Началась теперь для Будды новая пора его жизни: он сделался Учителем жизни и должен был проповедовать свое учение всем людям. И действительно, до самой смерти своей в течение долгой жизни он учил людей, учил и примером и словом, странствуя по Индии. Жизнь его была простая, постоянно занятая жизнь Учителя: то он жил с учениками-монахами в общежитии, то предпринимал странствования, чтобы проповедь его распространялась шире по стране. Когда он жил в общежитии, то день его обыкновенно располагался так.
Учитель вставал очень рано, совершал омовения и затем перед отправлением в обход за подаянием пребывал один, в размышлении. Затем приготовлялся к выходу и брал монашескую чашу. Он шел то один, то окруженный толпою монахов. И брали миряне чашу его и наполняли ее едою. Тогда Будда принимал пищу, а после того проповедовал народу. После проповеди от возвращался в общежитие, здесь он садился на особо для него приготовленное седалище и ждал, пока все монахи не кончат трапезу. После того он обращался к монахам с увещанием, а они предлагали ему вопросы и просили у него объяснений и советов, а затем расходились каждый к своим занятиям или местам, так как некоторые из них жили в горах, другие в лесу или под деревом. Будда возвращался к себе и короткое время отдыхал. Потом начинал собираться народ, и Будда шел в главный покой, где произносил проповедь. После проповеди он купался, немного времени посвящал созерцанию, а затем опять приходили монахи с вопросами, испрашивая объяснений в делах учения. Часто приходили другие существа беседовать с Буддою, и часто это были боги, которые хотели научиться у него спасающей истине. Так проходили первые две стражи ночи. В третью стражу Будда немного ходил взад и вперед, чтобы расправить утомленные долгим сидением члены, затем он ложился и некоторое время отдыхал; после того он вставал и обдумывал, кто из живых существ на следующий день будет нуждаться в нем и его проповеди. Так проходили его дни и ночи: в великом труде и малом отдыхе.
Часто Будда странствовал, ибо чувствовал, что проповедь его нужна многим, а годы человеческой жизни коротки. Всюду народ собирался и слушал Учителя, и он говорил, сообразуясь с пониманием каждого: с мудрыми и знающими он рассуждал и выслушивал их вопросы и сомнения, с малознающими и не привыкшими думать отвлеченно он говорил обыкновенно притчами общепринятыми и занимательными, а часто рассказывал о своих прежних перерождениях и на примере своих ошибок или, напротив того, правильных поступков показывал, как надо жить честно и хорошо и как, с другой стороны, надо избегать зла, чтобы найти путь к спасению. И все слушали его, и все возрастала община и монахов и мирян.
Из воспоминаний учеников и последователей составились записи проповедей Будды и передались потомству.
Вспомнил однажды Будда про встречи, которые побудили его покинуть отчий дом и стать отшельником, и произнес он проповедь о «Вестниках смерти»:
— Смерть, о монахи, имеет трех вестников. Каких же трех?
Здесь, о монахи, человек грешит делом, словом, помышлением и, согрешив, попадает после смерти в ад и стражи адовы ведут его к богу смерти Яма и говорят: «О царь, этот человек не чтил нИ друзей, ни монахов, никого из людей, накажи его, владыка». И начнет царь Яма испытывать его и спросит его: «Разве ты не видел первого вестника смерти среди людей?» «Не видел, владыка». И скажет ему бог смерти, царь Яма: «Разве не видел ты стариков и старух, согбенных, искривленных, опирающихся на посох, трясущихся, беззубых, плешивых, покрытых морщинами?» «Видел, владыка». «И что же, ты, сознательный, взрослый человек, не подумал — и для меня существует старость, и я не избегну старости? И думая так, неужели ты не сказал себе: сотворю благое делом, словом, помышлением?» И отвечает человек: «Не мог я, владыка, не понимал я». И скажет ему тогда бог Яма: «По недомыслию, человек, ты не творил благого делом, словом, помышлением; истинно, человек, поступят с тобою, согласно недомыслию твоему: не матерью твоею, не отцом твоим, не братом, не сестрою, не друзьями, не советчиками, не родными, не свойственниками, не богами, не монахами, но тобою самим содеян грех и возмездие за него испытаешь ты сам». И о втором вестнике спросит тогда человека бог Яма: «Не видел ты разве больного, страждущего, мучащегося, лежащего так, что другие должны поднимать и укладывать его?» «Видел, владыка». «И что же, ты, сознательный и взрослый человек, не подумал, что и для тебя существует болезнь? Не подумал о том, чтобы творить благое?» «Не мог, владыка, не понимал». И скажет ему царь Яма, что за все он будет отвечать сам, и никто другой. О третьем вестнике спросит человека владыка смерти: «Разве не видел ты людей, умерших день, два, три тому назад, чье тело вздулось, почернело, начал разлагаться?» «Видел, владыка». «И что же, ты, сознательный и взрослый человек, не подумал — и для меня существует смерть, и я не избегну смерти? И подумав так, не стал творить благое?» «Не мог я, владыка, не понимал я». «По недомыслию не делал ты благих дел, и возмездие за грехи твои испытаешь ты сам». И замолкнет царь Яма, и возьмут человека того стражи адовы и ввергнут его в страшные муки адские.
И слушали монахи и миряне слова Учителя и думали о них, думали о жизни, о делах человеческих и о смерти, о которой надо думать непрестанно, но которой не надо бояться никогда.
И Будда понимал, что мысль о смерти особенно мучит и страшит людей, и потому часто говорил он о ней. Однажды, когда он был в городе Шравасти, у одной молодой матери умер ребенок; она не видела никогда смерти и потому не позволила унести ребенка, чтобы сжечь его, и сказала: «Пойду спрошу лекарство для сына».
И стала ходить с трупом ребенка из дому в дом, спрашивая: «Не знаете ли вы лекарства для моего сына?» Но люди говорили ей: «Милая, ты, верно, обезумела, что ходишь и спрашиваешь лекарство для умершего сына?» Она же говорила: «Наверное, я найду человека, который будет знать лекарство для моего сына».
Один мудрый человек увидел ее и подумал: «Она, наверное, родила первого сына и не видела смерти». Сказал он ей: «Сам я не знаю лекарства, но знаю знающего лекарство». «Отец, скажи мне, кто же знает?» «Учитель, милая, знает, поди и спроси его».
Пошла она к Учителю, преклонилась перед ним и спросила: «Знаешь ли ты действительно лекарство для моего сына?» «Да, знаю», — ответил Будда. «Что же надо взять?» «Надо взять щепотку горчичных зерен». «Возьму, господи, но из чьего дома надо взять?» «Из дома того человека, у которого не умерли ни сын, ни дочь, ни кто-либо другой». Она сказала: «Хорошо», преклонилась перед Учителем, взяла мертвого ребенка и вошла в город.
Став у первой же двери, она спросила: «Есть ли в этом доме горчичные зерна? Они лекарство для моего сына». Ей ответили: «Есть». «Так дайте». Когда дали горчичные зерна, она спросила: «Что, в этом доме, не умирал ли сын или дочь, или кто-либо другой?» Ответили: «Милая, что ты говоришь, живущих мало, а мертвых много». «Так берите ваши горчичные зерна, они не лекарство для моего сына». И пошла она дальше, спрашивая в каждом доме горчичных зерен.
И ни в одном доме не могла она взять их и к вечеру начала думать: «Увы, тяжкое это дело, я думала, только мой сын умер, а вот, во всем городе умерших больше, чем живых». И когда она размышляла так, сердце ее, мягкое от нежности к сыну, стало твердым. Пошла она в лес, оставила там труп и предстала затем перед Учителем.
«Что же, — спросил ее Будда, — получила ты хоть одну щепотку горчичных зерен?» «Нет, господи, не получила: во всем городе больше мертвых, чем живых». Сказал Учитель: «Ты думала — только мой сын умер, а вот, это непреложный закон для живых существ: владыка смерти, как поток, вырывает все существа, даже те, чьи намерения не исполнены, и ввергает их в море погибели. Внемли: смерть уносит с собою человека, приверженного к детям своим, стадам своим, преданного наслаждениям, подобно тому, как бурный поток уносит спящую деревню».
И вняла молодая мать слову Учителя, поняла слова учения, вступила на Путь — стала монахиней, а впоследствии известною старицею, учившею других тому, чему ее научил Учитель; многих женщин она привела на Путь, указывая на причину их тяжкой женской доли, учила жить настоящею жизнью, которая не боится смерти.