Ансив уронил на ладони Саян несколько длинный капель и удивленно заводил носом.

— Спирт? Чистый? Откуда? — Ансив поднёс горловину фляжки к носу.

— Места надо знать и быстро бегать, — Саян энергично потер ладонь о ладонь. — А теперь лей в тарелочку. Чуток совсем.

Из деревянного футлярчика Саян переложил в тарелочку пару костяных игл, два широких крючка, пучок жил и ложечку с загнутыми краями. Последним в тарелочке со спиртом оказался скальпель.

— Что ты ему дал? — не удержался Ягис.

— Спиртовая настойка из корня молагана. Дрянь страшная, мозги в трубочку сворачивает и через уши выбрасывает. Хоть какая-то анестезия. Ягис, — Саян склонился над раненым, — держи его.

Темно-синий скальпель ещё больше расширил рану. Тач погрузился в глубокое беспамятство, однако всё равно вяло зашевелился и попытался перевернуться на бок. В ответ Ягис ещё крепче прижал его коленом. Проспиртованные крючки уцепились за кожу, Саян развёл края глубокой раны. На ярко-красном фоне разрезанных мышц выступили чёрные полоски мёртвой ткани.

— Ансив, держи крючки. Не дай краям сойтись.

Саян осторожно потянул на себя наконечник стрелы — не тут-то было. Треугольный кусок кремния упёрся острыми краями за плоть и ни за что не желает вылезать наружу. Чего и следовало ожидать. Саян подхватил с тарелочки ложечку с загнутыми краями.

Коротким уверенным движением Саян вогнал ложечку в раскрытую рану точно под наконечником. Настойка молагана не лучший анестетик, Тач опять дёрнулся. Так, теперь подвигать ложечку из стороны в сторону, острые грани наконечника зашли под загнутые края, а кончик острия попал в маленькую дырочку на полукруглом конце ложечки. Вот теперь совсем другое дело. Ложечка с загнутыми краями легко выскользнула из раны вместе с треугольным наконечником.

— Здорово! — в унисон ахнули друзья.

— У кого учился? — Ягис слегка ослабил нажим на бедро раненого.

— У Большого мха, — Саян бросил треугольный наконечник в траву, а ложечку опустил обратно в миску со спиртом. — Старик много чего знает. А так на сыром мясе тренировался.

— И много кусков перепортил? — с улыбкой поинтересовался Ансив.

— Много, — Саян кивнул. — Инса едва из дома не выгнала.

Вопросы друзей, как ни странно, помогают сосредоточиться на операции. Комочком шерсти Саян осушил рану и как мог соскрёб скальпелем зловещие чёрные полоски. Напоследок скупая струйка чистого спирта смочила рану.

— Отлично. А теперь, — Саян глянул на Ансива, — убери крючки и сожми края.

Сквозь сомкнутые края раны выступили красноватые остатки спирта. Тонкий изогнутый крючок легко проколол кожу. Несколькими узелками Саян быстро стянул края раны. Последний штрих — тонкий слой лесного мёда.

— Мёд содержит так много сахара, что в нём не размножаются бактерии, — пояснил Саян на немой вопрос Ягиса.

Саян обернул ногу раненого тонким куском кожи и зафиксировал импровизированную повязку узким ремешком.

— Будет жить, — Саян довольно вздохнул. — Лея-целительница поможет. А наконечник не выбрасывайте, талисманом будет.

Только сейчас, подняв глаза, Саян заметил стоящего рядом Лютого.

— Ещё раненые есть? — спросил Саян.

— Как же без них, — Лютый поднял голову и громко крикнул: — Всех тяжело раненых сюда! Умелец займётся ими! А вы двое, — Лютый ткнул пальцем в Ягиса и Ансива, — помогите ему. Ночлег мы сами развернём.

До самой темноты Саян вытащил еще несколько наконечников, зашил бесчисленное количество порезов и наложил пару шин на сломанную руку и кисть. Спирт, мёд, ремни для перевязки и прочие расходные материалы ушли полностью. Зато! Как изменилось к нему отношение со стороны бывалых охотников.

Саян ловко затянул последний узелок на бог знает какой по счёту ране. Пусть он ещё не принёс положенную жертву Вему-защитнику и не «рухнул с дуба», зато по словам, по жестам полноправные мужчины племени уже приняли его за своего, за равного. Остальное формальности. Пропитанные кровью сумка с трофеями и та ловкость, с которой он врачевал раны, принесли ему то, что не смогли принести ни ложки, ни горшки, ни самые лучшие во всем племени ножи и даже арбалеты — уважение.

Наконец, Саян без сил присел возле костра. Пока он с друзьями занимался ранеными, зашивал, накладывал повязки и швы, заботливые руки товарищей по отряду развернули палатку, насобирали дров и развели костёр. Ансив колдует над ужином. В котелке над костром булькает вода. Тихая летняя ночь принесла долгожданную прохладу и успокоение. Словно и не было страшного боя, резни и потоков крови. Лёгкий ветерок закручивает дым от костра в причудливые узоры и разгоняет надоедливых комаров.

Время заняться защитным облачением. Когда отряд отвалил от вражеского берега, Саян прямо в лодке быстро скинул кожаные доспехи и наспех запихал их в мешок. Теперь, при свете костра и догорающего дня, он вытряхнул защитное облачение на траву.

Дела, Саян задумчиво провёл пальцем по самому глубокому порезу. Больше всех пострадал щит. Впрочем, чего и следовало ожидать. Снаружи с десяток маленький ромбических проколов от стрел, несколько более крупных ромбов от копий и парочках глубоких порезов то ли от топора, то ли от большого ножа.

Кожаная кираса пострадала заметно меньше. На груди несколько царапин и мелкий укол то ли от копья, то ли от стрелы. Зато на спине, Саян покачал головой. Между лопаток тянется глубокий надрез. Обломок кремния застрял в толстой коже. Судя по размеру и форме, в пылу сражения кто-то из сородичей Хитрого Волка совсем не по-рыцарски пырнул его кремниевым «пером». Будь нож стальным и не таким толстым… Саян аккуратно отложил кирасу в сторону.

Шлем с небольшим гребнем пострадал ещё меньше. Но… Саяна аж передёрнуло от воспоминаний. Короткие дорожки то тут, то там прозрачно намекают, где именно на его голове остались бы шрамы. Наручни и поножи почти не пострадали.

По примерным подсчётам Саяна в поход отправилось примерно восемь десятков добровольцев. Не меньше трети из них навсегда остались там, в стойбище Хитрого Волка. Быстрей всего их кисти рук уже сгорели в жертвенном огне перед идолом Вема-защитника, а тела упокоились на дне Акфара. Ещё треть добровольцев отделалась тяжёлыми или средними по тяжести ранениями. Кто-то из них не доживёт до утра. Но даже у последней самой счастливой трети навсегда останутся отметины и шрамы об этом дне. Даже Лютый, самый умелый, самый сильный, в конце концов самый фартовый боец получил свою порцию шрамов.

Саян грустно улыбнулся. Только ему посчастливилось выбраться на берег Акфара без единой царапины. Все порезы, синяки и переломы, что так заботливо приготовила ему судьба, приняла на себя самодельная броня. Так, к примеру, очень красивый шрам через всю спину вполне бы мог украсить его до конца дней. Любовно и на этот раз аккуратно Саян сложил защиту в мешок. Дома, в родном стойбище, на любимом верстаке под навесом, он обязательно подлатает кожаную броню. А пока можно и нужно разобрать сумку с трофеями.

Саян развязал тесёмки и перевернул сумку. На траву высыпали отрубленные кисти. Бурая корка засохшей крови прикрывает срезы. От трофеев уже потянуло характерным трупным запахом. Над сваленной кучей закружила зелёная муха.

Странно? Никакой брезгливости или страха. Саян рассортировал и разложил боевые трофеи. Всего из стойбища Хитрого Волка ему удалось унести одиннадцать рук. То левы, то правые, не всегда мужские, не всегда взрослые. В комплекте оказались только большие кисти с короткими толстыми пальцами. Тыльные стороны кистей заросли тёмными густыми волосами. Саян качнул на руке самый знаменательный трофей. Эти скрюченные пальцы на следующем Большом сборе откроют ему дорогу к идолу Вема-защитника и к толстому короткому сучку на стволе древнего дуба.

— А ты знаешь, чьи это руки? — Ягис от любопытства вытянул шею.

— Понятия не имею, — Саян отложил кисти в сторону. — Я очень плохо помню сражение. А когда успел набить сумку — вообще не понимаю.

— Я тоже ни черта не помню, — Ягис грустно усмехнулся. — Как песню затянули ещё припоминаю, а дальше — как ёжик в тумане. Куда-то бежал, кого-то бил, кого-то убил. А когда Лютый в рог дунул, так меня словно водой ледяной окатило. Прихожу в себя…, а кругом…, мать моя женщина! Катана в крови. Сам в крови. Но, слава богу, не ранен.