И когда я смотрел на преступника, неприятно захолодило… сами догадайтесь, где.
– халь похвать нехохо… дахи бы похное пхохение… денхи… загыл бы…
– Полное прощение тебе уже вряд ли поможет… – Засомневался я.
– мах вылехил бы…
Маг? Тут маги и ТАКОЕ лечат?
– помохех?
«Поможешь?» Помочь? В чем? Смысл просьбы я не сразу понял. Подумал вначале, что преступник принял меня за мага (ну, да в розыскном листе же писалось, что я всю свою деревню… с помощью «Запретной магии»…) и хочет, чтобы я снял его с кола… Но когда понял, чего он хотел на самом деле, долго не колебался. Сунул руку за пазуху и нащупал один из ножей:
– Кого убил-то?
– семью лыбаха… всех… – Ощерился убийца страшным ртом.
Провоцирует.
А зачем я его спрашивал-то? Вон же табличка… И насиловал, и убивал… Рука сама дернулась вперед с зажатым в ней ножом, одновременно поворачивая лезвие, чтобы оно не застряло между ребрами. Тупой чмокающий звук. Шест, на который был насажен преступник, чуть качнулся… Нажатие на рукоятку, чтобы лезвие внутри тела нанесло большие повреждение… Рывок назад и чуть в сторону, чтобы кровь не попала на меня… Как единое движение.
– Не бойно… – Оценил убийца. – Умееф…
Его глаза стекленели, а у меня на секунду снова заболела голова и боль это опустилась вниз колючей волной, бросая в холодный пот… Каким-то скупым и очень привычным движением я махнул ножом в сторону, стряхивая кровь с клинка, старательно оттер лезвие об одежду преступника и, ловко крутанув рукоять между пальцев, спрятал под жилетку.
– Да, теперь умею.
Ну вот, еще один подарок эльфа-Саоми, думал я отстраненно. Спасибо, старик! Умение обращаться с ножом пригодится в огромном портовом городе… Только почему-то радоваться не тянет – умение ловко обращаться с ножичком против драконов не котируется ни разу…
И? Зачем я это сделал? Сидел преступник на дыбе, заслуженно мучился за жестокое убийство пятерых человек… Оборвать мучения – это, конечно, «очень блаародно», дон Ткачев, но местное общество вряд ли оценит ваш гуманизм и борьбу за права животных.
И почему никого из представителей власти не было рядом?
Настроение стало… никаким.
А боль не прошла… Двумя жгучими ежиками поселилась на кончиках ушей. Да так раздражающе, что я невольно схватился за них руками…
Спасибо, дядя Саоми! Спасибо вам еще раз! Знал бы в какую сторону – поклонился бы…
Уши, самая демаскирующая часть моего тела, стали обычными, человеческими…
– Ну, что там?
– Что? Что?! Да я даже представить себе не мог, что за моей спиной проворачивают эти ничтожества – Стасюк и Вар-Кир-Садр. Я всегда тебе говорил, не стоит связываться с гномами! Не стоит! Обманут, и даже не заметишь! Обманули! А ведь на треть с ними договаривались! Обманули, дряни! Под петлю подвели! И хорошо, если только под петлю… Как бы колом не закончилось!
– Ну, может быть, не все так страшно…
– Поздно, драгоценная моя! Поздно! Там, в моем кабинете, за моим столом сидит самый настоящий Его Сиятельство князь Картли! Князь Картли! Сам! Лично! Изволил вызвать меня на мое рабочее место! И сейчас милостиво интересуется: почему? Почему продолжается безобразие, при котором Протекторат ежегодно теряет полмиллиона звондов с портовых пошлин? А мне-то эти тарговы выкормыши говорили о четверти! О четверти миллиона!
– Ах!
– Да, дорогая моя! Если дело дошло до того, что Его Сиятельство лично – ЛИЧНО! – разбирается с этим делом, то скоро и дознаватели…
– Тарг!
– А вот не надо было подводить ко мне этих скользких типов! Не надо было принимать от них эти идиотские подарки!!! Зачем тебе была нужна эта бессмысленная аляповатая статуя? Вот зачем?! Ну и что, что позолоченная? Той позолоты на десять звондов!
«Какие милые подробности! Позолоченная статуя, надо же… Как детишки малые – даже неудобно…», – Олег с наслаждением отпивал маленькими глоточками самый настоящий кофе, прислушиваясь через «Поле тишины» к паническому шепоту в приемной, куда пулей вылетел из своего кабинета губернатор… - «Я понимаю: скакуна королевских статей… или кровей?… долю в предприятии… или что тут у них в качестве борзых щенков идет? Но статУю… Хе!»
Женушку в магистрат пристроил? Или любовницу? Какие простые тут нравы, какая прямота души и стремлений! Статую! Позолоченную!
Бургомистр «раскололся» и «поплыл» через пятнадцать минут спокойной обстоятельной беседы, в которой Олегу было достаточно делать намеки, задавать наводящие вопросы, после которых глаза огромного дядьки – местного начальника – становились все больше, а руки и губы тряслись все сильнее.
Оценив размеры порта (был прекрасно виден из окон кабинета градоначальника) и узнав о количестве припортовых трактиров, Олег сходу назвал примерные масштабы хищений со стороны администрации порта. После чего, лениво и равнодушно улыбаясь в округлившиеся глаза перепуганного чиновника, сделал предположение о том, что городское начальство, де, в отличие от портового, заработало на этих аферах чуть-чуть побольше. А, господин-пока-еще-бургомистр?
Когда у градоначальника затряслись губы («Да ведь он сейчас натурально расплачется! Да что же тут за коррупционеры такие! Да мне б таких „воришек“ хотя бы десяток!»), Олег, выдержав многозначительную паузу «для закрепления материала», мягко пожурил зарвавшегося чиновника и стал делать легчайшие намеки другой направленности… Личной.
Через минуту бургомистр что-то сообразил и, просияв ликом, скрылся в приемной.
«Время?»
«Двадцать четыре минуты пятнадцать секунд» – Ответил имп.
«Уложился! Молодец! Но – впритык. Тренироваться и тренироваться!» – Олег чуть-чуть расстроился – отнятие конфетки у младенца на победу как-то не тянуло.
Он поставил опустевшую кружку-наперсток на стол и, пристроив сапоги на подоконник и, закинув руки за голову, залюбовался видом из окна…
Его кошки одобрили бы подобную «административную миниатюру»…
«Эх! Пантерки моей тут не хватает с Черной Трубкой… И Мисаки! И малышки Чи! Да и Агнесс с удовольствием поигралась бы… Может, ввести в ее учебную программу участие в „мозговых штурмах“ „следаков“ по экономическим делам?»
Глава 11
Вас когда-нибудь брили опасной бритвой? Не вы сами, а – вас? Ощущения незабываемые. Особенно, в первый раз.
Восемь серебрушек из моих невеликих запасов ушли брадобрею. И это я еще неплохо сторговался, сбив цену с дюжины, мотивировав малым количеством щетины и ее мягкостью, после которой даже бритву направлять не придется…
Цены в пригородах Микета не просто кусались – они вгрызались в тело кошелька, вырывая из него огромные кровоточащие куски!
Брил он меня опасной бритвой… хотя на столике я заметил знакомый до слез простенький «Жилетт»:
– Несподручно. – Объяснил он, перехватив мой взгляд. – Хоть и чисто бреет, но головки к ней очень дорогие и изнашиваются быстро. И несподручно других брить. А себя – самое мило дело.
– Это ж сколько драть с клиентов приходится! – Возмутился я.
– Соображаешь. Но есть такие, кто требует только ею брить. Ну, я чужие деньги считать не собираюсь – если лишние есть, пусть приносят…
– Если деньги есть, чего тогда они сами не покупают?
– До-ро-го. – По слогам, как несмышленышу, объяснил брадобрей. – Не для простых людей игрушка. А тех, кто такую купить может, я не пользую.
Как же мне до упаковки этого шедевра парикмахерской мысли добраться-то?
– Если такая дорогая, чего так лежит? К ней шкатулка серебряная должна быть!
– Много ты понимаешь! – Опасно подергали у меня перед глазами лезвием бритвы. – Шкатулка есть, но я ее не выкладываю – потому что не серебряная она, а… из чего-то странного. Вроде и стекло, а вроде и не стекло… А ну как упадет – разобьется?