Неудачное начало общественной деятельности[5] заставило Сакиа-муни обратить внимание на шаткость своего положения. Он стал приискивать средства, с помощью которых он мог бы подействовать на общественное мнение, и нашел, что самым лучшим средством будет приобретение возможно большего числа последователей. Для достижения этого средства он решился склонить к принятию своего учения кого-нибудь из наиболее известных и имевших своих учеников и последователей философов.

Выбор его пал на аскета Касьяпу. Он вновь возвратился на берега реки Нираньчжары, где жил Касьяпа-огнепоклонник, последователь учения, которое считало огонь самым могущественным деятелем в целом мироздании. Вместе с поклонением огню Касьяпа соединял поклонение небесным светилам. В известные часы дня Касьяпа и его ученики приносили животных в жертву огню, а ночью разводили на жертвенниках огонь и зажигали лампы. Недалеко от Касьяпы жили его младшие брата — Галя и Нати. Они также поклонялись огню и хотя имели своих учеников, но признавали авторитет старшего брата.

Касьяпа славился необыкновенной строгостью жизни, и к нему ежегодно стекались на поклонение жители г. Раджагрихи.

Сакиа-муни решил употребить все усилия, чтобы склонить Касьяпу к принятию своего учения.

Он отправился к Касьяпе, но последний, заметив, что имеет дело с аскетом, а не учеником, принял его холодно и недоверчиво и во время беседы старался отклонить Сакиа-муни от высказанного последним намерения поселиться вблизи Касьяпы.

Но ни холодная встреча, ни недоверие Касьяпы не повлияли на Сакиа-муни, он продолжал настойчиво стремиться к поставленной цели. Поселившись невдалеке от Касьяпы, он терпеливо и осторожно старался заслужить внимание знаменитого анахорета. Он оказывал ему знаки внимания и уважения и разнообразные услуги, простер даже свою угодливость до того, что разводил огонь на жертвенниках при поклонениях Касьяпы. Когда к Касьяпе стекались пилигримы, Сакиа-муни постоянно удалялся на другой берег Нираньчжары и жил в уединении, пока последователи Касьяпы были при своем учителе. Когда они удалялись, он вновь возвращался к Касьяпе.

Сакиа-муни поступал так, чтобы отклонить тень всякого подозрения со стороны Касьяпы и показать ему, что он вовсе не имеет намерения подрывать его авторитет как учителя и доверие к нему его последователей.

Подобным поведением он постепенно приобрел доверие и дружбу Касьяпы. Дружеские отношения философов еще более окрепли, когда Касьяпа спас жизнь Сакиа-муни во время переправы вброд через р. Нираньчжару. Тогда в разговорах и беседах Сакиа-муни начал постепенно оспаривать воззрения Касьяпы и доказывать ему их несостоятельность. Наконец цель его была достигнута.

Касьяпа, а вместе с ним его ученики признали учение Сакиа-муни истинным и сделались его учениками. За Касьяпой последовали и его братья.

Таким образом, Сакиа-муни разом встал во главе шестисот учеников, и теперь он мог смело еще раз попытаться возвестить миру открытое им учение.

С чашею для подаяний в руках Сакиа-муни и его ученики покинули, берега Нираньчжары и направились к г. Раджагрихе, питаясь на пути доброхотными подаяниями жителей встречающихся деревень.

— Многие, — говорил Сакиа-муни, обращаясь к своим слушателям во время пути, — мучимые страданиями, ищут избавления от них в горах и лесах, спасаясь в уединении. Но и здесь не находят они желанного успокоения и избавления от страданий. И только тот, кто примет мое учение, кто познает найденные мною четыре высокие истины, тот избавится от страданий и приобретет истинное успокоение и блаженство… Двух крайностей следует избегать стремящемуся к спасению — жизнь среди сладострастных наслаждений — это низко и ничтожно, и жизнь среди жестоких самоистязаний — это бесполезно и мучительно. Среднее между этими крайностями должен избрать стремящийся к спасению, и он познает истину и избавление от страданий!..

В подобных поучениях проводил Сакиа-муни время на пути в Раджагриху. Направляясь в Раджагриху, он помимо других соображений имел в виду опровергнуть пред царем Бимбисарою приписываемые ему политические замыслы.

Дело в том, что в народе уже было известно, что среди отшельников подвизается аскет из царского рода Гаутамы.

Когда же Сакиа-муни явился во главе многочисленных учеников, то в народе распространилась молва, что он намерен приобрести сан Чакравартина, т. е. монарха всей Индии.

Слух этот дошел до Раджагрихи и возбудил здесь некоторые опасения. Поэтому Сакиа-муни, тотчас же по прибытии в окрестности Раджигрихи, поспешил в город и здесь прежде всего постарался опровергнуть слух о его мнимых политических замыслах. Он публично заявил, что житейские страсти уже давно покинули его сердце и что мирская слава не есть Удел анахорета. Когда Сакиа-муни явился к Бимбисаре, последний принял его благосклонно. Внимание царя имело для Сакиа-муни очень важные последствия. Один из придворных, по имени Коланда, видя милость царя к Сакиа-муни, подарил философу загородную бамбуковую рощу, которую он сначала отдал было отшельникам школы Ниргронта. Он принудил последних отказаться от дара и передал рощу во владение Сакиа-муни.

Эта роща называлась Велувана. В ней находились раскинутые в разных местах дома, беседки, кладовые, окруженные прудами и скрывающиеся в чаще душистых магнолий и зонтичных пальм, одним словом, здесь было готовое и удобное помещение для Сакиа-муни и его учеников.

При таких благоприятных обстоятельствах случилось второе вступление Сакиа-муни на поприще учительской деятельности. О продолжении этой деятельности сохранилось мало достоверных сведений. Большинство сказаний о жизни Сакиа-муни переходят от времени его прихода в Раджагриху прямо к повествованию о последних событиях из его жизни.

Впрочем, одно из этих сказаний передает, что Сакиа-муни вскоре после прибытия в Раджагриху узнал, что отец его находится при смерти и, предчувствуя близкую кончину, выразил желание видеть сына. Сакиа-муни, все еще сохранивший нежную привязанность к своему отцу, несмотря на долгую разлуку, поспешил отправиться в Капилавасту, покинутый им двенадцать лет назад. Он застал отца уже на смертном одре. Жители города и окрестных селений, пораженные грозившей им потерей, толпились у ворот царского дворца, и когда Сакиа-муни вошел в город, то прежде чем достичь дворца, ему пришлось пробиваться сквозь тесную толпу людей, бывших некогда его подданными. Многие из них, узнавшие царевича, не могли воздержаться от слез, видя его в нищенском одеянии. С трудом проникнув во внутренние покои дворца, все обитатели которого были в большом смятении, Сакиа-муни подошел к умирающему. Царь слабым голосом приветствовал сына и просил, чтобы Сакиа-муни прикоснулся рукой к его пылающей голове. Сакиа-муни высвободил руку из-под плаща и, приложив ее к пылающему лихорадочным жаром лбу больного, держал ее в таком положении до тех пор, пока тот не умер. Пока умирающий находился еще в полной памяти, Сакиа-муни в утешение ему говорил о высоких истинах избавления от страданий. Сакиа-муни пробыл в Капилавасту все время, пока длились похоронные церемонии. Когда труп усопшего был возложен на костер, Сакиа-муни сам подложил огонь и по окончании сожжения сказал: «Ничего нет вечного на земле, ничего нет твердого, жизнь проходит, как призрак, как обманчивое видение».

Затем он покинул Капилавасту.

Буддийские сказания утверждают, что жизнь Сакиа-муни протекала спокойно, что он беспрепятственно рассеивал в стране семена своего спасительного учения.

Но с этим нельзя согласиться. Существуют некоторые факты, показывающие, что жизнь его была полна тревог и огорчений, и что только его личный характер и приобретенные им из среды царей и вельмож могущественные покровители ограждали его честь и безопасность. Благодаря им и своей необыкновенной доброте он благополучно прошел сквозь все испытания. Сакиа-муни так говорил о людях, относившихся к нему враждебно: «Человека, причиняющего мне вред, я поставлю под защиту моей незлопамятной любви, и чем более зла он мне наносит, тем более добра я ему окажу».