—Совершенно верно, сэр, — говорит мой господин.

—По справедливости вам следует тогда, вероятно, подумать о том, что принесли бы вам эти земли, свободные от попечительства?

—Пятьсот фунтов годовых, — тут и думать нечего, — отвечал сэр Конди.

—Это в том случае, если не будет ни вас, ни опеки. Прошу меня простить, сэр Конди, вы в делах толк знаете, но этот подсчет неверен.

—Весьма возможно, — говорит сэр Конди. — Но, мистер Джейсон, если у вас есть что мне сказать об этом, я был бы вам очень признателен, если бы вы это сейчас и сказали, ибо я ночь спал неважно и не отказался бы поспать еще часок.

—Мне нужно сказать вам всего два слова, и для вас, сэр Конди, они важнее, чем для меня. Вы со мной несколько холодны, как я замечаю, но, надеюсь, вас не обидит то, что я сюда принес.

Тут он вынимает из кармана два длинных свертка и сыплет дождем на кровать золотые гинеи.

—Что это? — говорит сэр Конди. — Давно уж я не...

Но гордость не позволила ему закончить.

—Это все сию же минуту будет вашей законной собственностью, сэр Конди, если только вы пожелаете.

—Только не даром, конечно, — говорит сэр Конди, усмехаясь,— у тебя ведь ничего даром не бывает, Джейсон, уж я-то тебя знаю.

—Ах, сэр Конди, не будем углубляться в неприятные воспоминания, — говорит Джейсон, — теперь я твердо решил вести дело по-джентль- менски, как, не сомневаюсь, поступите и вы. Здесь двести гиней, и я намерен прибавить еще сто, если вы сочтете возможным перевести на меня все ваши права на известные вам земли.

—Я подумаю, — говорит мой господин. И много еще другое, что я и слушать устал, было сказано Джейсоном, и все это, и вид золота на постели подействовало на моего господина; короче говоря, сэр Конди собрал золотые гинеи и завязал их в платок, и подписал бумаги, которые Джейсон принес, как всегда, с собой; на том дело и кончилось — Джейсон убрался восвояси, а господин мой повернулся на другой бок и снова заснул.

Вскоре я узнал, что заставило Джейсона так поторопиться с этой сделкой. Сын мой Джейсон остановил рано утром мальчишку-госуна, посланного накануне в Джульеттину горку с поклоном от моего господина, чтобы справиться о здоровье миледи после несчастья, и допросил его обо всем, что тот узнал о миледи от слуги в Джульеттиной горке; мальчишка сказал ему, что вряд ли миледи доживет до утра, так что Джейсон решил, что пора ему двинуться к нам, чтоб заключить, пока не поздно, с моим господином эту сделку и пока мальчишка не успел еще сообщить нам последние новости. Мой господин был весьма раздосадован, если можно о нем так сказать, когда узнал, что его провели; впрочем, приятно все же было иметь в доме деньги для немедленных нужд.

И вечером, когда пришла Джуди и привела детей, чтобы навестили его честь, он развязал платок — благослови его, господи! богат он или беден, он все такой же! — и дал им всем по гинее.

—Смотри веселей, Джуди, — говорит ей моя сестра, как только сэр Конди отошел, чтобы налить стаканчик пуншу ее старшему сыну. —

Смотри веселей! Кто знает, может, мы доживем еще до того дня, когда ты станешь хозяйкой замка Рэкрент?

—Может статься, — говорит, — только не так, как ты думаешь.

Сначала-то я не понял, куда она клонит, но потом вдруг меня осенило.

—Послушай-ка Тэди, ты мне вчера говорил, что сэр Конди продал все как есть Джейсону. Откуда же у него эти гинеи в платке?

—А это плата за долю миледи, — говорю.

Тут Джуди призадумалась.

—О чем это ты задумалась, Джуди? —говорит сестра. — Смотрите-ка, сэр Конди пьет за ее здоровье!

Он в это время сидел в комнате^[66] за столом и пил вместе с акцизным и землемером, что пришли его проведать, а мы стояли в кухне у огня.

—Мне-то что, за мое он пьет здоровье или не за мое, — говорит Джуди. — Я не о нем думаю, как вы там ни шути и что он там обо мне ни думай.

—Да ведь ты не откажешься стать леди Рэкрент, Джуди, если тебе предложат? — спрашиваю.

—А если мне предложат что-нибудь получше? —говорит.

—Как это — получше? —спрашиваем мы с сестрой в один голос.

—Как? — говорит она. — Какой смысл быть леди Рэкрент, если нет замка? Что толку в телеге, если нет лошади?

—А где же ты возьмешь лошадь, Джуди? — говорю я.

—Пусть это тебя не заботит, — отвечает. — Может, твой же собственный сын Джейсон мне ее достанет.

—Джейсон! — говорю. — Не вздумай ему довериться, Джуди. Сэр Конди о тебе очень хорошо отзывался, уж я-то знаю, а вот Джейсон о тебе отзывался неважно, Джуди.

—Что за важность, — отвечает Джуди, — мужчины часто говорят совсем не то, что они о нас думают.

—Как и вы о них, это уж точно, — говорю. — Нет уж, ты не отговаривайся, Джуди, потому как я о тебе только лучше за это думаю, и не гордился бы я тем, что ты дочь сына моей сестры, если бы узнал, что ты неблагодарна или еще как-нибудь неуважительна к его чести.

—Какое же тут неуважение? — отвечает. — Я просто говорю, что пошла бы лучше замуж за другого, если только будет мне на то удача.

—Не будет тебе удачи, Джуди, помяни мое слово, — говорю.

И вспомнил я тут про доброту моего господина, как бросал он из-за нее монету перед тем, как жениться, нахлынуло тут все это на меня, так что, чувствую, перехватило у меня горло, и не могу больше ни слова сказать.

—Все лучше, Тэди, — говорит, — чем как у некоторых, что остаются при тех, у кого ничего не осталось.

—Милосердный боже! — говорю. Вы только послушайте, какая гордыня и неблагодарность. А он-то только что раздавал последние гинеи ее детям, и на плечах у нее красуется шаль, что он ей подарил только вчера!

—Да уж, Джуди, нехорошо тебе так говорить, — согласилась моя сестра, взглянув на шаль.

—А ему, — отвечает, — хорошо было мне вчера на зло говорить, что я так изменилась?

—Послушай, Джуди, — говорю, — если у тебя такое на уме, то зачем ты сюда явилась? Может, затем, чтобы Джейсон о тебе лучше подумал?

—Больше я тебе про себя ничего не скажу, Тэди, — говорит она.— Я бы и того тебе не сказала, если б только раньше поняла, что ты совсем рехнулся, не хочешь, чтоб твоего сына предпочли другому!

—Да уж, Тэди, тут ты не прав, — говорит мне сестра.

Сказать по правде, я вконец растерялся: с одной стороны — мой сын. с другой — мой хозяин, да тут еще эти женщины; мысли мои и чувства пришли в смятение и я уж, сказать по совести, не знал, кто тут прав, а кто виноват. Так что я больше ни слова не вымолвил, а только порадовался, что его чести не привелось выслушать все, что Джуди о нем говорила, потому как я понимал, что это его бы просто убило; не оттого, что я думал, будто она ему так уж нравится, как казалось ей и моей сестре, просто такая неблагодарность со стороны Джуди была бы ему не по душе, он даже мысли такой не допускал, что его могут не любить или не говорить о нем хорошо у него за спиной.

К счастью для всех, он к тому времени был уже так весел, что все равно бы ничего не понял, даже если б услышал. В домике был огромный рог, оставшийся с той поры, как мой господин и капитан Манигол тут охотились и дружили: он принадлежал когда-то прославленному сэру Патрику, его предку; и его честь любили рассказывать историю, которую они узнали от меня еще ребенком, как сэр Патрик залпом выпивал этот рог, наполненный до краев, чего ни один человек ни до него, ни после сделать больше не мог, не переведя при этом дух. И вот сэр Конди предложил землемеру, который отозвался о роге пренебрежительно, выпить его одним духом, и наполнил рог до краев пуншем, а землемер и говорит, что так он пить не будет, но зато готов биться с сэром Конди об заклад на сотню гиней.

—Идет, — говорит мой господин, — ставлю сотню золотых гиней против твоей «головы»^[67] , что не выпьешь.

—Идет, — говорит землемер, а между двумя джентльменами этого достаточно.

Землемер поперхнулся, и мой господин выиграл пари; он думал, что выиграл сотню гиней, но акцизный заявил, что по условию получить он должен только «голову». Моему господину все было одно, он так и этак был доволен, ну а я радовался, видя его опять в таком хорошем расположении духа.