Начальник штаба вызвал к себе заместителя Сидорова — сам Сидоров находился на излечении в медсанбате — и сказал:

— Есть сведения — гитлеровцы на нашем фронте концентрируют большие силы. Видимо, рассчитывают, что мы перебросили с севера свои основные силы для укрепления центральных фронтов и поэтому им легко удастся овладеть Мурманском. Надо взять «языка», чтобы точнее узнать замысел их командования. Приготовьте группу в пятнадцать человек во главе с командиром взвода и план операции. Жду вас через два часа.

Разведчики ушли на задание поздней сентябрьской ночью. Но еще по пути на объект группа напоролась на вражескую засаду. Командир группы был убит, трое разведчиков ранены. Остальные после короткого боя вынуждены были вернуться. Поиск был сорван.

Когда об этом доложили Ильдарскому, он помрачнел, даже пригрозил отдать заместителя командира разведчиков под суд за плохую организацию поиска. Попало и Сидорову, который, услышав о провале разведки, не мог больше оставаться в медсанбате.

— Взять «языка» необходимо… Вы понимаете меня, капитан? — сказал комбриг, медленно произнося каждое слово.

— Понимаю, товарищ полковник.

— Идите.

Сидоров четко повернулся и вышел из землянки. А наутро следующего дня Ильдарскому доложили, что разведчики снова вернулись ни с чем. Они уже ворвались в расположение противника, но вражеское боевое охранение, оставив посты, убежало к своим основным позициям.

Вся бригада была взволнована.

Ильдарского срочно вызвали в штаб армии.

Возвращения его с нетерпением ждали все, начиная от начштаба и кончая солдатами боевого охранения. Особенно ждали разведчики; они ходили насупленные, пряча глаза.

Галиму Урманову было тяжело вдвойне. Комбриг, вероятно, не забудет этого дня и, когда рано или поздно узнает об их отношениях с Мунирой, вероятно, посмотрит на Галима с презрением. Никакие прежние заслуги не могут оправдать его. Да что прежние заслуги, когда в такой момент опозорились на всю бригаду!

— Этот позор мы можем смыть только своей кровью! — громыхал в землянке разведчиков Верещагин. — Вот так, только кровью!

Ильдарский вернулся уже под утро. В штабе собрались почти все старшие командиры. Он вызвал к себе начштаба и командира разведки Сидорова. Когда они входили, Ильдарский делал какие-то отметки на карте обороны бригады. Он отложил толстый красный карандаш и попросил доложить, что было в его отсутствие.

— Ну, каковы успехи? — спросил он язвительно и краем глаза покосился на Сидорова. Суровое крупное лицо его при свете керосиновой лампы казалось еще более сумрачным и строгим. Он спросил о поведении противника за день.

Начштаба сделал подробный доклад. Почти весь день гитлеровцы вели пулеметный обстрел, их мелкие группы дважды появлялись перед нашими позициями, но были рассеяны пулеметным огнем. Потерь нет. Во время артиллерийского налета легко ранен один боец.

После расспросов и указаний, что надо делать немедленно, Ильдарский сухо сказал:

— Итак, мы прославились на весь фронт. Но от такой славы хорошо бы всем быть подальше. Командующий армией приказал мне сделать самые строгие выводы. О своем решении я сообщу вам к утру. Наши соседи взяли «языка». Немцы собираются наступать. Нам надо быть в боевой готовности.

Рано утром воздух гудел от десятков моторов. Немцы бомбили наш передний край. Спустя несколько минут промчались наши истребители. Отсюда, с позиции бригады Ильдарского, не было видно воздушных боев, которые происходили над участком главного удара немцев, но можно было догадываться, какой силы артиллерийский огонь там бушевал. Горы стонали, горизонт все больше заволакивало черным дымом.

А на участке Ильдарского было затишье. Оно продолжалось и на следующий день. Бойцы бригады с жадностью ловили каждую весть о ходе боев. А вести были добрые. Все яростные атаки гитлеровцев отбивались успешно. Наши позиции неприступны.

— Нет, тонка стала у немца кишка. Куда девалось прежнее нахальство…

— Сшибли петушку гребешок, — говорили бойцы.

Ильдарский с самого начала гитлеровского наступления приказал своим разведчикам не спускать глаз с врага, следить за каждым его шагом, предугадывать его намерения. Теперь на ничейной полосе хозяевами были не немецкие разведчики, а наши.

Разведчики доложили, что на стыке между бригадой и левым ее соседом гитлеровцы начали накапливать силы. Ильдарский быстро связался с командиром соседней дивизии. Генерал сообщил, что у него тоже имеются такие сведения.

— Надо немедленно проверить эти данные, — сказал Ильдарский начальнику штаба и начальнику разведки. — Необходимо сегодня же ночью достать «языка». Организацию этого задания возлагаю на вас, капитан, — обратился он к Сидорову, — Приготовьте план и принесите мне на утверждение. Надеюсь, на этот раз не подведете.

Сидоров, вернувшись к себе, немедленно сел за план. Брать «языка» с переднего края было очень рискованно. Ясно, у них там сейчас повышенная бдительность, усиленные посты. Надо брать «языка» там, где противник этого не ждет.

Правое крыло бригады упиралось в озеро шириной более километра. Зимой, когда оно замерзало, разведчики легко пробирались на тот берег. Летом это было потруднее. Гитлеровцы считали себя с этой стороны в относительной безопасности и, естественно, вели себя здесь более беспечно. Однако было известно, что на противоположном берегу имеются различные противопехотные препятствия, а дальше — основные оборонительные позиции противника.

Составляя план ночного поиска, капитан Сидоров остановил свой выбор именно на этих местах. Объектом действия он избрал пост противника, который находился в трехстах метрах от землянок. Озеро форсируют на лодках. В одной лодке четыре разведчика — группа захвата — и двое саперов; в другой еще шесть разведчиков — группа прикрытия. Чтобы заглушить и всплеск весел при форсировании озера, наши автоматчики, пулеметчики и минометчики откроют огонь по обороне противника. Вместе с тем огонь этот будет не настолько силен, чтобы привлечь внимание противника.

В группу захвата капитан Сидоров назначил Верещагина, Шумилина, Ломидзе и Урманова.

Полковник утвердил план и пожелал удачи.

— Стоп! — сказал Верещагин, который был назначен старшим группы, — Прежде, чем плыть, пошевелим мозгами. Старшие командиры не могут же все продумать за нас. Наши лодки какого цвета?

— Известно, темные, — сказал один из разведчиков, не понимая, к чему клонит старшина.

— Так вот что я вам скажу. Опыт показывает, что ночью на воде менее всего заметны предметы, окрашенные в серый цвет. Поэтому предлагаю перекрасить лодки в серый цвет.

В назначенный час все двенадцать человек были на берегу озера. Урманов, как и другие, надел маскировочный халат прямо на голое тело. В таком виде можно, если противнику удастся потопить лодки, плыть достаточно долго. Кроме того, на дне лодок лежали спасательные круги.

Урманов, ежась от ночного холода, вглядывался в мутную темень, скрывавшую противоположный берег. Капитан Сидоров шепотом давал последние указания.

Наши открыли автоматно-пулеметный огонь. Спустя минуту Сидоров сказал:

— Пора!

Верещагин, за ним остальные прыгнули в двухпарную лодку. Урманов и Ломидзе сели за весла. Лодка стремительно понеслась к противоположному берегу. За ней тронулась вторая.

Верещагин, лежа на носу лодки, зорко смотрел вперед. С каждым взмахом весел очертания противоположного берега выступали все яснее. Если не считать стрельбы своих, было тихо. Сердце стучало так, что удары его, казалось, должны были слышать другие, да почему-то уж очень гулко опускались в воду весла.

Причалили несколько правее поста. Первой вышла на берег группа захвата и залегла в прибрежных камнях. Только саперы поползли вперед. Они проделали проход в минном поле, перерезали спираль Бруно, растащили рогатки. Когда путь был свободен, Верещагин повернулся к товарищам и махнул рукой. Бесшумно, как ящерицы, двигались они вперед, до крови обдирая руки и колени об острые камни, но не чувствуя в этот момент никакой боли.