В лаборатории стояла привычная, шуршащая тишина. Экскурсии в этот день не проводились. Базиль прошёл сквозь ряды ажурных полок, слушая тихий шелест питательной жидкости в клубках пластиковых трубок.

Лабораторный стол в дальнем углу лаборатории, за стеной металлических шкафов, рабочее место госпожи Снайгер, с одного края оккупировали стойки с пробирками. С другого конца стола светил открытым экраном коммуникатор, бросая яркий зелёный блик на одинокую чайную чашку.

Сильвии видно не было, и директор подошёл к столу. Какое-то время смотрел на заставку экрана, где по изумрудно-зелёному полю резвились розовые слоны. Слоники разных размеров, от больших, на пол-экрана, до совсем крохотных, топотали толстыми ножками, пробегая по изумрудному полю, играли в чехарду и пятнашки. Он проследил, как упитанный слоник деловито затоптал крохотного собрата, и скрылся за горизонтом. Ярко-розовый слоник выбрался из ямки, отряхнулся, присел на круглую попу и забавно зачесался розовой ножкой.

Базиль отвёл глаза от экрана и взял чайную чашку. Заглянул внутрь. На дне колыхалась янтарная жидкость. Он наклонился и осторожно принюхался. Не хватало ещё, чтобы его сотрудники глушили горе коньяком.

— Хотите чаю, господин директор?

Он виновато вздрогнул и быстро поставил чашку на стол. Госпожа Снайгер стояла рядом и смотрела на него. В руке у неё был пузатый чайник.

— Зашёл посмотреть, как вы тут справляетесь одна.

— Мне хорошо одной, — Сильвия поставила чайник на стол. Достала из ящика стола ещё одну чашку. На её фарфоровом боку красовался нарисованный лохматый пёс в ошейнике и с косточкой под правой лапой.

Базиль Фёдорович не решился отказаться и присел на круглый табурет. Сильвия налила в чашку дымящуюся янтарную жидкость, он осторожно отхлебнул. Это был травяной чай. Поднял глаза и встретил взгляд Сильвии.

— Это ромашка, — сказала она. Он покраснел, вертя чашку в руке.

— Никак не решусь избавиться от чашки, — тихо сказала Сильвия. — Это Макса. Я хотела вас поблагодарить. Вы мне очень помогли. Похороны, и всё такое. У него ведь никого здесь не было. Кроме меня.

Базиль Фёдорович смутился:

— Ну что вы, Сильвия. Это же естественно.

— Я только не могу понять, зачем он это сделал.

— Ну, это… наверное, у него были причины…

— Я не о том. — Она подняла на директора ясные глаза. — Почему он был в куртке Константина?

— В куртке Кисина? — спросил озадаченный Базиль.

— Я сразу и не поняла, что он в чужой куртке. Когда следователь меня спросил, не было ли чего необычного, я сказала, что нет. А потом, уже ночью, всё лежала и думала. А под утро вдруг вспомнила его, такого… каким он был после… после всего этого. В этой куртке. И номер на рукаве. Номер Кости.

***

Следователь Филинов волновался. Общение с дамами не было его сильной стороной. Он даже набрался мужества, и спросил у Леночки, что носят в этом сезоне. В смысле галстуков. Леночка обвела его глубокомысленным взглядом и вынесла вердикт: «Не надо новый галстук. Вас, шеф, уже ничем не испортишь.» Словом, вы и так хороши, господин Филинов.

Потом следователь позвонил Ксении Леопольдовне, и напросился на приём.

В коридорах фирмы «Бейбиберг» было тихо, пусто и чисто. Полуденное солнце светило в отмытые до прозрачности огромные окна и превращало холл, с его фальшивым паркетом и раскидистой пальмой, в большой аквариум без рыбок.

Секретарь посмотрела на Филинова широко открытыми глазами и покачала головой. Нет, пойти с ним обедать она не может. У неё много дел. И вообще, она уже договорилась с другим человеком. И Ксения, порозовев, машинально пригладила безупречно уложенную прядку.

С кем ходят обедать высокопоставленные секретари, Филинов мог только догадываться. Он вежливо откланялся и направил свои стопы в лабораторию.

Там он застал идиллическую картинку. За лабораторным столом, на расчищенном от всякого ботанического хлама уголке, мирно сидели на круглых стульчиках, и пили чай господин директор и госпожа кандидат наук.

Директор с видом отличника, вышедшего погулять на законную переменку, прихлёбывал из чашки с нарисованной ушастой собачкой, и слушал госпожу Снайгер. Лаборант что-то рассказывала приятным голоском. Разумеется, речь шла о ботанике.

Появление следователя нарушило эту идиллию. Директор смутился и принялся зачёсывать ладонью свесившуюся на лоб чёлку. Госпожа Снайгер поднялась с места и спросила, что господин полицейский делает в лаборатории. Глядя на застывшего на стуле господина Акинушкина, Филинов церемонно спросил, не может ли директор отпустить свою лаборантку пообедать. Он, полицейский, тоже человек, имеет право на обед, и не прочь составить компанию госпоже Снайгер в одном уютном кафе неподалёку. Если дама не против.

Дама была не против. Бросив взгляд на чопорно кивнувшего директора, госпожа Снайгер, мило порозовев щёчками, сообщила, что будет рада пообедать с господином следователем.

***

Спец из группы поддержки поднялся со стула. С кряхтением потёр спину и потоптался, разминая коленки. Со стуком захлопнул рабочий чемоданчик. Машинально почесал живот под пропотевшим комбинезоном и широко зевнул.

— Почто только штаны просиживал, — сказал сурово, окинув секретаря неприязненным взглядом, — нет у вас никаких вирусов. Можете работать. Зря только время потерял.

С досадой поддёрнул лямки комбинезона, подхватил чемоданчик и вышел, зацепившись плечом за косяк.

Столкнувшийся с ним в дверях директор проводил его взглядом. Ксения уже сидела за столом, торопливо стуча по кнопочкам.

— Я же говорила, Базиль Фёдорович, не надо нам было этих волосатиков вызывать, — строго выговорила шефу секретарь. — Только деньги зря потратили.

***

Филинов придвинул спутнице стул. Уселся напротив, и, глядя, как госпожа Снайгер разворачивает на коленках салфетку, оценил вкус её шефа, и его способность подбирать персонал. Сильвия не была классической красавицей. И при нынешнем общепринятом стандарте красоты, где от женщины требовалась болезненная худоба и неестественно бледный вид выпущенного на волю вампира, она бы не заняла первых мест. Однако старый холостяк Филинов взирал на неё с удовольствием. Он даже ощутил совершенно неуместный укол ревности, вспомнив взгляд собственника, которым проводил лаборантку её шеф.

Он принялся было говорить о погоде, неуклюже вертя в руке вилку, но она прервала его. Подняв на следователя ясные глаза, спросила, что он хотел у неё узнать. Он ждал жеманного, чисто женского, возмущения, но госпожа ботаничка оказалась не из таких.

Да, он, Филинов, хотел кое-что уточнить. Но это ничуть не умаляет его удовольствия от… Не надо, господин полицейский, я всё понимаю. И мне самой нужно вам кое-что сказать.

«Не понял, как это — другая куртка?», спросил Филинов, надеясь, что это какая-то ошибка. Ну как же, господин полицейский, ведь у каждого охранника фирмы на куртке нашит индивидуальный номер. Ведь они, как-то так получилось, подобрались одинакового роста и комплекции. Словом, все равны, как на подбор. «С ними дядька Черномор» — пробормотал машинально Филинов бессмертные строчки. Что-то неясно звякнуло у него в голове при этих словах. Он оставил это на потом, и продолжил слушать Сильвию.

Оказалось, что номера на куртки предложили нашивать после скандала в прачечной из-за перепутанной при выдаче формы одинакового размера. Так что фирме по пошиву одежды был сделан заказ, и на куртках появились вышитые цветной ниткой номера.

Следователь уронил вилку. Дело принимало новый оборот. Глядя на раскрасневшуюся госпожу Снайгер, он вспомнил просмотренные кадры записи. Метры и метры записи с камер. Тошное ощущение возможной ошибки зашевелилось у него внутри.

Как он, Филинов, может быть уверен, что на записи из ночной лаборатории был именно Макс Фоскарелли? Нет, это невозможно. Он же сам видел, как тот входил в дверь. И, если на то пошло, выходил из неё. «А как же качество записи?» — ехидно спросил внутренний голос, — «много ты там разглядел, в этой лаборатории?» И правда, изображение было не просто плохим, оно вводило в заблуждение.