Сблизился Родс и с генералом Китченером. Тот еще не достиг вершины военной карьеры, не был еще военным министром, как в первую мировую войну, когда он и погиб, направляясь в Россию на крейсере, который в пути подорвался на германской мине. Не был еще ни фельдмаршалом, ни графом Хартумским. Но считалось, что, разгромив государство махдистов в Судане, он смыл пятно позора с британской армии: махдисты в 1885 году одержали победу над англичанами под Хартумом и убили генерала Гордона.

Еще большую популярность Китченер приобрел в столкновении с французским отрядом у суданской деревушки Фашода. Если бы французский план удался, надежда на осуществление идеи Кейптаун — Каир рухнула бы сразу. За спиной Китченера стояла Англия, за спиной офицера по имени Маршан — Франция. Маршану пришлось уступить.

Легко представить себе, какое родство помыслов почувствовали тогда Родс и Китченер. Когда-то Родс обсуждал свои замыслы с генералом Гордоном. Оказавшись в 1899 году одновременно с Китченером в Англии, он полюбил беседы с ним в лондонских парках, во время утренних прогулок верхом.

В июне 1899-го Родс и Китченер были одновременно провозглашены почетными докторами Оксфордского университета. Церемония проходила торжественно. Съехался «весь Лондон». Родс и Китченер бок о бок шли между рядов публики, как олицетворение величия и славы Британской империи. Их фотографировали. Им рукоплескали.

В журнале «Русское богатство» Шкловский рассказал об этой церемонии так:

«…Я, вместе со многими лондонцами, явился в Оксфорд, чтобы присутствовать при том, как Сесил Родс возьмет докторскую мантию, несмотря на протесты профессоров. Дело вот в чем. В 1891 г. легат Оксфордского университета уведомил Сесила Родса, что ему дано звание доктора honoris causa. Родс тогда еще не был «Наполеоном»; его физиономия не определилась; его имя не соединялось так странно с историей разбойничьего набега. Родс был тогда непопулярен среди джинго, так как дал 10 тысяч фунтов стерлингов на ведение агитации в пользу гомруля. Много лет Сесил Родс не являлся за получением мантии и явился тогда, когда «слава» его вполне определилась. Оксфордские профессора протестовали, но решение сената не уничтожается временем. Джинго решили воспользоваться появлением Сесила Родса, чтобы устроить демонстрацию против «анархистов», как они живописно назвали всех профессоров, подписавших протест. Вот раздались крики «ура» и звуки величальной песни: «Он славный, веселый парень!» На эстраде появился высокий, плотный мужчина, начавший уже значительно округляться, с толстыми, как налитыми, лоснящимися щеками. Прежде всего наглые глаза да чувственные, ярко-красные губы.

— Не глядите боером! — крикнул один с галереи.

— Как поживает Крюгер? Вы его еще не отправили к праотцам? — крикнул другой.

— Veni, vidi, vici!

— Как по-латыни будет Родс (Rhodes), — спрашивает одна группа, а другая на это отвечает:

— «Родосский Колосс».

Снова гремят крики «ура».

Китченер превозносил не только Родса, но и Джемсона — даже как бессребреника. «Он мог бы создать состояние, а сам сидел без гроша! Он был по-настоящему славный малый».

Похвалы пионерам тоже были для Родса поддержкой. Вот один из бесчисленных примеров такого прославления: статья о Бенджамине Уилсоне, который, как и Фрэнсис Томпсон, получил прозвище Матебеле. Статья в лондонском журнале «Сауз Африка» 18 марта 1899 года начиналась так: «Визит Матебеле Уилсона — это как дыхание южноафриканских степей. На заурядного британского варвара с его дряблым телом и еще более дряблой моралью такой человек оказывает оздоровляющее влияние. Нравственно, это как юго-восточный ветер, наполняющий озоном из пустыни легкие, которые редко осмеливаются глубоко дышать в давящей атмосфере «цивилизованной» жизни».

Один из пионеров, американец Фредерик Банхем, опубликовав свои воспоминания, предпослал им в качестве эпиграфа фразу генерала Гордона: «Англию никогда не создавали ее государственные деятели; Англия была создана ее авантюристами». Это утверждение было в те годы популярно — и оно тоже стало для Родса поддержкой, тем более что, как известно, генерал Гордон высоко ценил Родса.

Да и сколько еще людей, популярных в тогдашней Англии, оказали поддержку Родсу!

Да, фильм, который, наверно, все мы любим. «Жестокий романс». Но все ли знают, что сам-то романс — на стихи Киплинга?

В каких только обличьях не представал перед нами Киплинг с тех пор, как его начали переводить на русский язык больше ста лет назад!

Могло бы ему, ненавистнику коммунизма, прийти в голову, что его стихотворение будет положено на музыку в Советском Союзе, да еще станет в центре популярного фильма?

Или что в военных лагерях и на стройках сталинского времени студенты-комсомольцы будут петь об Африке, которую никто из них не видел. А мы пели:

В Англии слава Киплинга померкла задолго до его кончины. На его похороны не пришел ни один известный английский писатель. А у нас его влияние испытали Гумилев, Тихонов, Симонов, а потом Высоцкий, Галич… Хотя запрещали его в нашей стране неоднократно. В последний раз не в фаворе оказались его стихи об англо-афганской войне. «Поверни от стен Кабула…» С конца семидесятых — ненужные параллели.

Но кто был кумиром для Киплинга? Родс.

Он сблизился с Родсом в первые месяцы 1898-го, когда долго жил на юге Африки. Отправился на поезде в Родезию, ездил на велосипеде по Булавайо и его окрестностям. Внимательно приглядывался к бурам.

Певец величия Англии, Киплинг был уроженцем Индии, женился на американке и одно время хотел обосноваться в Америке. Из-за всего этого он, должно быть, чувствовал себя в Англии как-то непросто. Родс был ему близок вдвойне — и верой в особую историческую миссию «Великой Британии», и как человек, проживший много лет вдали от Британских островов.

Киплинг мог в своем письме делиться с ним горестными мыслями о том, что Англия, в сущности, лишь маленький и довольно затхлый краешек земли. И вместе с тем именно в долгих разговорах с Родсом созрели его идеи о великом Pax Britanica и вообще о миссии белого человека. Свое стихотворение — «Несите бремя белых» — он написал в период близости с Родсом и опубликовал в «Таймсе» 4 февраля 1899го. Не было ли оно стихотворным пересказом идеи Родса — той, с которой начинается эта книга, — о роли младших сыновей в распространении англосаксонского могущества? Стоит только вслушаться:

В одном из первых английских исследований творчества Киплинга, еще в 1900-м, его назвали «Сесилом Родсом в литературе».

Преклонение Киплинга перед Родсом было настолько велико, что в весьма краткой автобиографии, маленькой книжке «Немного о себе», он снова и снова возвращается к личности Родса, говорит о его замыслах, цитирует его слова, излагает его разговоры, рассказывает о его привычках, обычаях, царивших во дворце Хруте Скир.

Вспоминает даже о самой первой встрече в кейптаунском ресторане в 1891 году, когда Киплингу сказали, что человек, сидевший неподалеку от него, — Сесил Родс.