Сакиа-муни преследовал только одну цель — цель спасения человечества путем его нравственного улучшения. В древнейших легендах и духовных буддийских книгах, где приводятся изречения Сакиа-муни, не встречается ни одного возражения против существования каст; напротив, он смотрит на это учреждение как на установленный факт, которого он и не думал изменять, он не проповедовал общественного равенства, но провозгласил его начало — равенство религиозное. Браманы считали науку благочестия, спасения как бы своею наследственною собственностью; прочие касты были принуждены исполнять только внешние обязанности, духовную пищу они получали от браманов, а достигнуть спасения они могли только возродившись в касте браманов. Напротив того, Сакиа-муни призывает людей всех каст пользоваться духовною жизнью и всем обещает спасение за благочестивую жизнь. Мы видели, что основатели других школ уже положили начало этому делу, нападая на предписанные браманами правила, как на совершенно бесполезные, и один из них (Капила) сделал для каждого доступным имя аскета, которое до него было почти исключительным правом брамана. Сакиа-муни пошел далее — он всех людей призывал к равенству духовной жизни и, таким образом, признавал между различными кастами духовное равенство, и религию и благочестие сделал не преимуществом одной какой-либо касты, но правом добродетели, знания и заслуги.

Эти принципы, хотя и не были направлены непосредственно против системы каст, но все-таки значительно ее потрясли; главным же образом они были направлены против касты браманов. В одной из древних легенд говорится: «браман не отличается так, как камень отличается от золота или свет от мрака. И в самом деле, он произошел не из эфира, не из ветра — он, как и чандала, родился от женщины. Почему же один должен быть благородным, а другой нечистым? Ведь и брамана по смерти покидают, как презренную и нечистую вещь; с ним в этом отношении происходит то же, что и с людьми других каст. Где же различие??»

Оканчивая этот краткий очерк сущности догматики и аскетики учения Сакиа-муни (мы не говорим о третьем отделе его учения — о созерцании, потому что оно сходно с учением о созерцании Капилы, о котором было упомянуто во введении, и отличалось от него только принципом изменяемости души, «я»), прибавим, что он положительно отказывался решать некоторые метафизические вопросы, например, откуда произошел мир и жизнь существа, есть ли начало мира или нет и т. д.

На подобные вопросы от отвечал, что они не имеют отношения к нравственным обязанностям человека, что драгоценным и скоротечным временем надо дорожить и не следует тратить его на подобные рассуждения, а необходимо готовиться к достойной встрече смерти. «Представьте себе человека, — говорил он, — раненного стрелой в грудь. Спасение его зависит от искусства врача, который легко может вынуть смертельное орудие. Неужели раненый станет спрашивать, из какого дерева сделана стрела, в какой цвет и какой краской она окрашена, и какой птицы перья к ней прикреплены?.. Неужели он станет заниматься подобными вопросами, зная, что время проходит и ему грозит непременная смерть?»

В другой легенде приводится следующий ответ на подобные же вопросы, предложенные ему учениками: «Вопросы эти бесплодны, потому что неразрешимы». И в подтверждение своих слов рассказал следующую древнюю историю о слепцах: «Один царь приказал собрать к себе во дворец слепых от рождения, и спросить их, каков вид слона. Слепцы отвечали, что они слепы и потому ничего не могут сказать ему. Царь приказал вывести слона и подвести к нему слепцов. Каждый из слепцов ощупал ту часть слона, к которой прикасалась его рука. Затем царь опять их подозвал и спросил, узнали ли они теперь, какой вид имеет слон. «Узнали, — отвечал один, ощупавший туловище слона, — он похож на ведро!» — «Нет, — прервал его другой, ощупавший ногу, — он похож на столб!» Третий, ощупавший хобот, утверждал, что слон похож на канат. Между слепцами возник бесконечный спор. Тогда царь сказал: «Толпа людей, лишенных зрения! К чему безумно спорить о форме слона, когда вы сами не знаете, кого осязали!»».

Сакиа-муни редко вообще произносил длинные речи, что было результатом его долгой отшельнической жизни, большая часть которой прошла в безмолвном созерцании; в большинстве случаев он высказывал свои поучения в кратких, но сильных афоризмах (судры), украшая их поэтическими сравнениями и аллегориями. Своим афоризмам он часто придавал числительную форму, что сильно облегчало их запоминание. Вот, например, один из его афоризмов: «Три печати моего учения — всякое явление скоротечно, ни в чем нет постоянства, нирвана есть покой». Учил Сакиа-муни преимущественно на трех туземных наречиях, которые он знал в совершенстве, — магадхском, тамульском (ныне дровирское) и млечча.

На предыдущих страницах мы изложили сущность учения Сакиа-муни. Как метафизик он смотрел на жизнь и ее явления сквозь призму субъективного мировоззрения. Глубоко разочарованный в жизни, он пришел к отрицательному, безотрадному и одностороннему взгляду на жизнь и, как результату этого взгляда, учению о нирване. Он совершенно упустил из виду, что жизнь человека не должна быть пассивной, что цель ее заключается не в бездействии и сне, а в энергичной деятельности и борьбе, в стремлении к развитию нравственных идеалов человека и в уничтожении всего, что противодействует этому развитию, и, смотря на жизнь с собственной точки зрения, создал нравственное учение, высший идеал которого состоит в подавлении всякого жизненного ощущения, в смерти заживо, в уничтожении мысли и чувства.

Мораль Сакиа-муни дает краткое, но точное изложение этой морали. Вот оно: «Сидеть лучше, чем ходить, спать лучше, чем бодрствовать, всего лучше смерть».

Глава III

УЧИТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Ее неудачное начало, причины неуспеха. Касьяпа-огнепоклонник и его ученики. Сакиа-муни склоняет к принятию своего учения Касьяпу и делается главой 600 учеников. Вторичное вступление на арену учительской деятельности. Ложные слухи о политических замыслах Сакиа-муни и опровержение им этих слухов. Смерть отца Сакиа-муни. Покровители и враги его. Диспуты с антагонистами. Преследования со стороны браманов и Девадатты, одного из учеников Сакиа-муни. Девадатта — основатель секты.

Как мы сказали, Сакиа-муни после долгих колебаний решил возвестить миру открытое им учение. Для этой цели он опять вернулся в покинутый им свет.

Но начало его учительской деятельности было неудачно — его ждало горькое разочарование: вместо ожидаемого успеха он встретил только насмешки и презрение. Когда он в первый раз выступил в г. Варенаси с публичною проповедью об открытых им истинах избавления от страданий, многие из слушавших его громко выражали сомнение в здравости его умственных способностей и говорили, что «царский сын сошел с ума». Между прочим, в Варенаси он встретил своих родичей и хотел на них испытать силу своего учения и красноречия. Но и родичи ответили ему насмешками и укоряли его в непостоянстве и легкомыслии, с каким он менял род своей жизни во время отшельничества. Они доказывали ему, что у него еще нет ни необходимого авторитета в деле проповеди, ни опытности, каким обладают другие философы.

Действительно, Сакиа-муни совершенно терялся среди массы философов различных школ и отшельников, бродивших, поучая и нищенствуя, по стране и имевших большею частью своих учеников и последователей среди народа.

Народ смешивал его с этими нищенствующими философами, и когда последние из опасения найти в новом философе опасного соперника, способного внушить народу недоверие к ним и лишить их таким образом средств к существованию, стали преследовать его, то народ недоумевал и спрашивал: «Чего вы хотите от него? Разве он не такой же нищий, как и вы?»

Одному, без последователей, Сакиа-муни трудно было выделиться из толпы отшельников и бороться с влиянием других философов, более опытных и пользовавшихся известностью и уважением в народе.