозвучало в словах старшего матроса. Но вот он энергично провел рукой по светлым волосам, встрепенулся, ожил. - Думаю подняться в знаниях. Учиться буду…

Секретаря комсомольской организации артиллерийской башни Константина Олехова Щеглов знал как дельного организатора, авторитетного вожака, всегда прямого, справедливого. Но после сегодняшней беседы в его характере открылась еще одна черта - по-юношески чистая, неподдельная верность в дружбе, искренность.

Оставшись один, Щеглов вспомнил беседу с другим комсомольцем - Павлом Масликовым. Какая разница! Бросить жену из-за случайной связи и в свое оправдание- ничего, кроме лепета: «Не по любви сошелся». А она, прежняя жена его, прислала на корабль умное, полное горьких упреков письмо. Щеглову стало досадно не только за то, что он и члены бюро по-настоящему не осудили недостойное поведение своего комсомольца, но больше за то, что остались равнодушны к письму жены Масликова. А она писала что-то и в адрес комсомольцев. Щеглов не смог припомнить - что именно. Не утерпел, в тот же день зашел в строевую канцелярию, чтобы взглянуть на письмо.

Писарь долго листал подшитые бумаги и, найдя, что требовалось, подал раскрытую папку лейтенанту.

«С мужем Масликовым Павлом Семеновичем, - читал про себя Щеглов на листке из школьной тетради, исписанном ровным почерком, - жили мы хорошо. На заводе, где работали, получили комнату. В то время радости нашей не было конца. Потом его призвали на флот. Письма друг другу мы слали очень часто. Я радовалась его успехам в службе, он интересовался моей работой, жизнью в Москве. Прошел год. Паше дали отпуск. Нам опять показалось, что мы - самые счастливые. А когда уехал, вдруг что-то треснуло, надломилось в нашей жизни. Я все реже стала получать письма. Однажды, придя с работы, увидела тощий конверт и в нем небольшую обидную записку на четвертушке: «Сколько ни тяни, а говорить надо. Дело в том, что я нашел себе другую девушку. С этого дня не считай меня своим мужем, не пытайся писать - отвечать не буду». На мое письмо, над которым я досыта наплакалась, вспоминая всю нашу жизнь с Павлом, он ответил грубо, оскорбительно. Конечно, такой удар не остался без последствий для меня. Как ни старалась сдерживать себя, но работать по-прежнему не могла. Меня пытали вопросами подруги: «Что с тобой, Вера? Почему ты такая стала?» Я про свою беду ничего никому не говорила. Зачем? Кто как поймет еще. Раз начальник цеха заметил, что плачу. Спрашивает: «Что случилось? Что-нибудь дома или с мужем что?» Я не утерпела, рассказала ему все. Он просил адрес, чтобы написать на корабль, но я ответила, что сама напишу. Муж мой - комсомолец. И мне думалось, что он осознает, поймет свою ошибку. Раньше он возмущался такими поступками, других осуждал. Но, видно, сам жил одним днем. А мы ведь боремся за счастливую и крепкую советскую семью…»

Щеглов отыскал копию ответа, посланного Вере Масликовой по ее московскому адресу. В нем было всего несколько строк: сообщалось, что «военнослужащему Масликову П. С. предложено поддерживать регулярную переписку с женой и установить с ней нормальные взаимоотношения».

Щеглов покраснел от стыда, хотя ответ этот писал не он. Подумать только - не найти ни единого сердечного слова, не утешить женщину в большом горе! Сейчас он знает, что следует сделать. Во-первых, вынести поведение Масликова на суд всех комсомольцев. Это заставит его да и других всерьез задуматься над своими поступками. Во-вторых, поддержать жену Масликова, написать ей теплое письмо, которое помогло бы пережить горечь измены. В-третьих… А в-третьих, устроить, скажем, беседу, лекцию о культуре поведения молодого человека, о коммунистической морали. Да, это непременно надо сделать. Любовь к Родине, к труду, к знаниям, уважение родителей, коллектива, подчинение личных интересов общественным, бескорыстная дружба, дисциплинированность, честность, скромность - об этих благородных качествах, которыми должен обладать каждый из нас, надо говорить увлекательней и чаще. А как здорово можно рассказать о беседе Ленина с Кларой Цеткин, о его гневном разоблачении теории «свободной любви»! Обязательно надо подсказать эту тему лекторам…