Последний дружок, как охотно сообщила соседка — некий молодой человек, по имени Эдик. Кажется, студент-химик.

Это уже было кое-что.

На квартире, состоящей из крохотной комнатки и маленькой кухни, Филинов уже побывал.

Он сделал круг по комнате, с трудом протиснувшись вдоль облезлого дивана, покрытого цветастым покрывалом, и стола с дешёвой пластиковой скатертью. На скатерти стояла ваза с искусственными фруктами. Одна пластиковая груша была надкушена сбоку.

Следователь пробрался мимо стола к окну, завешенному розовым тюлем в цветочек. Выглянул в окно и увидел стену противоположного дома с потёками от недавнего дождя.

Внизу выделялось цветастое пятно детской площадки, откуда доносились радостные крики малышни, и стояли скамейки. На скамейке у площадки сидели бабки.

Филинов прошёл на кухню. Там возился эксперт. Следователь посмотрел на упаковку пирожных в прозрачной пластиковой коробке. Коробка и стоящая рядом бутылка дешёвого вина покрылись пылью. С круглой жестяной баночки на краю стола смотрела улыбающаяся килька в полосатой фуфайке.

Продукты на раскладном столике были нетронуты. Очевидно, хозяйка в квартиру так и не вернулась. И, очевидно, у неё было назначено свидание.

Филинов посмотрел, как эксперт рукой, затянутой в перчатку, аккуратно переворачивает бутылку, а нарисованная на этикетке кудрявая дамочка с осиной талией повисает вниз головой, и вышел в коридор.

***

— Ленок, у тебя нет знакомых в системе образования? — спросил Филинов, досадливо морщась. Леночка подошла, взглянула на экран.

— Это её девочка? — Леночка пригорюнилась. Она знала, что шеф терпеть не может навещать безутешных родственников.

— Вот ведь пакость, — следователь поморщился, — ты знаешь, сколько стоит один год в интернате?

— Ну…

— А я сейчас вот узнал. — Филинов раздражённо оттолкнул от себя чашку. Он ещё не завтракал, и кофе, поданный сердобольной Леночкой, пришёлся весьма кстати.

— Будете ещё? — спросила девушка, забирая чашку. — А то вас документы дожидаются. По фирме «Бейбиберг». Сами просили, а смотреть не смотрите.

Филинов зарычал, проводив её взглядом. Строго говоря, Леночка не была ему должна ничего. Она вообще, по глубокому её убеждению, никому и ничего не была должна.

Леночка была практиканткой. По рекомендации руководства отдела, заметившего в своё время старательную девочку на побегушках, она отправилась учиться. Потом девушка неоднократно озаряла своим присутствием стены отделения, и, когда она явилась на практику, её приняли как родную.

Леночка была скромна, понятлива, расторопна, но никому уже не давала сесть себе на шею, и любители погонять безответных практикантов, после нескольких кавалерийских наскоков на новенькую так же резво и отскочили, неся моральные потери.

К Филинову Леночка прониклась неожиданной, почти материнской заботой, что вызвало у коллег зависть, и породило неуместные шутки. В чём дело, простодушный в некоторых вопросах Филинов выяснил, случайно подслушав разговор двух коллег-полицейских женского пола.

Он тогда уронил на пол отчёт за квартал. Отчёты по старинке приходилось дублировать на бумаге, каждая бумажка была на счету, и завскладом просто зверствовал, выдавая под расписку каждый клочок. Поэтому следователь, отдуваясь и поминая всех святых, заполз под стол, и принялся вытягивать, осторожно скребя по полу кончиком пальца, драгоценный листок. За этим занятием он провёл достаточно времени, чтобы услышать разговор двух заскочивших в кабинет дам. Дамы принялись сплетничать, не заметив Филинова, и он узнал много интересного о своей особе.

Оказалось, Филинова считали в отделе чем-то вроде живого талисмана. Было замечено, что стоит с ним поработать в паре, или под его руководством, как напарник вскоре уходит на повышение. А если напарник женщина, то тут уже совсем хорошо. Дамы щебетали, и он узнал, что стоит женщине поработать в обществе старого доброго Филинова хотя бы квартал, она или тут же забеременеет — при самых неблагоприятных доселе прогнозах медиков — или получит прекрасный старт своей карьере. При этом сам Филинов об этих обстоятельствах ни сном, ни духом.

Дамы ушли, а следователь потом ещё долго сидел на полу, забыв о забившемся под стол отчёте, и вспоминал всех работавших с ним девиц и прекрасных дам.

Филинов встал с нагретого стула и прошёлся по кабинету, помахивая руками в попытке изобразить упражнение из утренней гимнастики. Фото девочки с наивными глазами из-под густой чёлки стояло перед глазами, и он помотал головой:

— Уймись, дурак.

Упал на стул, придавив брошенный на спинку пиджак.

— Ох, уймись, уймись, моя тоска, — пропел тихонько, выводя на экран документы, присланные фирмой «Бейбиберг».

***

Коридор, скупо освещённый тусклым светом дежурной лампы. Густые тени по углам, неестественно резкие, как это бывает при записи с камер. Доминируют два цвета: серый и грязно-чёрный. Никого и ничего.

Добросовестная Ксения Леопольдовна прислала следователю всё, что смогла. Филинов смотрел, потирая покрасневшие глаза. Хуже нет, копаться в чужих документах. Сам чёрт ногу сломит, проворчал следователь, чувствуя, как немеет отсиженный зад.

Холл. Площадка перед коридором, ведущим к двери в лабораторию. У стены стол охранника с лампой на кривой цыплячьей ножке, привинченной сбоку.

За столом сидит охранник. Куртка одного цвета с рубашкой, и на экране они сливаются в одно серое пятно. Голова склонилась над столом, над развёрнутым журналом. Филинов всмотрелся. Журнальчик для мужчин. Понятно.

Запись отматывалась, менялись цифры счётчика времени. Следователь смотрел, как охранник сидит за столом, изредка переворачивая страницы, иногда поднимая журнал, и вертя под разными углами на красочных разворотах. Потом мужчина заёрзал на месте.

Следователь уже догадывался, в чём дело, и правда, скоро охранник отложил журнал и поднялся с места. Торопливо вышел из-за стола и направился по коридору за угол.

Вернулся, отдуваясь и одёргивая куртку, сел на стул. Посидел. Потом опять вскочил, и Филинов имел возможность наблюдать повторившуюся несколько раз картину его торопливого похода в туалет.

Наконец охранник, положа одну широкую ладонь на живот, вытянул из крепления на ремне служебный коммуникатор, и ткнул пальцем в кнопку вызова. Губы его при этом шевелились, но Филинов не слышал ни звука. Послав сообщение, охранник, убрав коммуникатор, снял кепку, отёр вспотевший лоб и направился привычным маршрутом в туалет.

Опять пустой коридор, счётчик времени размеренно отматывает цифры. На столе журнал под кругом света от лампы отбрасывает блики. Вот появился Макс Фоскарелли. Его высокая фигура в форме появилась из-за угла коридора. Фоскарелли прошёл сначала к опустевшему столу, затем развернулся, и ушёл к туалету. Какое-то время его не было видно, затем он появился снова и направился прямо к двери в лабораторию. Дверь виднелась с края экрана. Филинов помассировал уставшие глаза и напряжённо всмотрелся в мерцающее изображение.

Охранник возился у замка. Судя по движениям рук, он провёл своим удостоверением в пазу идентификации. Ещё несколько телодвижений, и дверь открылась. Неторопливо втягиваясь в стену, скользнуло полотно сверхпрочного непрозрачного стекла. Потом охранник прошёл внутрь, и дверь за ним закрылась.

Филинов нажал на паузу, задумчиво поскребся под подбородком. Он вспоминал пункты инструкции, написанные специально для таких случаев. Что-то здесь было неправильно. Хотя он знал, что в мелких фирмах нарушение инструкций не редкость.

Следователь отжал кнопку, изображение ожило. Дверь в лабораторию скользнула в пазах, закрылась за вошедшим внутрь Фоскарелли, и коридор опустел на время. Потом появился другой охранник, подошёл к столу и прислонился к стене.

Полюбовавшись на него некоторое время, Филинов открыл другую запись. Запись с камер в лаборатории. Торопливо прокрутил до нужной отметки.

Вот открывается дверь, и входит охранник. Виден только его силуэт в тёмной форме. Куртка и рубашка — одно серое пятно. Смутно белеет лицо под козырьком кепки, надвинутой на лоб. Следователь поморщился, напряжённо вглядываясь в экран. Фигура человека отбрасывала мутную тень, и то и дело сливалась с фоном стены. Видно было отвратительно. Если бы он не видел предыдущей записи, он бы не понял, кто зашёл в помещение.